— Не знаю, что с тобой происходит, Петя, но твои поступки нас безумно огорчают. Мы сочувствуем твоим неудачам, всегда готовы тебе помочь, но ты вытворяешь такое — с чем нельзя мириться!

Светлана вытерла слезы платочком и, волнуясь, потребовала:

— Если это не инициатива Даши, с олигархом, — а я уверена в этом, — не смей бросать ее с сыном! И она — живой человек, и ребенок — не игрушка! Тем более это наш единственный внук!

Задохнувшись от волнения, она с трудом отдышалась и гневно закончила:

— Если ты уедешь, не исправив этой ошибки, забудь сюда дорогу!

Такого Петр не мог себе представить даже в страшном сне. Плохо соображая, он поднялся и, с побитым видом, молча ушел из отчего дома.

* * *

Разрыв с родителями лишь добавил горечи, но не поколебал решения Петра и, чтобы испить свою чашу до дна, он отправился к Даше — попрощаться с ней и с сыном. Когда он сообщил ей по телефону об отъезде на Алтай, она, уже зная об этом от Веры Петровны, спокойно ответила:

— Ну что ж, поезжай — коли так решил. Мы с Юрочкой не пропадем!

И все же по тому, как тщательно была убрана квартира, наряжен ребенок, и сама Даша — особенно элегантно одета и причесана, — Петр понял: она еще не потеряла надежды на то, что он передумает. Вручив подарки и немного поиграв с сыном, Петр предложил:

— Давай сядем и по возможности спокойно поговорим. Из-за тебя я крупно поссорился с предками: по сути, они выгнали меня из дому.

— Неужто и на этот раз меня защищал, — недоверчиво усмехнулась Даша. — Что-то маловероятно, чтобы ты вдруг переменился!

— Это верно: обстоятельства таковы, что изменить своего решения я не могу, как бы ни бушевали мои предки, — серьезно ответил Петр. — Но на сей раз они оба были на твоей стороне и меня осудили, как разрушителя семьи.

— А что, разве они не правы? — с упреком бросила ему Даша и направилась к двери. — Ладно, идем в гостиную! Там поговорим.

Они прошли в самую уютную комнату своей квартиры, обставленную дорогой мягкой мебелью и украшенную прекрасными картинами известных отечественных и зарубежных мастеров.

— Так за что тебя ругали родители? — стараясь скрыть свое волнение, делано спокойным тоном спросила Даша, когда они сели друг против друга за журнальный столик. — За то, что бросаешь их внука? Я угадала?

— В общем-то да, — удивляясь ее проницательности, подтвердил Петр. — И еще честили меня, особенно отец, за то, что уезжая, якобы проявляю слабость.

— Но ведь это так! — вырвалось у Даши. — Михаил Юрьевич прав!

— Ну никто меня не понимает! — тяжело вздохнул Петр и, чтобы облегчить душу, попытался объяснить: — Сейчас ты на меня злишься, Даша, что уезжаю, а что запоешь, если останусь? Ведь тебе придется меня содержать не день и не месяц, так как не смогу здесь прилично устроиться и зарабатывать.

Даша смущенно его слушала, и он с горечью констатировал:

— Вот видишь, я прав! И тебе скоро опротивлю, а главное — сам себя буду презирать. Нет, этого мне мужская гордость не позволит!

Как бы очнувшись, Даша горячо запротестовала:

— Нет, нет и нет! Я с тобой несогласна! Ты мне нужен, Петя, ведь я люблю тебя! И сыну нужен родной отец! Кто же Юрочку будет воспитывать — чужой дядя?

— Вы все думаете, я такой идиот, что ничего не понимаю и не чувствую? — взорвался Петр, вскакивая с кресла, так как не мог уже вынести этой муки. — Все знаю, но ничего не могу с собой поделать! Другие, наверное, могут: есть же всякие там нахлебники и паразиты.

Он сбавил тон и, как бы извиняясь, добавил:

— Был бы я беспомощным инвалидом, может, и примирился с таким жалким положением. Хотя, все же предпочел бы смерть!

Петр умолк, опустив голову. Подавленно молчала и Даша. Потом, умоляюще глядя, жалобно произнесла:

— Я понимаю тебя, Петенька, поезжай! Но мы с сыном будем тебя ждать. Ты очень скоро поправишь дела! Я в этом уверена!

Душа у Петра обливалась кровью. В этот миг он любил ее сильнее, чем когда-либо раньше и, скорее всего поэтому, собрав все свое мужество, резко, как приговор, произнес:

— Нет! Не могу тебя и себя обманывать. Мне потребуется несколько лет, чтобы подняться на уровень, который вам с сыном может дать достойную жизнь. А ты заслуживаешь самого лучшего!

— Ну и дурак! Проклятый идиот! — не выдержав, вскочила с места Даша. — Как ты не понимаешь: не нужно мне лучшего!

— Это сейчас ты так говоришь, а прошло бы немного времени — по-другому бы запела, — Петр тоже поднялся и гордо заявил: — Но такого унижения я не допущу! Прощай, и не поминай лихом!

Даша, как подкошенная, упала в кресло, а он молча прошел в прихожую, механически, как робот, оделся и вышел из своей квартиры, не ведая: вернется ли сюда вновь.

* * *

Полночи Даша проплакала. Убитая горем, мыслями о своем безрадостном будущем, она никак не могла заснуть и приняла много снотворного. А когда все же ей это удалось, привиделись такие кошмары, что она продолжала страдать и во сне. И все, что рисовало ей больное воображение, было связано с Петром.

Сначала, как наяву, она увидела себя нарядно одетой в холле какой-то шикарной гостиницы, ожидающей его, но Петра все не было. К ней назойливо приставали с ухаживаниями мужчины, ей это ужасно досаждало, но Даша не знала, как отбиться от навязчивых кавалеров. Потом Петр пришел с какой-то вульгарно накрашенной девицей. Она к нему бесстыдно льнула, и Даше хотелось оттолкнуть ее от мужа и устроить ему скандал, но в холле было многолюдно и она, страдая, сдержалась.

Затем они вместе оказались на балу, и Петр продолжал ею пренебрегать — танцевал с этой нахалкой, — а к ней снова лезли противные мужланы, но она им отказывала, завидуя накрашенной девке и страдая от обиды и ревности. Но самым мучительным было то, что они вдруг исчезли, и Даша в одиночестве бродила по каким-то длинным и темным коридорам. Там было много дверей, и за каждой творились какие-то оргии. Ее приглашали и даже пытались затащить силой пьяные мужики, но Петра среди них не было. Но вот — последняя дверь, снова оргия и — о, ужас!

В самом углу она увидела его с этой мерзавкой! Прямо на полу, совершенно голые, они, на глазах у остальных занимались… этим! Даша пыталась громко крикнуть, но не смогла произнести ни звука. Она хотела ворваться и пристыдить, заклеймить изменника, но ноги словно приросли к полу…

И все еще пребывая в ярости, Даша проснулась, продолжая мысленно посылать проклятия в адрес своих обидчиков. А когда пришла в себя, вслух горестно заключила:

— Ну что ж, Петя! Этот вещий сон ниспослан свыше. Я тебе уже не нужна — раз можешь изменить мне с любой девкой. Но страдать не буду! Ради Юрочки, помогу тебе встать на ноги, верну «Алтайский самородок» — раз это главное в твоей жизни! Сегодня же позвоню Юхновскому!

* * *

Лев Григорьевич уже отдал последние распоряжения и собирался покинуть свой офис, когда ему доложили, что звонит Дарья Васильевна Юсупова. Велев с ней соединить, он немедленно взял трубку и обрадованно пропел:

— Дашенька! Красавица моя! Счастлив, что вы обо мне вспомнили!

— Мне надо срочно увидеть вас и поговорить! — голос ее дрогнул от волнения. — Вы не передумали получить то, чего так упорно добиваетесь?

Юхновский отличался феноменальной сообразительностью — иначе бы не был олигархом. «Наконец-то она решилась, — с облегчением подумал он. — Везет мне все же, чертовски!», а вслух, стараясь не выдать рвущуюся наружу радость, с обычной любезностью ответил:

— Что вы, Дашенька, я никогда не отказываюсь от желаемого! Давайте, как всегда, встретимся в клубе! Куда за вами прислать машину?

— У нас не свидание будет, а очень серьезный разговор! — уже спокойно предупредила его Даша. — Я приеду к вам в офис сама, и могу быть уже через четверть часа, так как говорю из машины по мобильному.

«Придется менять весь сегодняшний план. Много потеряю, — мысленно подосадовал Юхновский. — Но ничего не поделаешь — она того стоит!» и любезно пропел:

— Буду с нетерпением ждать! Вас ко мне проводят.

Довольно часто бывая на приемах в самых фешенебельных местах, Даша повидала многое и ее трудно было удивить роскошью. И все же она была поражена богатством отделки и величием ультрасовременного небоскреба, служившего офисом нефтяной империи Юхновского. Ее встретили с почестями королевы, уже знакомый помощник Алексей сопроводил до кабинета олигарха и предупредительно распахнул дверь — будто она уже была его хозяйкой.

— Входите, Дарья Васильевна! Вас ждут!

Такого огромного кабинета она еще не видела. Даша остановилась на пороге, и олигарх, встав из-за широченного стола, поспешил ей навстречу. Он радостно улыбался, предчувствуя добрую весть и целуя ей руку, предложил:

— Давайте пройдем в мою комнату отдыха! Там намного уютней, чем в этом сарае, — с небрежным жестом кивнул на свой роскошный кабинет. — Нам туда чего-нибудь принесут, и мы сможем без помех обо всем поговорить.

— Нет, я же сказала: предстоит серьезный разговор, и пить мне нельзя: я за рулем, — решительно отказалась Даша и, сев в одно из кресел перед его столом, указала на другое: — Садитесь сюда! Так будет лучше.

«Она уже мной командует. Это — хороший признак!» — мысленно заключил Юхновский и, послушно усевшись в предложенное кресло, мягко произнес:

— Слушаю внимательно, Дашенька. Ради вас я отставил все дела!

— Надеюсь, я не надолго вас от них оторву, — спокойно начала Даша. — Хочу лишь сказать, что обстоятельства сложились так… — она запнулась, стараясь унять охватывающее ее волнение, — что… в общем… я согласна стать вашей женой… если вы по-прежнему желаете этого.

Юхновский ждал этого и все же почувствовал, как горячая волна счастья захлестнула его сердце. Вскочив с кресла, он картинно упал перед ней на колени и с юношеским пылом произнес: