Фарадей с трудом встал на одно колено. Боль оказалась такой сильной, что он закричал и даже подумал, что сейчас отключится. Его рука зацепилась за нижнюю перекладину лестницы. Он потянулся вперед.

Беттина схватила его за воротник и двумя руками оттолкнула назад. Он ухватился за нее, разрывая на ней блузку. Она ногтями оцарапала ему лицо. Они кубарем покатились по полу.

Ударив его кулаком в челюсть, отчего он ударился головой об пол, Беттина смогла встать на ноги и поковыляла к лестнице.

Застонав, Фарадей затряс головой, а потом приподнялся на локте. Беттина была уже на лестнице. Он снова нащупал ее лодыжку. Она ногой отпихнула его руку и продолжила подъем, оказавшись уже вне его досягаемости.

Фарадей кричал, выл, клялся, просил и рыдал. Но она, добравшись до поверхности, вынула лестницу и закричала ему напоследок:

— Чтоб ты сгнил в аду!

Затем Беттина накрыла дымовую яму деревянной крышкой, и Фарадей погрузился в темноту.

— Во имя Господа Бога! — закричал он в темноте. — Беттина, не поступай так со мной!

Он прислушался. Его тело было измучено болью. Он весь дрожал. Скоро он услышат, отдаленно и неясно, ржание лошадей и удаляющийся скрип колес повозки, а потом все замерло.

Закрыв лицо руками, он заплакал, рукава его рубашки промокли от слез.

Через какое-то время он сел, вытер лицо и зажег фонарь. Подобрав свою ручку, он написал:

«Меня так и не спасли. Беттина приехала, чтобы навестить меня…»

Восстановив на бумаге их диалог и описав драку, Фарадей снова начал плакать, потом понял, что чернила на бумаге могут расплыться. Сделав маленькие глоточки воды и пожевав немного вяленой говядины, он решил, что не должен засыпать, а будет бодрствовать, потому что ему осталось написать еще одну важную вещь.


«Я заперт в своей собственной могиле. Я умру здесь. Не могу поверить, что я зря прожил свою жизнь, что меня привели к этому месту и в этот момент, чтобы я просто погас, как свеча, ведь я узнал тайну каньона Чако! И еще так много всего! Старая женщина расшифровала мне значение узора на золотой олле — этот удивительный секрет, который должен узнать весь мир. Поэтому, пока горит мой фонарь и пока здесь есть чем дышать, я запишу на бумаге все эти замечательные истины. Это наследство я завещаю своей дочери Моргане. Однажды она найдет меня, и хотя я уже буду мертвым, я буду разговаривать с ней».


Ручка быстро царапала по бумаге, и вся боль, и любовь, и агония в душе Фарадея выливались через чернила в слова, а когда фонарь постепенно погас и мрак поглотил погребенного человека, на небо высыпали звезды и закружились над головой в своем вечном небесном танце. А потом тишину песков нарушил какой-то новый звук, от которого совы, койоты и другие ночные создания замерли и посмотрели в направлении гигантского дерева джошуа, известного как Ла-Виеха. Это был пронзительный вопль, который шел откуда-то снизу, из-под песчаной земли, и который за ночь превратился в жалобный стон, а на рассвете совсем смолк.

И тогда снова в пустыне воцарилась тишина.

Беттина

1932 год

62

— А что у тебя на лбу?

— Тише, дитя! Это невежливо!

Моргана рефлексивно поправила челку, причесав пальцами коротко остриженные каштановые волосы. Нужно было удостовериться, что шрам снова прикрыт. Хотя в течение последних двенадцати лет она часто слышала этот вопрос, причем задаваемый в совершенно разных формах — иногда люди ничего не говорили, а просто откровенно глазели на ее шрам, — этот шрам на лбу по-прежнему причинял ей боль. Этот уродливый шрам каким-то образом был связан с исчезновением ее отца и постоянно напоминал ей о том, что он бросил ее.

Но в ту минуту, когда она разворачивала регистрационный журнал перед женщиной с ребенком, которые решили остановиться в гостинице «Дворец-Хайтауэр», эти мысли ее не мучили. Все внимание Морганы было приковано к тете, приводившей в порядок цветы в приемной.

Моргана пыталась убедить себя в том, что она все это себе нафантазировала, но не могла избавиться от ощущения, что Беттина с недавних пор ведет себя как-то странно. Даже знакомый человек ничего бы не заметил. Но Моргана после исчезновения отца прожила с Беттиной бок о бок последние двенадцать лет, и она очень хорошо знала свою тетю.

И что-то с ней не так.

Беттина сменила прическу, навела макияж, ее юбки укоротились, и впервые в жизни она начала пользоваться духами. Тете недавно исполнилось сорок восемь лет, Моргану волновало, характерно ли такое поведение для женщины ее возраста.

Тетя также начала проявлять интерес к мужчинам, особенно к тем, кто занимал высокое общественное положение, например, к врачам и адвокатам.

Несколько месяцев назад произошел странный случай с геологом из Чикаго. Он на целый месяц забронировал гостевой домик, объяснив в письме, что приезжает, чтобы исследовать местные отложения горных пород для научного доклада, который он писал. Но он пробыл здесь лишь три дня и неожиданно выписался.

Моргана поинтересовалась у геолога, были ли у него какие-то проблемы с номером или с обслуживанием. Но он лишь пробормотал что-то невнятное, что ему нужно немедленно возвращаться в Чикаго. Она забыла о геологе, а неделю спустя узнала, что он просто переехал в мотель вниз по дороге. Местные сплетники начали утверждать, что во «Дворце-Хайтауэр» произошло нечто неприличное и к этому причастна сама хозяйка гостиницы.

Девушка знала, что ее тетя страдает сомнамбулизмом. Моргана иногда видела, как Беттина стоит у окна или гуляет по саду в ночной сорочке и смотрит на луну. Поначалу Моргана спрашивала у нее:

— Что ты тут делаешь, тетя?

— Ты слышишь его, доченька? — отвечала ей холодным — тоном Беттина. — Он просит, чтобы его выпустили наружу.

Со временем Моргана научилась просто, без лишних вопросов, укладывать тетю в кровать, на следующее утро никто не вспоминал ни о каких происшествиях, и Беттина снова становилась серьезной, разумной тетей.

Может, то же самое произошло с геологом? Может, у тети Беттины случился очередной приступ лунатизма и она пришла в комнату постояльца? Молодой геолог мог все неправильно понять и поспешно выехал из гостиницы.

А потом произошел неприятный случай С бедной Полли Кру, одной из горничных, — Беттина обвинила ее в непристойной связи с одним постояльцем. Моргана не могла поверить, что Полли на это способна. Девушка удивлялась, как тетя узнала об этом. Взбешенная Беттина тогда потрясла всех, — и персонал и постояльцев. На глазах у всех она в резкой и грубой форме отчитала Полли.

Теперь Моргана понимала, что ей есть о чем беспокоиться. Но даже если так, думала она, вручая женщине ключи от комнаты, она ничего не может с этим поделать. Через неделю Моргана на три года покинет «Дворец-Хайтауэр».

Поэтому Моргана была такой рассеянной и не слышала вопроса ребенка о шраме на лбу. Ее мучила неразрешимая дилемма. Идея пройти трехгодичные курсы медицинских сестер в клинике при высшем учебном заведении принадлежала Беттине. Моргана же лелеяла мечту продолжить работу отца, изучать индейский народ, присоединиться к группе ученых, которые посвящали свои жизни сохранению исчезающей культуры. Но Моргана чувствовала себя обязанной тете Беттине, которая вырастила ее одна, пожертвовав ей всю свою жизнь. Моргана считала, что, вероятно, тете было очень тяжело, ведь отец исчез сразу после того, как они с Беттиной поженились, они были еще молодоженами.

Моргану воспитывали как маленькую леди; она обязана была быть тихой и послушной. Она покорно прочитала все справочники по уходу за больными, анатомии и физиологии, которые Беттина купила для нее, и так искусно научилась у тети свертывать бинты, пользоваться шприцами, готовить и отпускать лекарства, что могла бы сразу стать ведущей студенткой в клинике. Но Моргана знала, что хотя она потом вернется в гостиницу снова помогать Беттине, в своих ожиданиях тетя видела ее медсестрой, по необходимости проводящей лечебные и профилактические мероприятия среди местного населения. Беттина хочет, чтобы она стала «мобильной сестрой», которую с радостью бы встречали в поместьях, где есть больные и раненые. Но такая перспектива Моргану не радовала. Она представляла себе, как будет разговаривать с индейскими старейшинами и записывать их мифы и легенды.

Дни и ночи напролет эти мысли не давали ей покоя.

Когда Моргана отправлялась в пустыню, дух неповиновения просыпался в ней и она с трудом сдерживала себя, чтобы не сбежать из дома. По ночам она выскальзывала из постели и тайком убегала в пустыню, где луна освещала частички кварца и слюды, и они ярко сверкали под ее ногами, а стойкий запах креозотовых кустов и полыни наполнял теплый воздух. Тишина была такой абсолютной, что Моргана воображала, будто слышит, как луна проплывает по черному небу, от горизонта до горизонта. В такие моменты чувство свободы в ней было абсолютным и совершенным. Падающие звезды на небе — такое привычное в пустыне явление, — казалось, приглашали ее присоединиться к ним. «Беги с нами!» — они как будто звали ее, и Моргана сбрасывала туфли и, как звезда, летела по песчаным просторам.

Пустыня манила ее к себе своими петроглифами и наконечниками стрел, следами людей, которые жили здесь когда-то, но уже давно умерли. Моргана боялась признаться, что ее вовсе не радует идея заботиться о больных людях. Ее отец был врачом, но есть ли у нее к этому призвание? Ей уже исполнилось двадцать два года, она давно не ребенок. Но у нее есть долг перед тетей, мнение которой нужно уважать.

Значит, на следующей неделе, в это самое время, она уже будет регистрироваться в общежитии, которое станет ее домом на тридцать месяцев и где она должна будет воплотить чужую мечту.