Сгорая от желания узнать побольше об этой удивительной женщине, но стараясь не выглядеть невежливой, Моргана спросила:

— А мистер Делафилд тоже антрополог?

Элизабет в замешательстве посмотрела на нее:

— Мистер Делафилд?

— Отец Гидеона.

Элизабет не сразу ответила. Она не признавала определения «мать-одиночка». Ее не заботило, что люди говорят о ней, пока она была беременна, и поэтому никогда, как другие женщины в такой же ситуации, не придумывала никаких историй, на которые можно было бы сослаться и сказать, что она вдова. Она вынашивала своего ребенка во время Первой мировой, поэтому куда уж проще было бы распространить версию, что ее муж погиб во Франции.

А когда ей в руки вложили хрупкого, миниатюрного малыша, она вся с головой ушла в заботы о нем, яростно защищая его ото всех. Никто не смел называть ее ребенка ублюдком. Элизабет ненавидела ложь и всегда говорила только правду. Но рождение Гидеона научило ее тому, что иногда ложь бывает во спасение.

— Мы расстались с его отцом еще до рождения Гидеона, — ответила Элизабет и посмотрела на часы. Подходящее время, чтобы вспомнить о телефонном звонке, который ей нужно срочно сделать. — Мне очень жаль, но… — начала она, но ее тут же прервала Моргана.

— О, бедный мальчик! Я ему так сочувствую. Меня отец бросил, когда мне было десять. — Потом она быстро добавила: — Не то чтобы вы плохая мать, доктор Делафилд. Вы хорошая мать, и все это знают. Но у отца есть свое место в сердце ребенка, вы так не думаете?

Элизабет вдруг разглядела тоску в больших глазах Морганы. В ее глазах была и печаль. Элизабет знала, о чем сейчас думает Моргана: почему мой отец бросил меня?

Но это была опасная тема, и Элизабет захотелось уехать немедленно. Когда она уже решила позвать Гидеона, Моргана сказала:

— Люди в округе говорят, что мой отец был талантливым художником. Я помню, как сидела на его коленях и мы вместе рассматривали его рисунки. Но я тогда еще была слишком маленькой, чтобы в этом разбираться. Сегодня я отдала бы все, чтобы на них посмотреть.

Элизабет озадаченно посмотрела на нее:

— А у тебя их нет?!

— Очевидно, он взял их с собой, — ответила Моргана и, сощурившись, окинула взглядом пустыню в полевых цветах. Она напоминала стеганое одеяло.

Элизабет не могла пошевелиться. Сначала местные сплетни о том, что Фарадей украл деньги и сбежал с какой-то девицей, а теперь — его дочь. У нее ничего не осталось от отца, который владел божественным даром бесподобно отображать природу на бумаге. Это уж слишком!

— Простите меня, — сказала Моргана, взглянув на красивый силуэт женщины. — Я обычно не говорю о своем отце. Зная ситуацию Гидеона… — Она пожала плечами. — Знаете, я бережно храню воспоминания, связанные с моим отцом.

Сердце Элизабет разрывалось от волнения. Она тоже бережно хранила воспоминания о нем.

— Если бы мой отец вдруг сейчас предстал передо мной, знаете, какой первый вопрос я задала бы ему? Где ты был? Но еще кое о чем мне давно хотелось его спросить. Мечтаю об этом.

Моргана сорвала с головы соломенную шляпу и откинула назад челку.

— Уверена, вы обратили внимание на мой шрам. Его невозможно не заметить. Не знаю, откуда он у меня. Когда я спрашиваю тетю, она говорит, что это был несчастный случай, и отказывается разговаривать на эту тему. Но иногда, во сне, я вижу отца, который с тревогой смотрит на меня. Он переживает из-за моего лба. Эти сны такие реальные, что иногда я думаю, а не воспоминания ли это. Если бы сейчас он появился, я спросила бы его, откуда у меня этот шрам.

Элизабет хотела сказать: «У тебя не было этого шрама, когда я знала твоего отца. Он показывал мне твои фотографии, и твой лоб был таким же нежным, как крем». Ей также хотелось поделиться с Морганой своими сокровенными мыслями: «У меня тоже много вопросов к твоему отцу».

— Я так стыжусь этого шрама, — продолжала Моргана, надевая на голову шляпу.

Элизабет снова села. О телефонном звонке можно вспомнить и несколькими минутами позже.

— Ты стыдишься шрама? Почему?

— Не знаю. Но я чувствую себя — как Каин из Библии, изуродованный шрамом за грехи. Я думаю, а что, если ожог был не несчастным случаем, а наказанием за что-нибудь? Иногда, когда я смотрю на себя в зеркало, испытываю стыд за понесенное наказание и думаю, а что, если…

— Если что?

Элизабет увидела большие честные глаза.

— А что, если мой отец уехал из-за меня?

— Моргана, ты винишь себя в его исчезновении?

— Моя тетя говорит, что я была очень своенравным ребенком, часто не слушалась. В ту ночь, когда я обожглась, я играла на кухне. Она говорит, что тогда мне велели идти в кровать, но я отказывалась. Беттина утверждает, что когда я оступилась и ударилась о печь, это так меня наказали за то, что я была непослушной маленькой девочкой.

Элизабет нахмурилась. Слово «непослушная» Фарадей никогда не произносил, говоря о своей дочери. И никогда она от него не слышала таких слов, как «своенравный» или «капризный».

— Мой отец ушел от нас после этого случая, — сокрушалась Моргана. — Моя тетя никогда не описывала мне его подробно, но я думаю, что он оставил нас, потому что не мог больше мириться с моими выходками. Он был ученым. Спокойный человек. И не мог больше выносить в своем присутствии такого шумного и беспокойного ребенка, как я.

Элизабет начала беспокоиться. Какими историями тетя кормила свою племянницу? Почему она хочет, чтобы Моргана жила с тяжелым чувством вины и стыда?

— Знаешь, — задумчиво проговорила Элизабет, — пластическая хирургия может все исправить. В наши дни пластические хирурги творят чудеса. Хирург возьмет тонкий слой кожи с какого-нибудь места на твоем теле и пересадит его на твой лоб. Поверь, после этого шрам будет почти невидимым.

— У нас никогда не будет столько денег, чтобы оплатить операцию. И сам шрам меня не беспокоит, — прошептала Моргана и добавила: — Нет, на самом деле. — Конечно, было бы здорово жить без дефекта. Тетя Беттина постоянно напоминает ей, чтобы она не забывала прикрывать шрам. Моргана обычно слышала сдержанный кашель, а когда она поворачивалась, тетя жестом показывала ей на лоб, и Моргана тут же прикрывала ужасный шрам.

— Моргана, — Элизабет почувствовала, как ее тянет к этой девушке, которая была дочерью Фарадея и сестрой Гидеона, — ты слышала о книге Натаниэля Готорна «Алая Буква»?

— Слышала, но не читала.

— Найди, если сможешь, и прочти, — посоветовала Элизабет и решила на этом остановиться; пора уходить. Она поискала глазами Гидеона, но его не было видно.

— Вы знаете, что меня беспокоит? — спросила Моргана, встав и посмотрев по сторонам в поисках мальчика. Она надеялась, что он не забрел слишком далеко. Чуть поодаль, высоко в небе, кружили грифы. — В этой местности все знают историю о старом старателе по имени Джон Лэнг, который повесил на двери своей лачуги записку: «Скоро вернусь». Его мумифицированное тело нашли в пустыне спустя два месяца. Мужчины прокладывали в пустыне дорогу и нечаянно натолкнулись на его тело в зарослях куста. Он был прикрыт холщовым покрывалом, как будто спал, а рядом были угли от его костра и даже кусок бекона, завернутый в бумагу. — Она посмотрела на Элизабет умоляющим взглядом. — Это произошло всего шесть лет назад, доктор Делафилд. Мужчина, хорошо знающий эту местность, ушел в пустыню и там умер. Все говорят, что, скорее всего, он замерз. И меня часто посещают мысли, а что, если мой отец кончил также, и его тело где-то здесь лежит, никем не погребенное?

— Я думала, что он уехал в Мексику, — начала Элизабет, но быстро спохватилась: — Я хочу сказать, что один из постояльцев гостиницы…

— Все в порядке. История моего отца — это часть местной культуры. Все говорят, что он удрал в Мексику с какой-то женщиной. Может быть, это так. Но если это правда, я никогда не прощу его. А если эти истории — вранье?

Такое же подозрение закралось и в душу Элизабет. А потом новая идея пришла ей в голову: может, надо отправиться на его поиски?

Уехать в Мексику таким, способом и жить там, на чужбине, двенадцать лет — это на него непохоже. Даже на Смит-Пике, находясь вдали от дома, он ездил в Барстоу, чтобы отправить им телеграммы. Она подумала: а не нанять ли ей частного сыщика из агентства Пинкертона? Это идея ей очень понравилась. Интересно, предпринимала ли Беттина хоть какие-нибудь попытки найти Фарадея или просто смирилась с его исчезновением?

— А ты ничего не знаешь об отце, — осторожно спросила Элизабет, — кроме того, что он был врачом и художником?

— У меня сохранились лишь ранние воспоминания. Мы с ним были очень близки. Когда он исчез, мне было десять, и после этого тетя Беттина никогда не разговаривала со мной о нем. Она не сохранила ни одной его фотографии, ни одного его письма. Она говорила только об одном — отец отправился в пустыню за золотом.

Элизабет посмотрела на Моргану, вспомнив, что Фарадей вел дневники и записывал все, что узнавал в путешествиях.

— Ты хочешь сказать, — начала Элизабет, и ее брови изогнулись в изумлении, — что у тебя нет ничего, что принадлежало твоему отцу?

— У нас даже нет ни одного изделия из его керамической коллекции. Тетя Беттина продала все, чтобы вложить деньги в гостиницу.

Элизабет потеряла дар речи. Богатое и бесценное наследие Фарадея Хайтауэра исчезло! Но почему его жена так легко избавилась от его вещей, если она надеялась увидеть его снова?

Теплый ветерок трепал рукава и юбку Морганы, и они обе размышляли над тем, куда подевался Гидеон, а пятнистая ящерица, разместившись на соседнем камне, наблюдала за двумя существами, что вторглись на ее территорию. В эти минуты Элизабет приняла решение. Не имеет значения, что делал Фарадей, покинув Смит-Пик. Теперь необходимо, чтобы его дочь узнала о нем правду. Она должна знать, каким праведным человеком и талантливым художником был ее отец.