Она и сама не понимала, почему, увидев его снова, так разволновалась и почему это волнение не проходит. Что-то в ней изменилось: теперь у нее появился новый повод найти писателя Моргана Блейна. Она больше не думала, что увидит его и влюбится, что натянет нос Джессике, а думала о том, что наконец что-то сможет доказать своему Моргану. Так что ее присутствие здесь имело смысл по этой странной причине. Заявление Ларимера, что Морган Блейн будет рад их видеть, было первым шагом к реабилитации Джорджи. Морган Блейн во плоти будет, обязан быть совершенством.

— Вот мы и приехали, — сказал Лаример, когда они свернули в проулок. — Здесь хорошо кормят.

— Здесь назначена встреча? — Джорджи посмотрела на ресторан. — «Дом Моллюска Чарли»?

— Это его любимое место. Он проводит здесь большую часть дня — разумеется, когда не пишет.

Они вышли из машины. Глянув внутрь сквозь зеркальное окно, Джорджи увидела ряды столиков, с одной стороны — стойку бара, с другой — кабинки с перегородками. Когда они вошли, она огляделась и увидела много толстых мужчин — такими толстыми, похоже, бывают лишь американцы — с бедрами, на которых можно возвести целый дом, с животами как у беременных женщин, вынашивающих больше чем двойню, — мужчин с бумажными салфетками под перепачканным тройным подбородком, с омаровой клешней во рту.

Нет, ради всего святого, нет!

— Эй! — позвал Лаример, приветствуя кого-то взмахом руки.

Человек, сидевший в самой дальней кабинке, привстал и поднял руку.

Наконец-то Джорджина Харви воочию увидела Моргана Блейна.

Глава двадцать четвертая

Морган Блейн.

Рост: ок. 5 ф. 4 д.

Вес: приблизительно триста фунтов.

Возраст: приблизительно 55 лет.

Семейное положение: скорее всего, не женат.

Умение плавать: сомнительно, учитывая вышеупомянутый вес.

Водительские права: вероятно, имеет и, вероятно, пользуется, с тем чтобы завезти седока туда, откуда нет возврата.

Эстетический вкус в одежде: даже намека нет.

Образование: подворотня?


Джессика Таннер, мысленно представив такую анкету, хихикнула. Сначала это был лишь легкий смешок, вскоре сменившийся заливистым смехом, какой внезапно нападает на маленьких детей, попавших в официальную обстановку, этот смех невозможно унять, потому что чем больше вы думаете, что нельзя смеяться, тем смешнее становится. Действительно, стыдно смеяться — это грубо, невежливо, непростительно. Но она не могла с собой ничего поделать. Она трясла мясистую, унизанную кольцами пятерню Моргана Блейна и пыталась извиниться, но от смеха не могла выговорить ни слова. Сначала он посмотрел на нее сурово — как будто с неодобрением, но чем больше она смеялась, тем более смягчался его взгляд, пока наконец в его маленьких заплывших глазках не появилось нечто человеческое.

— Жаль, я не слышал, наверно, это была классная шутка.

— Извините, — наконец выдавила она. — Я просто… просто вспомнила одну очень смешную историю.

Я вспомнила, подумала она, как мы с Джорджи гнались за тобой наперегонки, как смотрели на ту фотографию с обложки, сколько денег ухлопали на самолет… Не говоря уже о гостинице. Бог мой (она оглянулась на сводную сестру), во сколько же тебе это обошлось? От этой мысли ее потряс новый приступ смеха, и Джессика, согнувшись, метнулась в кабинку и села в самом дальнем углу. Ее первой представили писателю, и теперь она сидела и смотрела, как неправильный Морган Блейн, Морган Хэнкок и Джорджи по очереди пожимают ему руку.

— Рад видеть вас, ребята, — сказал он, и все его подбородки затряслись, а вместе с ними и толстый живот. — Ларри сказал, вы — мои фанаты.

— Да, мы с нетерпением ждали встречи с вами, мистер Блейн, — сказал Морган Хэнкок.

Джессика пристально посмотрела на него. Такой с виду застенчивый ученый червь, а как стильно задал тон разговора! Его, видно, совсем не смутил этот слоноподобный тяжеловес с заплывшими глазками. Он ничем не выдал огорчения. Ну конечно, подумала Джессика, ведь Морган Хэнкок действительно ждал этой встречи. И пожалуй, он единственный из четырех гостей искренне выразил свои чувства.

— Вообще-то меня зовут Анджело, так? Анджело Браун. Этот парень, — он протянул руку через стол и положил пухлую ладонь на плечо Ларимера, — Ларри придумал мне имя Блейн, потому что мне не нравится, как звучит Анджело Браун, никогда не нравилось. Дурацкое имя. Я же не голливудская звезда, правда? Вот я и поменял имя, когда написал книжку. У писателя есть такое преимущество, пока его никто не знает.

Они сидели за столом в кабинке, тесно прижимаясь друг к другу: Джессика, Морган Блейн и Лаример Ричардс с одной стороны, Джорджи и Анджело Браун — с другой. Из-за непомерной толщины Анджело третьего втиснуть на ту же скамью не представлялось возможным, поэтому Морган Хэнкок принес себе стул и сел с краешку.

— Вы? — Морган Блейн повернулся к Ларимеру. — Вы дали ему мое имя?

— У меня в колледже было два друга. Одного звали Джордж Морган, другого Джордж Блейн. Когда я ломал голову над псевдонимом, я сложил их имена вместе, и получилось красиво. Извините, — он пожал губы, — тогда я не знал ни одного Моргана Блейна, который бы против этого возражал.

Джорджи не произнесла ни слова, после того как представилась писателю. Джессика поняла, что она не в настроении: ссутулилась, руки опустила. Она не сердилась, она расстроилась. Джессика видела ее такой всего один раз: когда та провалила экзамен по физике. Провалила только потому, что накануне полмесяца болела бронхитом и не могла как следует подготовиться, но новость восприняла так, словно ей объявили смертный приговор. Точно так же она выглядела и сейчас — как будто шла к электрическому стулу.

Почему я так себя не чувствую? — спрашивала себя Джессика. Я же точно так же, как и она, полагала, что этот Морган Блейн красивый и обаятельный, я тоже мечтала в него влюбиться — по крайней мере вначале. Так почему же я сижу здесь и едва удерживаюсь от смеха? И перед ее мысленным взором нарисовалась следующая сцена. На этот раз вместо Моргана Хэнкока в самолетном кресле с рыжей вампиршей она увидела свою маму, а она, Джессика, представляла Джоанне Анджело Брауна: «Знакомься, мама, это мой муж. Я нашла его в Нью-Йорке. Правда, он хороший? Не могла бы ты дать объявление в «Таймс»?» Чтобы снова не расхохотаться, она прикрыла рот ладошкой. Я не над Анджело смеюсь, подумала она. Он может не беспокоиться. Я смеюсь не над ним, а над мамой, над Джорджи, над собой, наконец.

— Итак, Лаример, — Морган Блейн провел рукой по своим коротко стриженным русым волосам, — может, как-нибудь договоримся? Придумаем Моргану Блейну второе имя?

— Нет, так нельзя. Может, вам проще вычеркнуться из телефонной книги?

— Вы меня, братцы, удивили. — Анджело припечатал стол пухлой ладонью. — С именами. Надо же — еще один Морган и еще один Морган Блейн. Скажи кому — не поверят. Кто-нибудь хочет выпить? Поесть? Я умираю от голода.

— Мы не есть сюда пришли, только посидим здесь еще пару минут, — сказал Лаример.

— Да ну тебя! — буркнул Анджело. — Еще как поедите! В кои-то веки ко мне приходят поклонники, я хочу поговорить со своими поклонниками, поесть с ними. Ясно?

— Ясно, — быстро ответил Лаример. — Хорошо. Тогда мы остаемся на ланч. Закажешь сам, Анджело? Ты знаешь, что здесь лучше всего готовят. Мы тебе доверяем.

— Ага. Шесть дежурных! — крикнул он официанту. — И две бутылки дежурного. Да, и еще «Перрье» со льдом. — Он повернулся к Ларимеру. — Я знаю, это напиток яппи, но мне все равно нравится. К тому же у них тут классный лед. Итак, ребята, в чем вопрос? Вы пришли поговорить о моем творчестве? Хотите автограф? Или что?

Джорджи подняла глаза к потолку в надежде, что сейчас прилетит вертолет и избавит ее от этого кошмара. Морган Блейн откашлялся, но ничего не сказал. Анджело Браун оглядывал всех по очереди, ожидая внятного ответа.

— Мне бы лично хотелось узнать, как все это началось, — сказал Морган Хэнкок. — Как вы познакомились с Ларимером, например. Хотелось бы знать. Откуда вообще взялась идея «Вуду-дев»?

— Ну, значит, так. Ларри голосовал на дороге — это было летом, лет этак десять назад. Я подбросил его из Джорджии аж до Манхэттена, потому что мне все равно туда было надо. Разговорились — а что еще делать, иначе чертовски скучно ехать, да? Ну и потом стали держать связь — то пообедаем вместе, то позавтракаем, в общем, контакт был. И однажды он говорит: «Анджело, да у тебя в голове целая книга!» А я думаю: «Черт, догадливый, Холмс!» Я типа знаю, что писать, я еще мальчонкой знал, что умею писать, и не так, как другие прочие. Из меня оно само прет — не знаю, как и откуда берется, но я и не спрашиваю. Зачем? Зачем спрашивать, когда надо делать. И я сделал, правда с помощью моих друзей. — Он улыбнулся Ларимеру.

У Анджело на лбу была большая вмятина. Джессика украдкой ее рассматривала, потом устыдилась и отвернулась. Это врожденное? Или кто-то стукнул его по голове?

— Чем вы занимались до того? — спросил Морган Блейн.

— Упаковкой.

— Упаковкой чего?

— Просто упаковкой, ясно?

— Ясно. — Морган Блейн кивнул. — Понятно.

— У вас такие поэтичные описания, — включилась в разговор Джессика. Она с удивлением обнаружила, что ей действительно интересно, как такой человек мог написать книгу. — Вы для этого читаете стихи или само приходит?

— Конечно, я читаю стихи. Мое любимое стихотворение? Тогда прошу тишины, договорились? — Все сидящие за столом кивнули. — Роберт Фрост. «Остановившись у лесной опушки». Глубокие стихи. Парень едет по лесу на лошади и на минутку останавливается, но ему надо двигаться дальше, понимаете? Снег валит, он хочет только одного — отдохнуть, нам всем порой хочется передохнуть, но мы не можем расслабиться, правда? Надо продираться сквозь этот чертов снег, вперед и вперед и вперед. — Анджело стукнул себя по лбу кулаком — прямо по вмятине. Джессика закрыла глаза. — Где наше вино?.. Но что мне больше всего нравится? Там дальше лошадь думает. У него звери становятся как люди. И это правильно. Что еще вы хотели спросить? Нет, мне это нравится. Поклонники. Я получаю письма, но живые поклонники… Из другой страны — это что-то!