— Нет, я этим вообще не занимаюсь.

— Так вы не пишете о финансах?

— Я зарубежный корреспондент, работаю в горячих точках за границей.

— А Ларри занимается созданием этих горячих точек, — рассмеялся Монкрифф. — По чем конкретно вы пишете?

— Ну, о многом: войны, голод, эпидемии — в общем, о всяких прелестях жизни…

— Не вижу в этом ничего прелестного, — потягивая вино, вмешалась в разговор пожилая француженка.

— В прошлом году я освещал кризис в Конго, — проигнорировав ее реплику, добавил Энтони.

— От этого Лумумбы одни неприятности, — заговорил Стерлинг, — а бельгийцы — просто безмозглые трусы, если думают, что он сможет справиться с ситуацией.

— Полагаете, африканцам нельзя доверять самостоятельно управлять собственной страной?

— Еще недавно Лумумба был всего лишь босоногим почтальоном из джунглей. Во всем Конго нет ни одного цветного, имеющего профессиональное образование, — дымя сигарой, парировал Стерлинг. — И как же они собираются руководить банками и больницами, если бельгийцы покинут их территорию? Страна просто превратится в зону военных действий. Мои шахты находятся на границе Родезии и Конго, и мне уже пришлось нанять в службу безопасности новых людей из Родезии, конголезцам теперь нельзя доверять.

Повисла напряженная пауза. У Энтони слегка задергался глаз, он крепко сжал зубы, сдерживаясь из последних сил. Стерлинг стряхнул пепел с сигары, а потом спросил:

— И где же вы бывали в Конго, мистер О’Хара?

— В основном в Леопольдвиле[5] и Браззавиле.

— Тогда вы прекрасно знаете, что армия Конго совершенно неуправляема.

— Я знаю, что борьба за независимость — сложный период для любой страны и что если бы генерал-лейтенант Янссенс повел бы себя чуть более дипломатично, то можно было бы спасти множество жизней.

— Ясно, — отозвался Стерлинг, оценивающе взглянув на Энтони сквозь клубы сигарного дыма, — значит, вы стали адептом культа Лумумбы. Очередной наивный либерал? — холодно улыбнувшись, спросил он.

— Вряд ли жизнь простых африканцев может стать еще тяжелее…

— Значит, в этом мы с вами расходимся, — отрезал Стерлинг. — Я считаю, что свобода — крайне опасный подарок для этих людей.

В столовой повисла мертвая тишина. Издалека доносился рев мотоцикла, взбиравшегося по склону холма. Мадам Лафайет нервно поправила прическу.

— Мне, к сожалению, об этом ничего не известно, — нарушила молчание Дженнифер Стерлинг, аккуратно разглаживая салфетку на коленях.

— Слишком мрачная тема для разговора, — поддержала ее Ивонна Монкрифф. — Иногда меня просто тошнит от того, что я читаю в утренних газетах. Фрэнсис читает спортивные и деловые новости, а мне вполне хватает журналов. Мы мало интересуемся политикой.

— Моя жена вообще не считает какое-либо событие достойным внимания, если о нем не написали в «Вог», — рассмеялся Монкрифф, и гости немного расслабились.

Завязалась непринужденная беседа, официанты то и дело наполняли бокалы.

Мужчины обсуждали фондовый рынок и недвижимость на Ривьере. Пожилая пара жаловалась на безумный наплыв туристов, которые мало того что мешают развернуть более масштабное строительство, так еще и имеют наглость вступать в Британский клуб любителей бриджа.

— По-моему, нет основания для беспокойства, — заверил их Монкрифф. — В этом году бунгало в Монте-Карло стоят пятьдесят фунтов в неделю, так что не думаю, что у лагерей вроде Батлина[6] найдутся такие средства.

— Я слышал, что Элса Максвелл предлагает покрыть гальку пенорезиной, чтобы по ней было приятнее ходить.

— Боже, какие же здесь у людей серьезные проблемы, — пробормотал себе под нос Энтони.

Он с радостью ушел бы, но сейчас это будет выглядеть крайне неприличным с его стороны. Энтони казалось, что все эти разговоры где-то очень далеко от него, как будто он вдруг оказался в параллельной вселенной. Как они могут спокойно рассуждать об ужасах, творящихся в Африке, в прямом смысле живя за счет людей, которые страдают там в этот самый момент? После недолгого колебания Энтони подозвал официанта и попросил, чтобы тот налил ему вина. Никто из гостей не обратил на это внимания. Принесли вторую перемену блюд — свежие морепродукты.

— Так значит, вы напишете что-нибудь замечательное о моем муже? — спросила Дженнифер Стерлинг, покосившись на его манжеты.

— Не знаю, — нервно поправив на коленях салфетку, ответил Энтони. — А должен? Он и правда замечательный?

— По выражению нашего дорогого друга мистера Монкриффа, Лоренс — луч света в темном царстве коммерции. Его фабрики построены по высшему стандарту, оборот возрастает с каждым годом.

— А я вас не об этом спрашиваю.

— Да? А о чем?

— Я спросил вас, замечательный ли он, — уточнил Энтони, понимая, что ведет себя не слишком тактично, но алкоголь уже раззадорил его.

— Не думаю, что вам следует задавать такие вопросы, мистер О’Хара. Жена вряд ли сможет дать вам беспристрастный ответ.

— О, я по опыту знаю, что более беспристрастных и жестоких ответов не добьешься ни от кого, кроме жен.

— Неужели? Продолжайте, очень занимательно.

— Ну, кто еще уже через несколько недель после замужества узнает обо всех недостатках мужчины, а значит, может рассказать обо всех его уязвимых местах? Что и делает — регулярно, с завидной настойчивостью и ужасающей точностью.

— Ваша жена, похоже, бессердечная женщина. Мне нравится, как вы о ней рассказываете.

— Моя жена — воистину мудрая женщина, — парировал Энтони, наблюдая за тем, как Дженнифер расправляется с очередной креветкой.

— Правда?

— Чистая правда. Она проявила достаточно мудрости и ушла от меня много лет назад.

Дженнифер протянула ему соус, он не взял, тогда она сама положила ему на край тарелки немного майонеза и спросила:

— Как это понимать, мистер О’Хара? Вы оказались не таким уж замечательным?

— Не таким уж замечательным мужем? Полагаю, вы правы. Во всех остальных отношениях я, разумеется, само совершенство. Пожалуйста, называйте меня просто Энтони, — ответил он, копируя принятую в этих кругах высокомерную манеру общения.

— Что ж, Энтони, тогда я думаю, что у вас с моим мужем много общего. Думаю, он о себе примерно такого же мнения, — произнесла Дженнифер, выразительно взглянув на Стерлинга, потом повернулась обратно к Энтони и посмотрела на него долгим взглядом, вполне достаточным для того, чтобы журналист понял, что ошибался в ней, принимая ее за скучную, поверхностную барышню.

Вскоре принесли горячее — говяжий рулет, запеченный с грибами в сливках, а Энтони тем временем узнал, что Дженнифер Стерлинг, урожденная Верриндер, замужем уже четыре года.

Практически всю жизнь прожила в Лондоне, а вот муж часто ездит по делам на шахты. Зиму, часть лета и праздники они проводят на Ривьере, так как светская жизнь Лондона им порядком наскучила. Здесь все знают друг друга, сообщила она, пристально разглядывая сидящую напротив жену мэра. Кому захочется постоянно жить в аквариуме, где плавают исключительно золотые рыбки?

Все, что Дженнифер Стерлинг сказала ему, характеризовало ее как очередную пресытившуюся светскими развлечениями жену богатого человека. Однако Энтони заметил в ней и нечто иное: Дженнифер Стерлинг была слишком одинока и слишком умна для своего положения в обществе и, судя по всему, еще не понимала, к чему это может привести через пару лет. Пока что лишь едва заметная печаль, сквозившая в ее взгляде, выдавала в ней человека мыслящего. Эта женщина оказалась заложницей бесконечного и бессмысленного водоворота светской жизни.

Детей у них не было, на его вопрос почему, Дженнифер ответила: «Говорят, супругам нужно хотя бы какое-то время провести в одной стране, чтобы завести детей». Услышав это, Энтони сперва подумал, не заигрывает ли она с ним, однако по ее простодушному взгляду понял, что эта ситуация ее скорее забавляет, чем расстраивает.

— А у вас есть дети, Энтони? — поинтересовалась она.

— Ммм… Похоже, один все-таки есть. Живет с моей бывшей женой, которая готова на все, что угодно, лишь бы я не сбил сына с пути истинного, — непроизвольно ответил Энтони и сразу понял, что прилично набрался. В трезвом виде он никогда не стал бы упоминать о существовании Филлипа.

Она улыбнулась, но так серьезно посмотрела на него, как будто пыталась решить, стоит ей посочувствовать ему или нет. О нет, только не это, безмолвно взмолился он, налил себе еще вина, чтобы скрыть смущение, и добавил:

— Ничего страшного… Он…

— А как вы обычно сбиваете людей с пути истинного, мистер О’Хара? — спросила дочь мэра Мариетта, сидящая напротив него.

— Подозреваю, мадемуазель, что, вообще-то, меня самого довольно легко сбить с пути истинного. Если бы я не принял решение написать крайне положительную статью о мистере Стерлинге, то, полагаю, после такого роскошного ужина в такой компании мне ничего другого уже не осталось бы. А вас как сбить с пути истинного, миссис Монкрифф? — обратился Энтони к Ивонне, считая ее наиболее безобидной собеседницей из всех присутствующих.

— О, проще простого. Только вот что-то никто не пытается, — ответила она.

— Чушь! — ласково перебил ее муж. — Вспомни, сколько месяцев я потратил, чтобы совратить тебя?

— Тебе пришлось дорого заплатить за меня, милый. В отличие от мистера О’Хара у тебя нет ни внешности, ни обаяния, — парировала Ивонна, посылая мужу воздушный поцелуй. — Если кого и невозможно совратить, так это Дженни. Она же просто само совершенство, настоящий ангел во плоти, не правда ли?

— Неподкупных душ в этом мире не существует — это вопрос цены, — возразил Монкрифф, — и наша милая Дженни не исключение.

— Ты абсолютно прав, Фрэнсис. Вот месье Лафайет — истинный образчик неподкупности, — криво усмехнувшись, ответила Дженнифер, похоже выпившая чуть больше шампанского, чем нужно. — Среди французских политиков вообще не существует такого понятия, как коррупция…