— Господи, Дафна, прости меня, прости ради всего святого!

— Не надо извиняться. — Она быстро накинула рубашку, подошла и приложила палец к его губам. — Ты спас меня от этого кошмара. Я просто хотела, чтобы ты знал — я понимаю все. — Этот зверь, истязавший тебя, не смог ничего сделать с твоей красотой. — Он поцеловал ее пальцы. — Я люблю тебя еще больше. Всегда помни об этом. Слезы навернулись на глаза Дафны:

— Пирс, ты такой… такой прекрасный человек! Тебе столько пришлось выстрадать; голод, издевательства, смерть матери. Я… — Она опустила голову. — Я тоже ненавижу его, Пирс, — добавила она тихо. Слезы текли по ее щекам.

— Не плачь из-за меня, не надо.

— Я плачу о маленьком мальчике, которым ты был, когда отец измывался над тобой.

— Этого мальчика уже давно нет.

Дафна внимательно посмотрела ему в глаза:

— Ты уверен в этом? — Да.

— Зато есть человек, который не верит в молитвы. Пирс невольно вздрогнул, вспомнив, при каких обстоятельствах он говорил об этом Дафне. Один раз это было в саду у графа Гентри и второй раз, когда разбойник Тин Кэп грабил ее дом.

— Конечно, мне не удалось испытать всего того, что выпало на твою долю, — продолжала Дафна, застегивая рубашку, — но с того момента, как я помню себя, я знала: в любой момент отец может избить меня. Но это еще не самое худшее. Самое ужасное — это сидеть в своей комнате, сжавшись от страха, и слышать, как плачет твоя мать, истязаемая отцом. Господи, это было невыносимо!

— Все это в прошлом.

Дафна задумчиво покачала головой:

— Ты лучше, чем кто-либо, знаешь, что есть вещи, которые никогда не проходят. Они хранятся в нашей памяти, но время от времени оживают и настигают нас снова и снова. Еще когда я была совсем ребенком, отец решил, что я слишком похожа на мать — слишком добрая, слишком сострадательная. Когда мне исполнилось восемь лет, ой пришел к выводу, что одних избиений уже недостаточно, и повел меня в работный дом. Господи, как я не хотела туда идти, как я сопротивлялась! Не потому, что у меня появится отвращение к людям, как ожидал отец, — как раз наоборот, я понимала, что уже никогда не смогу забыть тех лиц, этой безнадежной обреченности, и я оказалась права. С той минуты, как я вошла туда, прежний душевный покой уже не вернулся ко мне. Я помню все так живо, как будто это было только вчера. Две женщины, стоящие на коленях и скребущие Пол, и одна из них буквально задыхается от кашля; невыносимое зловоние, дети в саду, похожие на привидения, и особенно маленькая девочка с печальными глазами, прижимающая к себе сломанную куклу, и эту полустертую надпись над домом — прямую противоположность всему, что я видела. «Непреходящая надежда»? — Дафна тяжело вздохнула. — Скорее, вечная безнадежность-Пирс вздрогнул:

— Непреходящая надежда?

— Да, так назывался этот работный дом: Дом непреходящей надежды.

Судорога прошла по лицу Пирса:

— О Господи!

— Ты был там?

— Я там вырос.

Дафиа в ужасе прикрыла рукой рот:

— Ты вырос в этом жутком месте, о котором я говорила?

— То, о чем ты рассказывала, было далеко не самое худшее. Была там еще так называемая мертвая комната. Меня в ней часто запирали в наказание, я проводил целые дни в абсолютной темноте среди разлагающихся трупов. Это было излюбленное издевательство маркиза. А через стенку от мертвой комнаты была другая, битком набитая женщинами, умирающими от сифилиса. Туда же помещали и женщин с любым заболеванием кожи, которые случались довольно часто в этом Грязном доме. Вентиляции не было и в помине, воздух был буквально пропитан ужасным смрадом и стонами умирающих.

Дафна прижала ладонь к его губам, заставив замолчать.

— На все Божья воля, Пирс. У всех вещей, даже самых ужасных, есть свое предназначение, и, может быть, все это ты должен был вынести для того, чтобы стать таким, каким ты стал:

Пирс. нежно погладил Дафну по волосам:

— Прости меня, я не должен был рассказывать тебе обо всем этом ужасе.

— Нет, нет, Пирс, как раз наоборот, я рада, что ты поведал мне всю правду. Расскажи мне о своей матери.

— Моя мать… — Пирс тяжело вздохнул. — Она была очень красивой, или это только мне так казалось? Впрочем, это не важно. Уже через несколько лет жизни в работном доме от ее красоты не осталось и следа, так же как и от ее здоровья, и я потерял ее.

— Она родила тебя в работном доме?

— Да. До этого она была служанкой в одной из лондонских таверн. Именно там ее и встретил Макхэм. Вероятно, они полюбили друг друга, но, увы, ненадолго. — Пирс грустно усмехнулся. — У герцога уже была жена. Как вовремя он забыл сб этом, когда добивался моей матери, и как он постарался забыть ее, когда моя мать сообщила ему, что у нее будет ребенок. . . — И он ничем не помог ей?

— Нет, согласно письму, которое покойный Макхэм оставил поверенному, он очень мучился из-за этого и в конце концов вернулся в таверну, чтобы найти ее, но было уже слишком поздно: хозяин выгнал ее сразу, как только догадался, что она ждет ребенка.

— И на этом т.вой отец успокоился? — Вероятно, нет. Согласно письму, он извел немало денег на детективов, которые наконец обнаружили мою мать в Лестерском работном доме с ребенком на руках. В письме он .уверяет, что искренне собирался пожертвовать всем и забрать нас к себе, — Пирс мрачно улыбнулся, — но в это время герцогиня наконец-то забеременела. Грустное совпадение! Не стоит и говорить о том, что для герцога Макхэма законный наследник оказался дороже бастарда, и поэтому он остался в Макхэме, а мы остались в этом аду. Мать старалась протянуть как можно дольше, но она никогда не была особенно сильной. Она скончалась, когда мне было семь лет.

— Тебе, наверное, было очень одиноко?

— Она была единственным человеком, любившим меня. Я никогда не знал своего отца, да и ненавидел его за все, что он сделал. Когда мать умерла, особенно в первое время, мне все время казалось, что я тоже вот-вот умру.

Дафна погладила кончиками пальцев Пирса по могучей груди и улыбнулась:

— Твой отец дорого заплатил за свой эгоизм. Он был лишен счастья знать тебя.

— Он не считал это большой потерей.

— Ты не можешь этого знать, — возразила она.

— Если он был огорчен, то почему не презрел все условности и не признал меня? Нет, Дафна, Макхэму было наплевать на меня.

— Но судьба жестоко наказала его. Я знаю, ты не был его единственной потерей. Его сын трагически погиб на скачках, умерла от горя его жена, после чего сам герцог стал затворником.

— Отец рассказал тебе от этом?

— Да, мне кажется, он был хорошо знаком с Макхэмом.

— Даже слишком хорошо. — Пирс сжал кулаки. — Трэгмор частенько навещал директора, чтобы опустошать его фонды. Я следил за ними. — Дафна вопросительно взглянула на него, не понимая, чем вызвано это отступление, но Пирс продолжал: — Я наблюдал за ним и его компаньоном.

— Компаньон?

— Трэгмор навещал Баррингса не один. С ним был… — Пирс резко выдохнул, — герцог Макхэм.

— Неужели герцог был вовлечен в эту грязную сделку? — И да, и нет.

— Что это значит? Он брал деньги у Баррингса или нет?

— Когда я следил за ними, нет. Может быть, он забирал свою долю, когда они были с Трэгмором одни, не знаю. По правде говоря, он не проявлял ни малейшего интереса к деньгам. Он выглядел скорее беспокойным, чем жадным. Скажу честно, для меня его приходы всегда оставались загадкой. После встречи с директором он выходил якобы погулять, ничего не делал, ничего не говорил, только смотрел. Лишь недавно я понял, какова была истинная цель его визитов.

— Чтобы увидеть тебя?

— Да, наверное. Таким странным образом он проявлял заботу о незаконнорожденном сыне. Он получил известие о смерти моей матери и, вероятно, чувствовал себя виноватым; не настолько, правда, чтобы признать меня и скомпрометировать тем самым своего законного наследника, но достаточно для того, чтобы время от времени наносить визиты в работный дом и убедиться, что я еще жив.

— Он был слабым человеком, Пирс. Но несомненно также и то, что по-своему он заботился о тебе.

— Заботился? Если бы это было так, он не оставил бы мать, узнав, что у нее будет ребенок. Нет, Дафна, его это ничуть не волновало.

Дафна поняла, что этот разговор надо отложить. Может быть, позже, когда боль немного утихнет, она поможет вернуть мир в сердце любимого, но сейчас было не время, и она сменила тему разговора:

— Ты сказал, что мой отец даже не знал твоего имени. Это значит, что ему не удастся установить, какая была связь между тобой и визитами герцога.

— До недавнего времени да, но сейчас, когда стала известна воля Макхэма, он наверняка сопоставил известные ему факты и догадался обо всем.

— Я не могу себе даже представить, какой предлог использовал герцог для того, чтобы посещать работный дом.

— Я думаю, он делал вид, что его интересуют деньги. Деньги для твоего отца — самый веский аргумент,

— Может быть, ты расскажешь мне о том, что ты задумал? — спросила Дафна мягко, неуверенная в том, что Пирс согласится. — Зачем ты принял ненавистный тебе титул и каким образом он поможет в осуществлении твоих планов?

— Хорошо. — Пирс решил открыть жене как можно больше. — Я принял этот проклятый титул, потому что он обеспечивает мне две возможности, которых я был лишен, — огромное богатство и огромную власть. Ты права, лично мне наплевать и на то, и на другое, но речь идет не обо мне. — Пирс крепко сжал ее плечи. — Дафна, каждую неделю в течение этих двух лет я имею право на десять тысяч фунтов. А если я выполню условия, указанные в завещании, я становлюсь обладателем двадцати миллионов. Ты только представь себе, что можно сделать на эти деньги!

Она внимательно посмотрела на него:

— Да, я представляю, ты хочешь помочь бедным, не так ли?

— Я далеко не бедный человек, ты знаешь, но все, чем я обладаю, это всего лишь жалкие крохи по сравнению с состоянием Макхэма. Как много можно было бы сделать на эти деньги! Да на них можно устроить настоящую реформацию в этом деле, улучшить санитарное состояние, еду, да мало ли еще чего. Имея такие деньги и такое влияние…