— Куда вы? — цепляюсь за плечо Градского.

Он оборачивается. Не сбрасывает мою руку, не отстраняется, но выглядит так, словно я ошпарила его кипятком.

— На место преступления, — отвечает сухо.

— Тогда возьмите меня, — шепчу, тщетно пытаясь отдышаться. — Вы обещали.

— Нет, — бросает глухо. — Только не сегодня.

— Почему? — не намерена отступать. — Жаль, не могу дозвониться до Ники, иначе бы прямо сейчас рассказала ей, как вы…

— Ники больше нет.

Он закрывает глаза и отворачивается.

— Что? — закашливаюсь. — В смысле?

— Ее убили, — произносит бесцветным тоном. — Этой ночью.

Я отказываюсь воспринимать услышанную информацию.

Отказываюсь.

— Нет, не может быть.

Мои губы дрожат, а голос предательски срывается.

— Возвращайся на рабочее место, — строго говорит Градский, шагает дальше, снимает сигнализацию с авто, открывает дверцу.

Молча обхожу машину, усаживаюсь на переднее сиденье.

— Какого хрена ты творишь? — раздраженно спрашивает он.

— Я должна поехать с вами, — смотрю перед собой, стараюсь не моргать. — Должна.

— Дура, — выдает, не скрывая ярости.

Он не станет тратить время, чтобы выгнать меня из салона.

Бьет по рулю, заводит двигатель.

— Даю последнюю возможность убраться отсюда, — цедит сквозь зубы.

Никак не реагирую.

Если начну говорить, если скажу хоть слово, если хоть просто моргну… разрыдаюсь, впаду в истерику.

Я стараюсь абстрагироваться. Замерзнуть изнутри. Отключить чувства.


***


Наркоманский притон. Ночлежка для бомжей. Квартира мелких аферистов. Вот на таких объектах доводилось бывать прежде. Ничего приятного, ничего интересного. Достаточно обыденно и банально. Грязь. Вонь. Бардак. Встречались относительно приличные места. На серьезные преступления меня никогда не брали.

До этого момента.

Я захожу в знакомый подъезд и очень стараюсь не упасть в обморок.

Странное ощущение. Касаюсь перил, но не чувствую опоры. Ступеньки, по которым поднималась столько раз, уходят из-под ног, будто рассыпаются.

Все кажется иллюзорным. Движусь точно сквозь сон. Не верю. До самого последнего момента не верю.

Я не слышу, о чем беседуют люди вокруг. Точнее — я не понимаю. Вижу с трудом, едва различаю контуры. Воспринимаю окружающую реальность с заметным опозданием.

Прохожу в спальню, жмурюсь.

Вспышки фотоаппаратов ослепляют.

Я смотрю вниз и понимаю, что весь ковер в крови. Я стою в крови. Кровь медленно пропитывает подошву моих ботинок.

Это настолько жутко и чудовищно, что последние остатки мыслей покидают сознание.

Ступаю вперед, словно под кайфом. Шаг за шагом, все ближе к огромной кровати. Замираю.

Боже.

Мне кажется, сейчас идеальное время остановиться. Прекратить фарс. Пусть кто-нибудь взорвет хлопушку и сообщит, будто все происходящее лишь дурацкий, абсолютно не смешной розыгрыш.

Конечно, работа в прокуратуре избавляет от иллюзий, закаляет, делает гораздо циничнее. Как и учеба на юридическом. Рано или поздно ты понимаешь, что не всех преступников позволено отправить за решетку, что есть процедура и против нее никто не попрет, что перестроить систему невозможно, что нужно смириться и делать карьеру. Справедливость живет исключительно на экране кино.

Привыкаешь ко многому. Но не ко всему. Разве можно привыкнуть к осмотру трупа твоего близкого друга? Лучшей подруги. Родного человека.

Я смотрю на окровавленное тело Вероники. Не моргаю. Глазам чертовски больно. Но я не моргаю. И не чувствую ничего. Ни боли, ни ужаса.

Немею изнутри, цепенею, леденею.

Я хочу проснуться. Очнуться в ледяном поту. Пусть мама опять отругает за найденную в сумке упаковку от шоколадного батончика, пусть пожурит за чипсы.

А потом раздастся привычная трель мобильного и звонкий голос насмешливо протянет:

— Ну привет, подруга.

Я сжимаю телефон так сильно, что пластиковый корпус трещит. Я понимаю, Ника больше никогда мне не позвонит.

Абонент недоступен. Попробуйте связаться позже.

Я вылетаю из квартиры и впиваюсь зубами в плотно сжатый кулак, прислоняюсь к стене и дрожу. Прокусываю кожу до крови.

— Пойдем. — Градский хватает меня за руку и тащит за собой, вниз по лестнице, на выход.

Жадно ловлю ртом свежий воздух.

— В бардачке есть антибактериальные салфетки, — говорит он, когда мы снова оказываемся в автомобиле.

— Зачем? — выдаю чуть слышно.

— Твоя ладонь, — отвечает ровно.

— П-простите, — бросаю сбивчиво.

— Да что ты вечно извиняешься? — Поворачивает ключ в замке зажигания. — Нужно быть увереннее. Особенно сейчас.

Киваю.

— Номер Артура Хары знаешь?

— Нет, — выдыхаю пораженно.

— Она же с ним встречалась, так? Плевать она хотела на мои запреты, да? Мнение отца ей тоже не авторитет.

— Думаете… — запинаюсь. — Думаете, он?

— Посмотрим, — заявляет коротко. — Давай, обработай рану.

Подчиняюсь.

— Там в бардачке есть телефон с левой симкой, я тебе продиктую номер, бери и набирай.

— Хотите, чтобы я позвонила Артуру? — уточняю.

— Вызови его на встречу.

— Но как? — нервно посмеиваюсь. — Что я ему скажу?

— Не знаю. — Тормозит на стоянке перед рестораном. — Что угодно. Очаруй. Вымани на свидание.

— Я не… я… это плохая идея.

Нервно барабаню пальцами.

— Поверь, это лучше, чем если я ему позвоню, — криво усмехается. — Женский голос пробуждает больше доверия.

— Можно отправить повестку, — осекаюсь, почти сразу сознаю всю абсурдность данного предложения.

— Звони, — повторяет с нажимом. — Сама понимаешь, даже если он когда-нибудь явится по повестке, я не смогу допросить его как полагается.

Проклятье.

Он прав.

Последняя фраза эхом отбивается в ушах.

Как полагается.

Меня передергивает. Отлично понимаю, порой признание нужно выбить. Буквально. И хоть я против подобных методов, в случае с Харой иначе не выйдет.

Если парень действительно виновен, то бесполезно действовать официальным путем. Гад легко откупится, технично свалит в другую страну, будет мирно загорать на пляже и дуть коктейли.

Нам нужно поймать его прямо сейчас, по горячим следам. Прижать и расколоть. Есть шанс на раскаяние. Ничтожный.

— Постойте, — бормочу глухо. — Для адвоката такое задержание окажется настоящим подарком. Линия защиты воспользуется…

Замолкаю под тяжелым взглядом.

Я смотрю на Градского и четко осознаю: суда не светит. По крайней мере, в привычном формате.

Босс разрывает зрительный контакт, достает свой мобильный и начинает диктовать номер Артура. Покорно жму на кнопки.

Хорошо, что я сегодня в черной кофте, на такой ткани не заметны пятна от пота. Спина абсолютно мокрая. Насквозь.

Меня бросает то в жар, то в холод. То в кипящий котел, то в студеную воду. Содрогаюсь изнутри, комкаю куртку, прикрывая дрожащие колени.

Череда гудков кажется бесконечной.

Нет ответа.

Вдруг он уже успел уехать? Подстраховался? Как раз проходит регистрацию на самолет, поставил телефон на тихий режим?

— Набирай еще, — мрачно произносит Градский.

Не решаюсь протестовать.

Опять занудные гудки. От каждого из них мой желудок скручивается в новый, очень замысловатый узел.

Наверное, сегодня мне не слишком везет на звонки…

— Да, — грубо бросает Артур.

— Привет, — заявляю игриво.

Откуда только беру силы?

Перед глазами стоит наша прошлая встреча. Его ленивая манера здороваться. Дымящаяся сигарета, небрежно стряхнутый пепел.

Воспоминания всплывают покадрово. Слайд за слайдом. Гребаная презентация. А в конце все полыхает красным.

— Чего надо? — резко спрашивает Хара.

— Неужели не узнаешь? — интересуюсь сладко.

— Либо говори, кто ты, либо иди на х*й, — выдвигает не слишком вежливый ультиматум.

— Разве что на твой, — парирую со смешком.

— Стань в очередь, — самодовольно хмыкает.

— Зря, — цокаю языком, ничего не соображаю, импровизирую на ходу. — Многое теряешь. Ты сам сказал, что настолько глубоко еще никто не заглатывал.

— Заливаешь, — голос слегка смягчается. — Тогда бы я забил твой номер в список контактов.

— Новая симка, старую посеяла.

— Ну ладно, — выдерживает паузу. — Позже наберу. Я не в настроении.

Почему? Потому что после кровавого убийства совсем не тянет на секс?

Больной урод.

— Значит, прощаешь долг? — действую наугад. — Я могу не возвращать деньги?

— Чего? — фыркает. — Какие деньги?

— Ой, у меня батарея садится, а зарядить негде, — картинно вздыхаю. — Часик потусуюсь в кафешке напротив твоего ресторана, потом на…

Сбрасываю вызов и отключаю мобильный.

Перевожу дыхание.

— Деньги? — спрашивает Градский.

— Не вышло придумать другой повод, — бормочу виноватым тоном. — Послушайте, я понятия не имею, как общаться с…

С мужчинами.

С парнями.

Странно, что я вообще заводила отношения с лицами противоположного пола, а не осталась хронической девственницей.

— У меня мало практики общения с подозреваемыми, — формулирую более обтекаемо.