— Это не фурия, это барракуда. Ах, как хороша... — смеялся Андрей Борисович, сложив руки на груди и смотря на схватку. — Нет, такого в программе не было, — ответил он кому-то. — Но мне нравится. Битва светлого и темного. Всегда впечатляет.

— Отлично, все получилось. Завтра бульварные газеты протрубят, как необычно прошла презентация нового меню в ресторане Головина. Схватка женщин, в которой... А кто победит, еще неизвестно. Девица, которую он нанял изображать диву на блюде, не слабая.

— Ох, — выдохнул Андрей Борисович.

Он наблюдал за Лизой с того момента, как они со Славиком вошли в зал. Видел по ее лицу, что она не в себе. Наблюдал, когда произносил речь, знал, что она хочет услышать имя, хотя бы Славика, но не услышит, эта честолюбивая девочка.

Андрей Борисович никогда не чувствовал в себе желания покровительствовать кому-то. Но его попросили, и он увлекся.

Позвонила Ксения, его первая жена.

— Лизе надо помочь. Подтолкнуть.

— Ты хочешь сказать — спровоцировать?

— Да, — засмеялась она. — Если тебе это понятней.

— Может быть, скажешь как?

— Знаешь, что больнее всего для человека? — спросила она.

— Смотря для кого.

— Для такого, как я и она, — это унизить то, что ты делаешь.

— Гм... помню...

— Когда будешь говорить о книге, Андрей, не произноси ни разу имя Славика и уж тем более — ее. Как будто они ни при чем. А меню... Ты знаешь, что такое купеческий загул?

— Читал, — хмыкнул он. — С голой бабой на столе, ты об этом?

— Ага. — Ксения засмеялась.

— Ксюха, ты просто...

— На нее уложи все свои сасими, тэмпуры...

— Но мои гости...

— Твои пресыщенные гости будут писать кипятком от счастья, — Ксения засмеялась.

— Ты серьезно? Думаешь, она взорвется?

— Ручаюсь. Она готова давно. Приезжала тут ко мне на днях. Ты ведь знаешь, я не теряю ее из виду почти тридцать лет...

— Но мне жаль Славика. Он хороший парень. Они мне оба нравятся. И я смею утверждать, что он ее любит.

— Она, я думаю, тоже. Но их любовь... — Ксения помолчала. — Знаешь, есть такое выражение: «глаза замылились»? Когда люди смотрят, но ничего не видят.

— Слышал.

— Она все равно от него уйдет. Сам знаешь, не давайте повода ищущим повода. А сейчас самое время дать ей повод. Никаноровы у меня, а ты, наверное, помнишь, кто для нее Надежда?

Андрей Борисович помнил. Он ушел от Ксении, когда та писала диссертацию как раз о том, в чем участвовала и Надежда, и мать Лизы, Ирина.

— Кажется, я понимаю. Ты хитрая, Ксюха. — Он засмеялся.

— И еще момент, — сказала она. — Ты без всяких вложений получишь такую рекламу, что к тебе толпами повалит народ. На новое меню.

— Понял. Но больше голых баб не будет.

Теперь он смотрел, как разворачивается спектакль, который срежиссировала его первая жена.

Что ж, Лиза играла, как предсказывала Ксения. Растрепанные рыжие волосы прилипли к лицу, а она давила и давила кусочки японской еды, палочки разлетелись по полу и белели, словно обглоданные кости огромной рыбы, пойманной в Токийском заливе.

Потом Лиза, не взглянув ни на кого, развернулась и вылетела за дверь.


Едва открыв глаза, она почувствовала, что сегодня что-то случится. Шея заныла, будто в первый раз перед прыжком с парашютом.

Лиза вспомнила, как вчера вечером клала в сумочку свой паспорт и банковскую карточку. Просто так, на всякий случай, уверяла себя. Пусть лежат.

«Да что сегодня такого?» — с нарочитым удивлением думала она. Просто они со Славиком идут на обычный фуршет, разница лишь в том, что на нем Андрей Борисович представит меню, подготовленное по кулинарной книге, которая выйдет через полтора месяца. Но он начинает ее раскручивать заранее. Все правильно.

Ты должна радоваться, говорила себе Лиза, больше не надо выбивать на клавишах рецепты японских блюд, от которых ее уже физически тошнило. Не зря же сегодня она пекла самые обычные оладьи. Похоже, Славик тоже сыт по горло разными «адзи но химоно» из сушенной на солнце ставриды и «сасими», этими сырыми морепродуктами, нарезанными ломтиками.

Лиза поморщилась. Сняла с плиты сковороду и поставила под кран с горячей водой.

«Так, что дальше?» — спросила она себя. Тягучая тоска навалилась снова.

А дальше — все, как было... Она будет переводить с японского и набирать для Славика что-то еще, еще, еще... И так — всю жизнь?

Рука дернулась, запястье угодило на раскаленный край сковороды. Так тебе и надо, кухарка, злобно бросила себе Лиза. Она не охнула от боли, не поморщилась, словно надеялась, что боль отрезвит ее и удержит от того, на что она решилась. Да, решилась. Даже самой себе не признаваясь в том. Так бывает. Так было в ее жизни не раз, когда внезапно она слышала, как кто-то говорил ей: «Сделай это сейчас».

Лиза чувствовала, как торопливо забилось сердце. «А... Славик сумеет выписать квитанции за свет?» — вдруг пришло ей в голову. И едва удержалась от того, чтобы не кинуться к шкафу и не выписать самой...

Стоп, хватит, сказала она себе. Почувствовала, как заныла рука, словно вся боль, которая накопилась внутри, сосредоточилась в обожженной коже.

Лиза поднесла руку к губам — подуть. Дверь открылась, и вошел Славик. Сразу увидел красное пятно чуть выше запястья.

— Что ты с собой сделала? — Он с досадой поморщился.

— Можно подумать, я нарочно, — бросила Лиза, чувствуя, как боль обжигает не только руку. Она теперь хватала за горло и душила.

— Ты забыла о фуршете? — Славик будто не слышал ее. — Ты должна там быть...

— Знаю. Самой лучшей в мире женой. — Лиза уловила в собственном голосе нотку яда.

— С этим пятном на руке ты не можешь надеть мое... любимое платье.

Лиза повернулась к нему и увидела, как лицо мужа по-детски скривилось.

— Значит, надену другое, — она пожала плечами. — У меня их полный шкаф. Я думаю, — Лиза старалась говорить спокойно, — многие из них вполне достойны нынешнего случая... Я надену с длинным рукавом, вот и все.

— Ты, Лиза, — Славик вздохнул шумно и протяжно, — стала самой настоящей... — он на секунду умолк, а Лиза насторожилась. Ищет слово, поняла она, которое заденет ее... или обожжет, как обжег руку горячий металл.

— Кем же? — подталкивала она его. — Скажи?

— Кухаркой, вот кем, — бросил он. Лиза опустила руку, и та болталась вдоль тела, как чужая.

— Кухаркой? — повторила она. — Я?

— А кто? Я, что ли? — Лицо Славика покраснело. — Никогда не думал, что у меня будет жена-кухарка, — засмеялся он, но быстро оборвал свой смех. Будто споткнулся, увидев ее лицо. — Но, — его голос стал тихим и вкрадчивым, — я ценю твои усилия.

— Вот как? — Лиза, не мигая, смотрела на мужа. — Тебе понравились оладьи с ка-ра-ме-ли-зи-ро-ван-ным сахаром? — по слогам произнесла она длинное слово, чувствуя, как с каждым слогом жар все сильнее охватывает ее. Лицо запылало и стало одного цвета с пятном на руке. — Которые ты только что съел?

— Знаешь, — Славик поднял руку, пытаясь остановить жену. — Лизунья, не будем ссориться. Сегодня великий день...

Она глубоко вздохнула. На самом деле, что даст или что изменит новая ссора? Тем более для нее и тем более теперь...

— Лизунья, если у тебя лицо останется таким, как сейчас, я не уверен, подберем ли мы маску...

— А что, с таким я не пройду фэйс-контроль? — спросила она.

— Да что ты! — Он замахал руками. — Конечно нет. Но я тебя спасу. У меня где-то валялась одна, белая, мне подарил ее японский артист еще в Токио. Я ее привез и сохранил. Как будто знал, что пригодится.

— Надень ее себе на задницу, — прошипела Лиза, молча повернулась и вышла на балкон, плотно прикрыв за собой дверь.

— А это мысль, — не унимался Славик, подойдя к стеклу. — Когда нас пригласят на маскарад, я так и сделаю. Пускай мои клиенты целуют меня в обе щечки! Ха-ха!

Лиза смотрела на него, ей казалось, что она видит лицо незнакомого человека. Чужого. Какой смысл на него сердиться? Она живо представила себе эти щечки и засмеялась.

Славик отошел от окна, затих в глубине большой квартиры.

С двадцать второго этажа Лиза разглядывала лес за Кольцевой дорогой. Казалось, это вовсе не лес, а коротко стриженный газон. Деревья такие ровные, будто верхушки срезаны могучими садовыми ножницами. Вроде тех, которые она купила вчера в новом магазине садовой техники? Нет, такими не справиться. Ими можно обрезать кусты: барбариса, например.

«Но ведь я не на дачу уеду, правда?» — спросила Лиза себя. Она уедет туда, где Славик не подумает ее искать.

Лиза снова покрутила обожженную руку и заметила, что на большом пальце слишком сухая кожа. Понятно почему. Все последние недели она сидела за ноутбуком и набирала тексты для Славика. Когда клала руку на стол рядом с клавиатурой, то горячий воздух вентилятора обдувал именно этот палец. Надо купить хороший крем для рук. Тот, который хвалила Ксения Петровна.

Но теперь все, конец.

Как он разозлился, что она не сможет надеть платье от Ямомото. Которым так гордился — его жена одета от великого кутюрье! Он подарил ей его!

Лизе тоже нравились вещи японца, она не прочь купить блузку из тонкого белого хлопка, которую примеряла в магазине. И комбинезон, отделанный коричневой лентой с иероглифами. Вся одежда от него такая стильная, в ней Лиза казалась самой себе похожей на... иероглиф. Более полного слияния с любимым языком не придумать.

Но... ожог на руке ничем не загримируешь. И потом, ей будет удобней в брючном костюме сделать то, что она собралась сделать.

Она наденет костюм с глухой застежкой и глухими манжетами. Оливковый цвет оттенит нежную и свежую кожу лица, а волосы ниже плеч будут казаться рыжее обычного.