– Так, стало быть, вы даже говорили с его врачами? – Мэрион и не думала скрывать неприязненных интонаций.

Эллен чуть помедлила.

– Но, видите ли, я ведь их всех знаю…

– Мне казалось, состояние здоровья пациента обсуждают исключительно с его прямыми родственниками.

– Да, но вы не приходили его навестить.

– Еще бы, мне вообще ничего не сообщили, только сегодня утром я узнала от Сары, что произошло.

– Отец не хотел вас беспокоить.

– Вот как? Значит, он не хотел меня беспокоить. А может, это вам не хотелось, чтобы я тут была поблизости?

Глупо, подумала Эллен, и Мэрион явно не сознает, в какое она себя поставила глупое положение. Но пусть не думает, что ей удастся выместить на Эллен свои конфликты с отцом.

– У него в палате, – сказала она, – есть телефон. Он может звонить кому угодно и в любое время».

К этому Мэрион не была готова. Лицо ее вытянулось.

– Послушайте, Мэрион, хочу вам сказать, что я тут человек посторонний. Пожалуйста, выясняйте свои отношения друг с другом самостоятельно.

– Во всяком случае, ваше присутствие этих отношений не улучшает.

– И чего бы вы от меня хотели?

Выражение лица Мэрион смягчилось.

– Можно я присяду?

В Эллен все так и кричало: не связывайся с нею, не связывайся! Ничего хорошего от этих разговоров не будет. Но ведь не откажешь же. Она осмотрелась – в углу, где была полка с журналами, сейчас никого нет: «Пройдемте туда».

Усевшись напротив, Мэрион принялась пристально изучать лицо Эллен, как будто перед нею была пациентка с серьезными нарушениями. Наконец, она заговорила:

– Эллен, вы имеете немалое влияние на моего отца, он вам доверяет и так далее, но… но вы же очень молоды, он старше вас вдвое, не менее, то есть у вас разница в возрасте тридцать пять лет, вы это сознаете? Тридцать пять!

Эллен молча ждала, когда на ее голову упадет топор. И ждать пришлось недолго.

– Неужели вам никогда не приходило в голову, что связывающие вас с отцом отношения могут оказаться пагубными для здоровья – и его здоровья, и вашего?

– Нет, не приходило, – ответ Эллен прозвучал безапелляционно. Да и все равно, что бы она ни сказала, Мэрион с ее точки зрения не сдвинешь.

– Я ведь говорила уже, что я психолог, и у меня большой опыт, – продолжала ее гостья, – так вот, знайте, что существует целая научная теория на тему иллюзий старости: мужчины с годами склонны отрицать то, что неизбежно с ними произойдет, и начинают искать в качестве партнерши все более молодых женщин, ставя над собой совершенно недопустимые опыты.

– А о сложностях в отношениях между дочерью и отцом тоже существует научная теория?

Мэрион напряглась, но самообладания не потеряла.

– Вот что, Эллен, я чувствую, как я вам не нравлюсь… но меня к вам привела исключительно забота об отце. Вы ведете себя крайне эгоистично.

– Эгоистично?

– Конечно, хотя для вас все это в данный момент выглядит очень романтично. Но года через два у него усилится артрит, он не сможет ходить, придется обзаводиться креслом на колесиках, и тут вам встретится кто-нибудь молодой, а его вы бросите – доконав.

Эллен решительно поднялась: довольно, поговорили.

– Вот что, доктор Джекобс, выслушайте и запомните: Бен дорог мне, а это значит, что я от него не откажусь, что бы ни случилось. И нет нужды мне вам объяснять, что, если человека любишь, надо быть готовым разделить с ним любую беду.

Тут поднялась и Мэрион. Да и что ей оставалось делать, ведь Эллен ясно показала, что разговаривать им больше не о чем.

– Ну что же, – сказала она от двери, – мне ясна ваша позиция. И выбора вы мне не оставляете.

Это еще что такое? Эллен смотрела, как Мэрион шествует по коридору, и на сердце ее было неспокойно. Совершенно ясно, что она любой ценой постарается их оторвать друг от друга. Ничего из этого не получится, уж она-то Бена знает, но навредить им – такое Мэрион по силам.


Рихард откинулся в кресле, любуясь своими тщательно ухоженными пальцами хирурга. Перед ним сидели трое и, слушая их, он то и дело чувствовал, как у него непроизвольно растягиваются в усмешке губы.

Говорил Таро Хасикава.

– Доктор Вандерманн, я согласился на встречу с вами, так как на ней настаивали эти джентльмены, – кивок в сторону Рона и Милта, – однако я должен с самого начала уведомить вас, что пересадка сердца павиана для моего отца неприемлема, хотя, спешу вас уверить, решение, конечно, должны принимать вы, справедливо считаясь крупнейшим специалистом в данной области.

– Понимаю, – Рихард говорил подчеркнуто бесстрастно. – Но со своей стороны я тоже считаю нужным предупредить вас, что шансы у вашего отца крайне невелики, так как он не соответствует правилам, установленным для предоставления органов нуждающимся в операции.

– Мне об этом постоянно напоминают, – в интонациях Хасикавы сквозило легкое раздражение, – но я прихожу к выводу, что эти правила действуют не столь уж неукоснительно. Если не ошибаюсь, губернатор Пенсильвании, Кейси, получил вне всякой очереди и сердце, и печень, так?

– Не располагаю всей информацией, касающейся этого случая, – ответил Рихард, ничуть не смущаясь. – Впрочем, губернатору Кейси, во всяком случае, очень повезло, даже если правила соблюдались неукоснительно: дело в том, что отнюдь не всегда необходимые органы удается получить без проволочек. Пожалуй, такие примеры можно пересчитать по пальцам.

– Ну вот что, док, – Рон обещал Милту, что лезть ни во что не станет и, ерзая на стуле от нетерпения, до сих пор и вправду не вмешивался в разговор, но теперь его выдержка иссякла. – Вам что, никто не сообщил, что за деньгами в данном случае остановки не будет?

Рихард слегка поднял брови.

– То есть, если я вас правильно понял, имеются средства для приобретения нужного органа в одной из стран, где такая торговля не считается противозаконной, – в Индии, скажем, или в Египте? Но все равно остаются две проблемы – он поднял вверх свой длинный палец: во-первых, каким образом доставить приобретенный орган в Соединенные Штаты менее чем за пять часов или же, и это во-вторых, как доставить в страну, предоставившую орган, нашего пациента, который, очевидно, не выдержит такого путешествия. – Рихард покачал головой. – Поверьте, пересадка пациенту сердца – павиана самое разумное решение и, больше того, единственное, которое нам остается.

Хасикава все это время смотрел куда-то в сторону.

– Доктор Вандерманн, – проговорил он едва слышно, – мы не могли бы с вами побеседовать наедине?

– Разумеется, – кивнул Рихард. Милт вскочил, потянув Рона за рукав.

– Мы в коридоре, если понадобимся, мистер Хасикава.

Японец его словно не замечал.

– Что он еще надумал, прохиндей чертов? – зашептал Майкелсон, едва за ними закрылась дверь.

– Не волнуйтесь. Японцы жутко скрытные, кто же этого не знает. Но надо положиться на Вандерманна. Он все устроит, как полагается. Сидите себе и не дергайтесь. – Милт прихватил бумажную сумку, двинулся по коридору. – Если что, я в палате 307.

– Что это вы там забыли?

– Да вот… хочу кое-что передать другу, который в аварию угодил, он здесь лежит.

– Недолго только, вы мне можете понадобиться.

– Да что вы, в самом деле, просто как маленький… Деньги, только и всего, а остальное само устроится.

– Вы так думаете?

Милт широко улыбнулся: надо же, никогда не видел босса в таком состоянии.

– Да что там думать, врач-то он хороший, умный врач, значит, найдет какое-нибудь завалящее сердечко и прямо тут, в Нью-Йорке.


– Папа, я суп тебе сварила куриный, вот как мама делала, – Мэрион изо всех сил старалась говорить ласково.

– Спасибо большое, – в его голосе не чувствовалось растроганности.

– Медицина, конечно, далеко продвинулась, – попробовала пошутить она, – но с этим ни один антибиотик не сравнится. Пойду подогрею у сестер, а вот и соломка.

– Я могу ложкой.

– Ну конечно, можешь.

– И вообще, тут меня куриным бульоном каждый день пичкают.

– Как это?

– Да вот Милт недавно заходил, так принес целую кастрюлю. Сара наварила.

– Ах так… – Она была явно разочарована, но постаралась справиться с собой. – Знаешь, я так хорошо обо всем поговорила с твоим лечащим врачом, и он сказал, что тебя скоро выпишут. Причем никаких осложнений в будущем он не предполагает.

– Да? А чувствую я себя что-то паршиво.

– Ну, ты же понимаешь, боли не могут так вот взять и пройти, у тебя внутри и кровоизлияния оказались, и разрывы, но это все заживет. Надо проявить терпение. Я уже приготовила тебе ту комнату рядом с кухней, так что…

– Нет, я вернусь к Эллен.

С минуту она пристально на него смотрела, прикидывая, какой сделать следующий ход. Придвинулась к его постели.

– Папа… ну почему тебя должна ставить на ноги чужая женщина? И вправе ли ты ее этим обременять?

– Послушай, Мэрион, – начал Бен, однако она его тут же перебила.

– Нет, папа, с твоей стороны просто нехорошо все взваливать на твою хозяйку – она, кстати, такая милая. Пойми, тебе ведь очень сильно досталось. Значит, многое придется теперь переменить. Для начала закрой свой зал…

– Ни в коем случае, – Бен так энергично затряс головой, что боль тут же разлилась по всему телу.

– Но, папа, надо же вести себя разумно. Неужели ты воображаешь, что тебе по силам махать этими гантелями? Хорошо, что вообще жив остался, вот что я тебе скажу. И не забывай, тебе ведь почти семьдесят.

– Знаю, не нужны мне твои напоминания! – раздраженно оборвал ее Бен.

– Напрасно ты злишься, я должна тебе об этом напомнить, хоть и неприятно. А кто же еще об этом тебе скажет? Ты ведь сам знаешь, что я права, просто признаться не хочешь.

– Оставь меня в покое, Мэрион, – у него иссякли силы, чтобы с нею препираться. Он и правда очень устал.