Как она ни умоляла декана, сколько ни писала петиций в деканат факультета, как ни пыталась задобрить профессора по анатомии, ей не удавалось проникнуть в мир, который, как считали мужчины, принадлежит только им. Она слышала, что в других, более просвещенных университетах, девушкам-студенткам жилось вольготно, но Элизабет не могла себе позволить те просвещенные центры. Если ей не повезет с нью-йоркским факультетом, ей придется вернуться домой, как выразился бы ее отец, «поджав хвост».

Когда Элизабет совсем измучилась от переживаний и не знала, что предпринять, ей на помощь прибыло спасение в лице Кристофера Айверсона, старосты группы, который поглядывал на Элизабет во время лекций по древним цивилизациям. Высокий красавец-блондин, Кристофер был одним из тех, кто терпимо относился к женщинам на территории университета, всегда был вежливым, никогда не делал насмешливых замечаний и даже однажды, когда их взгляды встретились, одарил Элизабет улыбкой.

Как и Моргане, ей тогда было двадцать два года, и она была тайно и безумно в него влюблена.

Это был солнечный день. Элизабет сидела на траве на территории университета и обедала. Вдруг к ней подошел Кристофер Айверсон и спросил, не может ли он к ней присоединиться. Сердце Элизабет подпрыгнуло до небес. Они болтали и ели фрукты; в какой-то неосторожный момент Элизабет открыла ему душу, рассказала о лекциях по анатомии, о своих страхах и переживаниях из-за диплома.

Кристофер нахмурил свои великолепные брови и сказал, что наверняка что-то можно придумать, чтобы решить этот вопрос. Перед уходом он пообещал ей подумать над этим, встал и мигнул ей на прощание, словно они были заговорщиками. Элизабет почувствовала, что теперь еще сильнее любит его.

Решение Кристофера было следующим: Элизабет должна тайно проникнуть в трупную анатомичку, где она получит печатные конспекты и диаграммы, там ей объяснят, что она должна выучить, чтобы сдать экзамен. Там же она сможет взглянуть на труп, чтобы потом честно заявить на экзамене, что она стояла у стола со вскрытым трупом и наблюдала, как работает патологоанатом.

Однажды поздней ночью он зашел за ней в пансион. Элизабет переполняло чувство любви, ее волновали предстоящие приключения. Она тайком сбежала с Кристофером. По дороге в университет он смеялся и держал ее за руку, а Элизабет путалась в своих длинных юбках и задыхалась в корсете, которые она тогда еще носила.

Когда они подошли к темному кирпичному зданию, Кристофер открыл заднюю дверь, отступил в сторону, чтобы Элизабет прошла первой, а потом последовал за ней. Он что-то шептал ей и легкомысленно смеялся, удивляясь, какая она милая!

Анатомичка находилась в конце длинного коридора, наполненного странными и неприятными запахами. Снова Кристофер вежливо пропустил ее вперед, а потом зашел сам, прикрыв за собой дверь. Он щелкнул выключатель, и над головой загорелись электрические лампочки.

В битком набитой лаборатории находились все члены ее группы, все тридцать человек, и у всех на лицах было какое-то странное выражение. Элизабет бросила на Кристофера непонимающий взгляд, но его глаза тоже как-то странно поблескивали. «Вам, сучкам, здесь не место!» — сказал он и отдернул простыню, под которой оказался труп какой-то женщины.

Элизабет посмотрела на тело.

Они сделали с телом что-то непристойное.

Элизабет упала в обморок, а когда пришла в себя, то обнаружила, что лежит на полу в анатомичке морга, где никого уже не было, а труп привели в должное состояние и закрыли простыней.

После этого происшествия в коридоре и в лекционном зале Элизабет ловила холодные взгляды студентов-мужчин, которые без слов напоминали ей, что женщина должна находиться в своем, отведенном ей природой мире.

Профессор Кин, с пониманием относившийся к проблемам женщин, которые пытались пробить головой брешь в ревностно охраняемом мужчинами бастионе науки, ходатайствовал за нее, убеждал ее декана исключить аутопсию из списка требуемых к сдаче предметов, чтобы она смогла достойно получить свой диплом.

Но этот инцидент оставил глубокий шрам на ее сердце, научив в дальнейшем не верить людям. Кстати, именно тогда она начала носить брюки, выражая тем самым человечеству свой протест.

Голос Морганы вывел ее из задумчивости, когда Элизабет с трудом попыталась отогнать воспоминания, которые, казалось ей, она давно похоронила.

— Доктор Делафилд, я хочу признаться Сэнди, но боюсь, он рассмеется надо мной.

Элизабет кивнула:

— Страх получить отказ — одна из сильнейших мотиваций держать язык за зубами.

А другая, подумала она, — страх быть обиженной. Элизабет услышала свой собственный голос, сквозь годы отдающийся эхом из каньона Баттерфляй: «Фарадей, дважды меня сильно обидели. У меня на сердце две глубокие раны. Мое сердце не переживет третьего удара». Фарадей обещал, что никогда не обидит ее, но все же именно так он и поступил.

Стало трудно дышать, и на глаза угрожающе накатили слезы. Элизабет, справившись с волнением, спросила:

— Твоя тетя что-то говорила по поводу твоего отъезда через несколько дней. Могу я поинтересоваться, куда ты едешь?

Моргана продолжала мечтать о Сэнди, она представляла, как она сидит в автобусе вместе с туристами и смотрит на его мускулистые руки, которые управляют большим рулем, она смеется над его шутками, доверяя ему свою руку, спускается со ступенек, вот она споткнулась, а Сэнди поймал ее и крепко обнял. Девушка рассказала Элизабет, что собирается ехать в школу медсестер в Лома-Линде, где она будет жить и учиться следующие три года.

— Мне повезло, что меня приняли. У них очень высокие требования, было много желающих попасть на курс. Я сдала вступительный экзамен с высшим баллом.

— Как тебе удалось получить образование здесь, на краю света? Разве поблизости есть какие-то школы?

— Сейчас здесь открылась школа-восьмилетка, в которой преподают два учителя. Но если ты хочешь учиться дальше, нужно уезжать из города и учиться в школе-интернате. Когда я была маленькой и у нас были средства, тетя Беттина нанимала для меня гувернанток и учителей. Когда мы переехали сюда из Палм-Спрингс, она учила меня всему сама. Мой отец тоже меня учил. Он увлекался индейцами и подолгу путешествовал, собирая истории, зарисовывая увиденное вокруг и коллекционируя керамику. Мы часами с ним сидели и рассматривали его находки. — Моргана горько сглотнула, заново переживая те далекие дни.

— А потом один ветеран войны, который пострадал от горчичного газа, поселился в одном из наших домиков. Он был образованным человеком, предложил учить меня в обмен на питание. Очень добрый и терпеливый, он, кажется, знал все на свете. Когда он умер — горчичный газ нанес непоправимый вред его здоровью, — я хотела поступить в старшие классы, но тетя Беттина не могла отправить меня в интернат, поэтому я поступила на заочное отделение, прошла полную четырехгодичную программу и получила аттестат. От отца мне также досталась отличная коллекция книг, их я все перечитала. Но я, конечно, хотела бы учиться в настоящей школе.

Упоминания о Фарадее снова взволновали Элизабет. О нем ей совсем не хотелось говорить.

— Но разве ты не будешь учиться в настоящей школе? В школе медсестер?

— Это просто жизнь и работа в клинике, а также занятия в классе. Это не настоящий колледж.

Элизабет внимательно изучала профиль Морганы. У нее были нос и челюсть Фарадея, но не такие мужественные и не портили ее.

— Ты, кажется, не в восторге от такой учебы?

— Это идея тети Беттины. Я признаю, что быть медсестрой — очень хорошо, медсестры всегда востребованы, правда?

Элизабет пустила голубой дым и подумала о жене Фарадея… или она сейчас уже вдова? Фарадей не мог оставить дочь. Не мог! Элизабет помнила, как Фарадей был предан своей дочери.

— А что ты хотела бы изучать?

Элизабет как будто зажгла электрическую лампочку. Моргана, как и когда-то ее отец, когда речь касалась ее увлечений, тут же оживлялась.

— Индейцев. Их культуру. Их историю. Их мудрость и знания. Вы знаете, о чем я говорю, доктор Делафилд. Гидеон сказал, что вы эксперт по индейцам.

— В некоторых аспектах, — улыбнулась Элизабет. — На нашем континенте проживают тысячи племен и народов, и они все отличаются друг от друга.

— Точно! К нам в гостиницу приезжали гости, которые ожидали увидеть местных индейцев в военных головных уборах из перьев. Европейцы смотрят на фотографии индейцев из племени сиоукс и удивляются, почему индейцы из местного племени агуа калиенте не одеваются также. Сиоуксы живут в холодном климате, поэтому они ходят в оленьих и буйволовых шкурах. Но индейцы пустынь ходят практически голыми, потому что здесь бывает очень жарко.

— Знаешь, Моргана, — задумчиво проговорила Элизабет, — ты могла бы подумать о том, чтобы объединить эти направления, медицину и индейцев, тем самым доставить удовольствие и своей тете, и себе.

— Но как?

— Индейские резервации остро нуждаются в медицинском персонале. Квалифицированная медицинская сестра будет принята там с распростертыми объятиями.

— Моя тетя это никогда не одобрит! — воскликнула Моргана, хотя эта идея ей понравилась, как, впрочем, нравилась и сама эта замечательная женщина, которая спокойно сидела рядом и курила сигарету с изяществом кинозвезды. Неожиданно в голове Морганы родилось столько вопросов. Конечно, такая мудрая женщина знала все о мужчинах и любви и о том, как управлять любой ситуацией спокойно и разумно. Интересно, у нее было много любовников или в ее жизни была лишь одна большая любовь? Кто отец Гидеона? Была ли доктор Делафилд увлечена им? Моргана нарисовала в воображении мелодраматическое кино, наполненное страстью и трагедией, радостями и неудачами, разбитым сердцем и счастьем. А в последнем кадре этого фильма доктор Делафилд целовала мужчину своей мечты со словами: «Я буду помнить тебя всегда!»