— Это и есть утерянные знания древних мудрецов?

— Знания, что я тебе показала, не «утерянные», доченька. Но это и не знания, которым можно научиться. Эти знания — уже внутри нас. Мы рождаемся с ними. Это дар от Великого Создателя. Мы забыли их, когда разрушился Третий Мир, но теперь заново вспоминаем.

Неожиданно на горе материализовался Фарадей — высокий, худой, бородатый, с поразительными чертами лица и измученным взглядом. Моргана, открыв рот от изумления, посмотрела на него. Казалось, он не замечает ее присутствия.

— Вы зовете меня Паана, — неистово закричал он. — Когда мы с Джоном Уилером были в гостях у хопи, они сказали мне, что это имя давно заблудившегося белого брата, возвращения которого они ждут.

— Так ты не он? — спросила старая женщина.

— Я не люблю никого обманывать. Я просто человек. Я лишь простой грешник, который ищет дорогу к Богу.

Старая женщина нахмурила брови:

— Значит, я пришла слишком рано.

— Для чего?

— Мой народ верит, что, когда мы вспомним знания древних мудрецов, наш заблудившийся белый брат вернется и принесет с собой век мира и процветания. Сказано, что последний шаман возвестит о приходе Пааны. Я думала, что я — последний пророк, но, может быть, это ты, Фарадей Хайтауэр. Или кто-нибудь еще, кто придет после тебя. И когда он, или она, пойдет по земле, это будет означать, что наш белый бородатый брат вернулся.

Моргана вдруг заметила, что звезды поблекли, небо стало светлеть, желтый рассвет озарил горизонт, залив столовые горы и равнины, ущелья и долины священным золотым светом.

Когда мир снова стал ярким и цвета запестрели веселыми оттенками, а ветер стал резким и прохладным, старая женщина сказала Моргане:

— Ты должна знать кое-что о матери моего народа. В качестве отличительного знака племени, к которому принадлежала Ошитива, она носила на лбу татуировку. Она выглядела вот так. — Старая женщина убрала челку со своего лба, и Моргана увидела в свете яркого утреннего солнца три вертикальные темно-синие линии.

— У девушки с руин тоже был такой знак, — проговорил Фарадей, который не исчез с рассветом солнца, а по-прежнему стоял рядом. — Вы обе из одного племени.

— Нет, Паана. Та девушка — я сама. А ранее, Фарадей, ты помнишь?

— Ранее?

— Ночь, когда ты собирался расстаться с жизнью? К тебе пришел посетитель.

— Ко мне пришла цыганка-гадалка.

— Это была я. Твоя свояченица не видела меня. Она не стучала в твою дверь и не сообщала тебе о посетителе. Все это только тебе казалось.

— Ты — приведение? — спросила Моргана.

— Мы все приведения, доченька. Приведения в шкурах.

— Если ты из другого времени, как же я вижу тебя?

— Мы всегда здесь, всегда. Все и вся. Однажды постигнув суть Целостности, доченька, ты можешь легко перемещаться во времени, потому что время, как и вещество, есть часть целого. Ты можешь послать душу в прошлое и узнать, что было забыто. Ты можешь исследовать настоящее и узнать, что было спрятано. Ты также можешь заглянуть в будущее и узнать события, которым предстоит произойти.

— Но почему ты пришла ко мне в образе цыганки? — спросил Фарадей, а Моргана подумала, каким он был красивым, и поняла, почему Элизабет влюбилась в него. Ей хотелось подбежать к нему и заключить в свои объятия, но она не могла пошевелиться.

— Я выбрала этот образ, Фарадей, потому что такая фигура была тебе знакома. Ты принял ее за настоящую, не так ли? Как бы ты отреагировал, если бы я предстала перед тобой такой, какая я сейчас, дикой индейской старухой, вы так нас называете? Я хотела, чтобы ты пошел на это испытание, а не убежал от него!

Моргана признала, что это было разумно.

— Но почему было просто не сказать моему отцу обо всем этом по возращении в Бостон?

— Он должен был отправиться в это путешествие, чтобы испытать себя. Дорога, по которой он шел, была тяжелым испытанием.

— Вы были уверены, что он пойдет на это? — спросила Моргана.

— Мужчины рождены, чтобы охотиться, доченька. Это их природа. И не важно, охотится ли мужчина на лося или ищет духовные истины. Это желание было в нем — очень сильное желание. Я знала, что он откликнется на зов.

— Но почему именно мой отец, а не кто-нибудь другой?

— Потому что он потерял веру, доченька. Как и Господин Хакал. Как и я. Как и ты, как я подозреваю. И, потеряв веру, мы все четверо оказались на дороге прежних открытий. Наши судьбы были переплетены со дня основания мира. Я должна была стать девушкой Центрального Места, чтобы вспомнить знания древних мудрецов. Вы с отцом должны были познать заново эти мудрые истины от меня. Мы есть начало Пятого Мира, доченька, Золотого Века.

Пока Моргана слушала голос веков, внимая каждому слову, она чувствовала, как новая сила наполняет ее тело. Ей казалось, что если сейчас она взмахнет руками, то воспарит к небу, как орел. Именно так чувствовала себя Ошитива, когда раскрашивала кувшин и осознавала, что он собой представляет?

В следующий момент Моргана призналась себе, что она боялась очень многого и управляла своей жизнью из страха. Но теперь она знала, что нет ничего на свете, чего можно бояться. Все естественно, все было в естественном порядке вещей, даже трагические события, даже смерть. Жизнь — в равновесии. Взаимосвязь. Человек и вселенная. И она также поняла, что, как бы ни хотел человек быть вне общества, он всегда будет связан с человечеством.

— Ты действительно Ошитива? — спросила она, дрожа от благоговения.

— Я покажу тебе, — сказала старая женщина и тут же на глазах превратилась в молодую девушку. Ее серебристые волосы стали черными, косы исчезли, и над ушами появились «соцветия тыквы». Красивое лицо, круглое и медно-красное, с миндалевидными глазами и робкой улыбкой на устах. Моргана знала, что смотрит на Ошитиву, какой она была восемь столетий назад.

— Вам интересно, почему мой народ никогда не возвращался в Центральное Место? — спросила молодая девушка. — Там было слишком много зла, горя и печали. Мой народ стал неверующим. Нечестивость вторглась в нашу культуру. Мы превратили священные ритуалы в праздничные игры. Мы использовали кивы в качестве спален. Мы забыли молитвы, законы и богов. И тогда у нас началась засуха и голод, и мы вынуждены были бежать в чужие земли и жить там чужаками. Когда мой народ ушел из каньона, они объявили его запрещенным и больше в него никогда не возвращались. Но Люди Солнца, которых вы называете «анасази», все еще здесь. Мы живем на склонах гор и на кукурузных полях, и мы вернулись к образу жизни наших древних предков, соблюдая священные ритуалы и следуя законам. Мы снова живем в гармонии.

Она вздохнула, задумчиво посмотрела на солнце и сказала:

— Теперь я должна вас оставить.

— Подожди! — воскликнула Моргана. — Не уходи!

— Я умерла много веков назад, доченька, и меня похоронили. Мои кости давно превратились в прах, но душа, как ты видишь, продолжает жить. Так же будет и с вашими душами, и душами ваших любимых. Это было послание, ради которого я была рождена, а теперь я оставляю вас, чтобы воссоединиться со своей семьей и с душой Господина Хакала, которая ждет меня.

И она растворилась перед глазами Морганы: старая индейская женщина, цыганка-гадалка, девушка из племени хопи, Ошитива.

И Фарадей тоже исчез, предварительно улыбнувшись ей знакомой улыбкой и помахав на прощание рукой.

Моргана снова оказалась в темной холодной киве. Она сидела на твердом полу, а на коленях держала открытый дневник.

— До свидания, папочка, — прошептала Моргана, не понимая, что только что произошло, но чувствуя, что ей дали последний шанс увидеть отца. Наполненная грустью, благодарностью и радостью, она успокоилась и тут с ужасом заметила, что костер потух. В киве было холоднее, чем в морозильной камере. Изо рта шел пар. Подняв глаза кверху, она увидела черное небо. Снаружи по-прежнему ночь? Когда же наступит рассвет?

«А может, я уже просидела здесь и день, и следующую ночь? Может, я читала днем и даже не заметила этого?»

Теперь она могла сжечь только свою одежду. Но она должна была поддерживать огонь, чтобы на поверхность поднимался дым и чтобы можно было читать, так как фонарики уже потускнели. Импульсивно стянув с себя блузку, она бросила ее в яму и поднесла к ней спички. Скоро в киве снова пылал теплый золотистый огонь.

Осталось прочитать всего несколько страниц.


«Какие видения посещали меня! — писал отец. — Я всю жизнь мечтал о видениях — о таких, какие были у Эллен Уайт. И теперь я тоже счастлив, потому что я видел не только образы и видения, а еще и свою дочь, взрослую и красивую. Это подарок от Ошитивы. Теперь я могу умереть спокойно, потому что я знаю, что с Морганой все будет в порядке.

Но Ошитива подарила мне еще столько всего! Однажды я набросился на труды человека по имени Альберт Эйнштейн и работы других ученых, которые следовали, как думал я тогда, по пути, не угодному Богу, исследуя атомный мир. Поскольку Бог был таким всеобъемлющим в моем сознании, новое направление в исследовании менее значительных сущностей пугало меня. Мы мчались в разных направлениях от Бога. В своих страхах я, бывало, кричал. Как могут такие бесконечно малые величины быть священными?

Но теперь я знаю, что современные физики, Альберт Эйнштейн и Макс Планк, — это знания древних мудрецов, которые начали возвращаться к нам. Какие глупые страхи мучили меня! Даже демоны из каньона Чако, которые, как теперь я знаю, были лишь моей фантазией. Я не смотрел на рисунки, которые я сделал в бреду, с тех пор, как спрятал их в своей папке. Я выну их сейчас и буду рассматривать, пока не погаснет фонарь».


Моргана выронила дневник. Рисунки были здесь?