– Так! Значит, ты хочешь получить ответы на эти вопросы? Для этого есть разные способы. Есть говорящий камень, который отвечает детским голосом, но этот камень редок и стоит дорого. А еще можно гадать по воде: демон являет в воде бледные и ужасные видения, предвещающие будущее. Но для этого нужны особые сосуды со священной водой, а у нас их нет. Поэтому, я думаю, самый простой способ удовлетворить твое желание – это воздушная магия.

– Надеюсь, в ней нет ничего страшного? – спросил Сосий с испугом. – Я не люблю призраков.

– Не бойся. Ты ничего и не увидишь, только узнаешь по бульканью воды, суждено тебе счастье или нет. Главное, как только взойдет вечерняя звезда, приоткрой ворота, чтобы демон мог войти, да положи у ворот фрукты и поставь сосуд с водой в знак гостеприимства; а через три часа после наступления сумерек принеси сюда чашу чистой холодной воды, и ты узнаешь свою судьбу по фессалийскому способу, которому научила меня мать. Но не забудь оставить приоткрытыми ворота – от этого зависит все; их нужно открыть за три часа до того, как ты придешь, и так оставить до конца гаданья.

– Не беспокойся, – сказал простодушный Сосий. – Я знаю, что чувствует благородный человек, когда дверь захлопывают у него перед носом, как не раз поступал со мной повар. И знаю также, что уважаемая особа, каков, конечно, этот демон, будет довольна всяким знаком гостеприимства. А пока вот тебе завтрак.

– Что слышно насчет суда?

– Суд все еще идет, они там болтают да болтают, это будет тянуться до завтра.

– До завтра? Ты в этом уверен?

– Так говорят.

– А что Иона?

– Клянусь Вакхом, ей, видно, получше стало, раз у нее хватило сил заставить хозяина сегодня утром топать ногами и кусать губы. Я видел, как он вышел от нее темнее тучи.

– Ее комната близко?

– Нет, она наверху. Но мне недосуг больше болтать с тобой.

Глава X. Оса осмеливается залететь в паучьи тенета

Наступил вечер второго дня суда. Примерно в это время Сосий должен был заглянуть в ужасную неизвестность, но в ворота, которые он оставил открытыми, вошел не таинственный дух земли или воды, а грузная и вполне земная фигура Калена, жреца Исиды. Он едва обратил внимание на скромные дары – кучку недозрелых плодов и сосуд кислого вина, – которые благочестивый Сосий счел подходящими, чтобы приманить невидимого незнакомца. «Наверно, жертва богу сада, – подумал Кален. – Но клянусь головой моего отца, если этому богу всегда так мало жертвуют, придется ему отречься от своего божественного звания. Ах, если б не мы, жрецы, богам пришлось бы туго. А теперь поспешу к Арбаку – я иду по зыбучим пескам, но должен дойти. В моих руках жизнь египтянина – во сколько же он ее оценит?»

Рассуждая так, он прошел через дверь в перистиль, где в эту звездную ночь горело несколько светильников, и тут сам Арбак вышел ему навстречу из двери за колоннадой.

– А, Кален! Ты ищешь меня? – сказал египтянин, и в его голосе послышалось некоторое замешательство.

– Да, мудрый Арбак. Надеюсь, я тебе не помешал?

– Ничуть. Только что мой вольноотпущенник Каллий трижды чихнул справа от меня, поэтому я знал, что меня ждет приятное, и вот боги послали мне Калена.

– Не пройти ли нам в твои покои, Арбак?

– Как хочешь. Но сегодня ночь такая ясная и теплая, а я еще чувствую слабость после болезни, воздух освежает меня. Пойдем лучше в сад, там нас никто не услышит.

– С удовольствием, – сказал жрец.

И «друзья» не спеша пошли на одну из многочисленных террас, уставленных мраморными вазами с цветами и деливших сад на части.

– Чудесная ночь, – сказал Арбак, – светлая и прекрасная, как двадцать лет назад, когда я впервые увидел берега Италии. Мой милый Кален, мы стареем. Нужно по крайней мере почувствовать, что мы жили.

– Ты-то можешь этим похвастать, – сказал Кален, осторожно наводя разговор на тайну, которая тяготила его, и чувствуя, что снисходительный и приветливый тон, которого удостоил его высокомерный египтянин, только усиливает его страх. – У тебя несметные богатства, железное здоровье, которое не поддается болезням, ты счастлив в любви, испытал бесчисленные удовольствия и в этот самый час наслаждаешься мщением.

– Ты намекаешь на афинянина. Да, завтра на рассвете будет вынесен смертный приговор. Сенат неумолим. Но ты ошибаешься: его смерть не принесет мне никакой радости, она только избавит меня от соперника в любви к Ионе. Никаких враждебных чувств к этому несчастному убийце у меня нет.

– Убийце! – повторил Кален медленно и многозначительно, после чего пристально посмотрел на Арбака.

Звезды слабым и ровным светом озаряли гордое лицо своего пророка, но оно ничуть не изменилось. Кален, разочарованный и смущенный, опустил глаза. Он быстро продолжал:

– Убийце! Конечно, можно обвинять его в этом преступлении, но есть люди, которые знают, что он невиновен.

– Говори яснее, – холодно сказал Арбак; тайное предчувствие подготовило его к этому разговору.

– Арбак, – сказал Кален, понижая голос до шепота, – я был за часовней в священной роще. Я слышал все. Я видел, как твое оружие пронзило сердце Апекида. Я не виню тебя – ты поразил врага и отступника.

– Значит, ты видел все, – сухо сказал Арбак. – Я так и думал. Ты был один?

– Один, – отвечал Кален, удивленный спокойствием египтянина.

– А зачем ты спрятался за часовней?

– Я знал, что Апекид принял христианство и на этом месте должен встретиться со злобным Олинфом, чтобы обсудить план, как разоблачить священные тайны нашей богини перед народом. Я хотел выследить их и разрушить их замыслы.

– Говорил ли ты хоть одной живой душе о том, что видел?

– Нет, господин мой. Тайна погребена в груди твоего слуги.

– И даже твой родич Бурдон ничего не знает? Говори правду!

– Клянусь богами…

– Брось! Мы знаем друг друга – что нам боги!

– Тогда клянусь страхом возмездия – нет!

– А почему ты до сих пор не сказал ничего мне? Почему только накануне суда над афинянином посмел ты сказать Арбаку, что он убийца? И если ты так долго медлил, то почему говоришь теперь?

– Потому… потому… – Кален смутился и покраснел.

– Потому, – продолжал Арбак с ласковой улыбкой, дружелюбно похлопывая жреца по плечу, – потому, мой милый Кален – ты сейчас увидишь, как я буду читать в твоем сердце и объясню все твои поступки, – что ты ждал, пока я безнадежно запутаюсь, выступив с обвинением, и у меня не останется лазейки. Ты ждал, пока я добавлю к убийству лжесвидетельство, ибо после того как я сам возбудил в других жажду крови, ни богатство, ни власть не смогут меня спасти. И теперь, когда должен быть вынесен приговор невинному, ты говоришь мне это, чтобы я понял, какую ужасную сеть может завтра разорвать одно твое слово, хочешь увеличить этим цену своего молчания, показать, что собственная моя ловкость, с которой я разжигал ярость толпы, после твоего свидетельства обратится против меня же и если не Главк, то я сам попаду в пасть ко льву! Разве не так?

– Арбак, – сказал Кален, утратив всю свою наглость, – поистине ты чародей! Ты читаешь в сердцах, как по-писаному.

– Это мое призвание, – отвечал египтянин с тихим смехом. – Так вот, молчи, а когда все будет кончено, я сделаю тебя богачом.

– Прости, – сказал жрец, сразу сообразив, что надеяться на будущую щедрость жадного Арбака не приходится. – Ты сказал правду – мы знаем друг друга. Если ты хочешь, чтобы я молчал, то должен заплатить сколько-нибудь вперед, в виде жертвы Гарпократу[179]. Если хочешь, чтобы роза, нежный символ скромности, пустила прочные корни, окропи ее сегодня золотым дождем.

– Как это остроумно и поэтично! – сказал Арбак все тем же ласковым тоном, который успокаивал и ободрял, хотя должен был встревожить и сдержать алчного собеседника. – Подожди только до завтра.

– К чему откладывать? А вдруг, когда я не смогу уже давать показания, не опозорив себя, потому что не дал их прежде, чем пострадал невинный, ты забудешь о моих условиях? Если ты уже сейчас колеблешься, мне не дождаться от тебя благодарности в будущем.

– Ну, раз так, говори, сколько ты хочешь получить.

– Твоя жизнь драгоценна, а богатства несметны, – отвечал жрец с усмешкой.

– Это еще остроумней. Но говори же, сколько?

– Арбак, я слышал, что у тебя в подвале есть тайная сокровищница, что там, под массивными сводами, хранятся груды золота, вазы, драгоценные камни и все это может соперничать с казной божественного Нерона. Тебе ничего не стоит уделить Калену из своих сокровищ столько, чтобы он стал одним из самых богатых жрецов в Помпеях, и ты не заметишь убыли.

– Пойдем же, Кален, – сказал Арбак ласково. – Ты мой старый друг и был мне верным слугой. Ты не можешь желать моей смерти, а я хочу, не скупясь, наградить тебя; мы опустимся сейчас в сокровищницу, о которой ты говорил, ты насладишься зрелищем золота и бесценных камней и возьмешь столько, сколько сможешь унести под одеждой. Увидев сокровища своего друга, ты поймешь, как глупо было бы вредить тому, кто награждает так щедро. А когда Главка не станет, ты снова побываешь в сокровищнице. Видишь, я говорю с тобой откровенно, как с другом.

– О величайший и благороднейший из людей! – вскричал Кален радостно. – Простишь ли мне обидные сомнения в твоей справедливости и щедрости?

– Тс! Еще один поворот, и мы спустимся под своды.

Глава XI. Раб вопрошает оракула. Слепцов может обмануть слепая. Два новых узника за одну ночь

Нидия с нетерпением ожидала Сосия, которому самому не терпелось поскорее пойти к ней. Совершив для храбрости многочисленные возлияния вином лучшего качества, чем то, которое он оставил для демона, доверчивый раб прокрался в комнату, где была заперта слепая девушка.

– Ну, Сосий, ты готов? Принес чашу с чистой водой?

– Да, конечно. Но меня дрожь пробирает. Ты уверена, что я не увижу демона? Я слышал, что они не очень-то любезны и хороши собой.