«Академия Филлимора славится тем, что принимает в свои стены девушек, а выпускает настоящих леди, способных вести себя достойно в высших эшелонах общества». Эта подпись красовалась под нелепыми фотографиями, на которых еще более плотно увешанные жемчугом девицы оживленно болтали за чашкой чая, а мисс Торн с одобрительной улыбкой смотрела на их плотно сжатые колени. Было такое ощущение, что действие происходит в Версальском дворце, правда, в гостиничном варианте Лас-Вегаса. Или в музее мадам Тюссо.

«Мы стремимся вооружить наших воспитанниц всеми секретами очарования, которые необходимы им в их будущей наполненной жизни», — говорилось далее. В качестве иллюстрации прилагалась картинка, на которой некая фотомодель изображала, что она читает «Мадам Бовари» (вне всякого сомнения, это был первый случай, когда ей пришлось взять в руки книгу), а другая фотомодель делала вид, что разговаривает по старинному телефону (который, судя по всему, был беспроводным). Интересно, с кем она разговаривала? Может быть, с принцессой Дианой из потустороннего мира? Или с мисс Торн, на этот раз не попавшей в кадр?

Дисциплины, предлагаемые к изучению в Академии, могли вызвать у читателя только недоумение. «Все, что должна знать и уметь настоящая леди». Возможно, в 1980 году девушка, страдающая от безделья в каком-нибудь замке Баварии, где на километры вокруг одни только священники, и смогла бы обойтись предложенным списком. Как приготовить фуршет после спортивных занятий. Как вышить подушечку для иголок. Как делать съестные припасы. Что такое швейцарская кухня… Разумеется, в списке встречались и вполне осмысленные вещи, например: «Как составить автобиографию» или «Как писать письма», но они явно относились к временам, когда не было ни электронной почты, ни женской эмансипации, ни дешевых международных авиаперелетов.

Ей-богу, в сложных математических уравнениях с бешеным количеством чисел и всяких греческих закорючек проще было разобраться, чем в этом идиотском буклете. Что такое «протокол»? А что такое «персональная этика»? А главное, почему мисс Торн сидит в засаде на всех фотографиях, как полицейский, призванный следить за соблюдением этикета?

Я откинулась на стуле и с отвращением посмотрела на буклет, подпертый для удобства просмотра недоеденным сэндвичем. Подумать только: всю сознательную жизнь я считала себя ущемленной из-за того, что не была допущена в заведение, где учат правильно пить чай… Нет, это даже хорошо, что мне довелось увидеть этот иллюстрированный каталог последствий обучения хорошим манерам.

Господи, неужели так было всегда? А как же пленительные «взрослые» секретики, которые Фрэнни раздавала, будто конфеты, и которые так хотелось поскорее попробовать? Значит, на самом деле все обстояло иначе?

Я скинула в контейнер пустой стаканчик и коробку из-под сэндвича, вышла из кафе и направилась вниз по Пикадилли. Солнце спряталось за тучу, но я уже не обращала на него внимания…


Увы, моя попытка проскользнуть обратно в кабинет казначея, чтобы просмотреть папки, закончилась неудачей: прямо на входе меня поймала мисс Торн и затащила на свой урок — она вела разговорную речь.

Собственно, сама речь на ее уроке была не главной, то есть мисс Торн не пыталась никого учить, как правильно вести беседу. Скорее, наоборот, она подавала пример того, как можно легко свернуть любой разговор, едва только он вырулит на подходящую тему. С завидным постоянством она пресекала любые (местами очень даже забавные) комментарии девушек по поводу сплетен о звездах, политики, телевидения, болезней и модных тату. В общем, весь урок я считала минуты до того момента, как наконец забегу к Кэтлин и Нэнси и получу хоть какую-то моральную поддержку.


Ровно в четыре часа студентки пулей выскочили из здания Академии, как будто оно было объято пламенем. Что касается меня, я испытывала острейшую необходимость выпить чаю, причем желательно сдобренного порцией виски. Обычно я его не пью, но после урока разговорной речи мисс Торн вдруг потянуло. Хотя бы для того, чтобы не быть похожей на настоящую леди.

Через запущенный садик я прошла к знакомому конюшенному дому. В отличие от всего остального, дом выглядел как новенький: по крайней мере, медная дверная ручка сверкала даже в скудном сумеречном свете. He успела я за нее взяться, как дверь распахнулась. На пороге стояла Нэнси и смотрела на меня так, будто я только что вернулась из экспедиции в Арктику. В принципе, я и сама чувствовала нечто подобное.

Быстро затащив меня в дом, Нэнси усадила мое бренное тело на стул возле старой печки, а Кэтлин соорудила в тарелке подобие каменной кладки из бисквитного торта.

— Ну, как все прошло? — спросила Кэтлин, когда я выпила чай и протянула чашку за новой порцией.

Я задумалась, пытаясь сформировать в мозгу некий гармоничный баланс позитива и негатива, однако была прервана на полпути.

— Только честно, Бетси, — сурово сказала Кэтлин. — Выкладывай все как на духу.

— В общем… требуется генеральная уборка.

— А что конкретно нужно? — поинтересовалась Нэнси. — Наверное, новые учителя? В прошлом году мисс Торн многих уволила по сокращению штатов. Оставила только Эдвину Ангелль и саму себя, — улыбнулась она. — Но ты же обязательно что-нибудь придумаешь.

Бедные мои, милые, добрые, честнейшие во всем мире старушки! Как мне было их жаль! Они прожили здесь всю жизнь, отстаивая идеалы добра и порядочности, за которые ратовала Фрэнни… Как же признаться им, что дело зашло слишком далеко? Что теперь даже предложение казначея закрыть Академию совсем не кажется бредовым? А ведь они ждут от меня спасения…

Впрочем, они же сами приучили меня говорить только правду.

— Не знаю, что делать, — сказала я, честно глядя в их полные ожидания глаза. — Будет невероятно сложно заманить новых студенток — слишком многое требуется пересмотреть. Сегодня правила королевских приемов никому не интересны. Казначей считает, что лорд Филлимор должен подумать о продаже Академии.

— О продаже? — упавшим голосом протянула Нэнси, и ее чашка со звоном запрыгала на блюдце.

— Ладно, Нэн, как будто мы ничего не знали. — Кэтлин бросила на меня мужественный взгляд.

— Ну и что, даже если он продаст? — как можно более непринужденно сказала я. — Ну, поселится рядом с вами какой-нибудь нувориш из оффшорного бизнеса. Они дома-то бывают от силы двадцать дней в году!

При этих словах на лицо Кэтлин надвинулась тень, а Нэнси плотно сжала губы. У обеих сразу ввалились глаза, и я вдруг с болью осознала, как сильно мои тетушки постарели. Захотелось прижать их обеих к груди, хотя мой бюст, в силу объемов, вряд ли годился для утешения.

— Ну что вы молчите?! — пожалуй, слишком резко воскликнула я, однако никто не сделал мне замечание.

— Просто ему придется продать не только дом, — сказала Кэтлин. — Здесь полно другой недвижимости: гараж на три машины, квартиры для обслуги… И конюшни. Мы только жильцы, Бетси. И всегда так было. Это как бы часть нашего пенсионного пакета.

У меня сам собою открылся рот. Нет, надо же быть такой тупой! Мне ведь даже в голову не пришло, что из-за продажи Академии Кэтлин и Нэнси могут потерять крышу над головой.

— Но… наверняка лорд П. подыщет вам что-нибудь за городом. В Беллингхэме, например…

Кэтлин молитвенно сложила руки.

— Жить за городом? В нашем-то возрасте? Это ужас! Там нет фонарей. И воняет. Не то что в Лондоне…

— Нет, правда, мы не хотим уезжать из Лондона. Возможно, новому хозяину понадобится прислуга, — с подрагивающей улыбкой сказала Нэнси. — Говорят, сейчас есть такие пылесосы, которые не надо таскать по лестнице. Благослови, Господь, мою старую спину. Да и Кэтлин пока не растеряла своего мастерства…

— Нет уж! — скрипнув стулом, сказала я. — Этого не будет! Думаете, Фрэнни позволила бы кому-нибудь вышвырнуть вас из собственного дома? Да она бы всех тут порвала!

Я зажмурилась, чтобы не заплакать, потому что Нэнси тоже была на грани и я не хотела ее провоцировать.

— Так вот: Академия Филлимора не закроется, и никто ее не продаст, — объявила я и схватилась за ежедневник (гораздо легче, когда держишь что-нибудь в руках). — Необходимо что-то предпринять… Вы только посмотрите на их буклет! Он же совершенно идиотский! Аранжировка цветов, торжественные обеды, обращение с прислугой… Как будто на дворе девятнадцатый век. Тут вообще есть учителя моложе пятидесяти?

Нэнси и Кэтлин переглянулись.

— Ну да, есть… Вот, например, Адель, — сказала Нэнси.

— Какая еще Адель? — насторожилась я.

Я ненавидела это имя. Единственную воспитанницу Академии, которая мне реально не нравилась, звали Адель Буканан. По правде говоря, ее все терпеть не могли, но саму ее это нисколько не трогало. В этой восемнадцатилетней девушке не было совсем ничего девичьего (пока однажды она не «поехала кататься на лыжах» и не вернулась с крохотным носиком вместо прежнего шнобеля и с новыми белоснежными зубами).

— Адель Буканан, — сказала Кэтлин, ставя на плиту чайник. — Помнишь ее? Пепельная блондинка, вечно ходила в мини-юбке. И в мини-трусиках. Теперь водит дружбу с мисс Торн. Периодически заявляется в Академию и начинает всех воспитывать. Не знаю уж, в чем это выражается.

— Да что ты? — Я попыталась представить Адель в роли учительницы, но не смогла. — Наверное, она замужем, живет где-нибудь в поместье? По крайней мере, именно об этом она мечтала. Помню, она говорила, что в двадцать три года у нее будет собственный вертолет.

— Вот, недавно овдовела, — со значением произнесла Нэнси. — Была женой графа Пертонширского. Очень трагическая история: однажды вечером они играли в теннис, как вдруг молния ударила прямо в его кардиостимулятор. Впрочем, ему и так перевалило за восемьдесят. Удивительная активность для такого возраста, правда? Наверное, корт у них имел какое-то особое освещение…