— Так что, милицейские не могут взять с них нужные показания? — с досадой перебил его Петр. — За что тогда с нас деньги лупят?

— С девицы, из-за которой подрались, возьмут — и с других тоже. Все покажут, что твой бузотер ранил ее кавалера случайно, и тот во всем сам виноват. А вот с подругой Дмитрия, боюсь, у них ничего не выйдет.

— Это почему же? — возразил Петр. — В милиции это делать умеют.

На лбу Казакова собрались морщины.

— Ну как тебе покороче объяснить? В общем, Дмитрий там ее очень сильно оскорбил, и она не желает его выгораживать. Девка такая, что угрозами ее тоже не возьмешь. Тут может коса найти на камень.

— А ты что сделаешь, если они не берутся? Влюбишь в себя? — с иронией поинтересовался Петр. — Думаю, опытный следователь скорее ее уговорит.

— Нет, Петя, только я могу это сделать и самым простым путем: предложу деньги. Она небогата, одна растит дочку — и это решит дело, — убежденно ответил Казаков и добавил: — Если, конечно, сумею найти к ней подход.

Его доводы убедили Петра, и он удовлетворенно заключил:

— Что ж, Витя, действовал ты молодцом. Остается довести дело до конца.

* * *

Зоя работала маляром в строительной фирме, дела которой шли из рук вон плохо. Как раз был день зарплаты, и она с кислым видом отошла от кассы, пересчитывая свою жалкую получку, когда дверь бухгалтерии приоткрылась, и ее окликнули:

— Зойка, тебя кто-то важный спрашивает по телефону! Вроде, представитель какого-то благотворительного фонда.

Звонил ей, конечно, Казаков, а назвался представителем, чтобы сразу заинтересовать Зою и вызвать на контакт. И когда она взяла трубку, уверенная, что произошла ошибка, еще больше изумилась, услышав:

— Это Зоя Трофимовна Линчук? Вы мать-одиночка, и у вас есть двухлетняя дочь Елена?

— Да, так. А кто вы? — пролепетала Зоя и испуганно заявила: — Хоть мне и трудно, но дочь я в приют не отдам!

— Не об этом речь, Зоя Трофимовна! Никто не собирается отнять у вас дочь! Мы просто хотим оказать вам материальную помощь. Наш фонд и создан для поддержки матерей-одиночек.

Не давая ей опомниться, Казаков предложил:

— Поскольку я прибыл сюда всего на два дня, давайте встретимся сегодня же! Я вручу вам деньги, и надо будет оформить документы. Все это можно сделать в холле моей гостиницы.

Он назвал гостиницу — одну из лучших в городе, и Зоя застенчиво возразила:

— Нет, туда меня не пустят. Лучше в другом месте, например, на почтамте.

— Со мной вас куда угодно пустят! — уверенно заявил Казаков. — Так что приезжайте к пяти часам, и я вас встречу у подъезда. Это устроит?

Зоя растерялась и не знала, что ответить. «Какая-то авантюра! Кому это вдруг понадобилось мне помогать? — тревожно думала она, так как отнюдь была неглупа. — Но, с другой стороны, мне позарез нужны деньги, а он их предлагает».

— Хорошо, я приеду, — наконец решилась она. — Какие нужны документы?

— Только паспорт, — ответил «благотворитель». — Ваша дочь там записана?

— Разумеется! — заверила его Зоя.

Ровно в пять, успев принарядиться, она подошла к подъезду гостиницы и была приятно удивлена, что ей приветственно помахал рукой очень элегантно одетый молодой господин в очках — его строгий облик вызывал доверие.

— Виктор Казаков, — представился он, слегка пожав ее руку. — Пройдемте в холл, и я вас долго не задержу.

Они прошли в гостиницу мимо огромного швейцара, который подозрительно уставился на Зою — таких «телок» он распознавал с первого взгляда, — но ничего не сказал. Там Казаков провел ее в укромный уголок, где стояли стол и два кресла, а когда уселись, открыл свой дипломат и, достав конверт, сказал:

— Здесь двести долларов. Это — единовременная материальная помощь. Но, — Виктор пристально посмотрел на нее поверх очков, — вы получите в пять раз больше, — чтобы усилить эффект, он сделал паузу, — если окажете содействие в одном благородном деле.

Однако, как раз это Зою успокоило. «Ну вот, я так и знала, — мысленно усмехнулась она. — Никто зря не швыряется бабками. Интересно, что ему надо? Ясно ведь, что не я сама. Как бы не продешевить». И, потупив глаза, спросила:

— А что это за дело? Оно, наверное, трудное — раз предлагаете штуку баксов.

— Совсем нетрудное, — заверил ее Казаков. — Но ответственное. Поэтому так дорого его ценим.

— Поня-атно, — протянула Зоя, решив поторговаться. — За него мне отвечать придется, — и с наглым намеком добавила: — Значит, дороже стоит.

«А она готова согласиться. Дело в деньгах, — мысленно обрадовался Виктор и, сделав вид будто колеблется, согласился:

— Ладно, мы вам набавим еще пятьсот, но это максимум!

И, вынув из дипломата лист бумаги с отпечатанным текстом, объяснил:

— Богатый человек, возглавляющий наш фонд, — друг вашего знакомого, Голенко. Ваша помощь нужна ему, чтобы вызволить друга из беды, и это благородное дело! Разве вы не согласны?

Лицо у Зои — даже под толстым слоем макияжа — сразу потемнело.

— Этот гад ползучий — предатель, и тюрьма для него — самое подходящее место! — запальчиво бросила она. — Пусть получит, что заслужил!

Явно сгоряча, она вернула Казакову конверт.

— Ничего не сделаю для этого негодяя! Мало он надо мной поиздевался!

Но умный Виктор знал, что это вспышка временная, и мягко произнес, отводя ее руку с конвертом.

— Одно к другому не относится, дорогая Зоя Трофимовна! Эти деньги вам даны как материальная помощь. А вот полторы тысячи долларов, — он вновь сделал паузу, — надо еще заработать, и мой совет: не отказывайтесь!

Зоя промолчала. По лицу было видно, что внутри нее идет борьба, а Виктор продолжал ее убеждать:

— Ну досадил вам этот Голенко, так стоит ли ему мстить? Больше он вас не побеспокоит: его друг, о котором, наверное, слыхали, берет к себе в Москву. А такие деньги вам здесь очень пригодятся!

Это решило дело. Зоя взяла в руки бумагу и, не читая, спросила:

— Я ее должна подписать? А меня саму за это не посадят?

— Не бойтесь! — заверил ее Казаков. — В ней вы лишь свидетельствуете, что пострадавший напал с ножом на Голенко, и вы видели, как он сам напоролся на свой нож. Вы и в дальнейшем должны утверждать это!

— А что? Ведь почти так и было, — приободрилась Зоя, беря протянутую им ручку. — Я все поняла и подтвержу это хоть под дулом пистолета.

* * *

На юге зимы почти не бывает. Вот и в тот день снег растаял, на улицах была слякоть, и шел мелкий осенний дождь. Но Дмитрий, выходя из тюремного изолятора, этого не замечал — у него было отличное настроение. А на улице его уже ждала машина. В ней сидел Казаков. Завидя Голенко, он приоткрыл дверцу и, махнув рукой, крикнул:

— Дмитрий, сюда!

Голенко плюхнулся на заднее сидение рядом с Казаковым.

— Большое спасибо, что вытащили из тюряги! — задыхаясь от радости, сказал он Казакову. — Я Пете век буду благодарен.

— Ты это выскажешь в Москве, а здесь не забудь поблагодарить Зою, — ответил Виктор. — Ей не меньше ты обязан тем, что вышел на свободу. Это она убедила судей, что ты невиновен, тогда как пострадавший упорно доказывал обратное.

— Да, Зойка вела себя молодцом. Я от нее этого даже не ожидал, — признался Дмитрий и проницательно взглянул на Казакова: — Наверное, вы ей заплатили — уж больно старалась.

— Какая разница? — уклонился от прямого ответа Виктор. — Важен результат.

— Значит, заплатили, — сделал вывод Голенко. — Но вы правы: она здорово мне помогла!

Некоторое время ехали молча, потом Казаков открыл свой кейс и достал из него толстую пачку денег и проездные документы.

— Этих денег тебе вполне хватит, чтобы добраться до Москвы, и на первый месяц жизни, — сказал он, вручая все Дмитрию. — Смотри, не потеряй авиабилеты. Сейчас их достать непросто.

— А вы когда обратно? Может, полетим вместе? — больше из вежливости спросил Голенко. Он вовсе не спешил в Москву — ему хотелось погулять, во всю отпраздновать свое освобождение.

— Нет, я сегодня же вечерним рейсом возвращаюсь домой, — ответил Виктор. — Тебе делать нечего, а меня ждут дела!

— Как жа-аль! — фальшиво вздохнул Голенко. — А я-то надеялся, что мы вместе отпразднуем мое освобождение. Но все равно, мой первый тост будет за вас с Петей. Если бы не вы, видел бы я и сейчас небо в клеточку!

* * *

Поздним вечером того же дня, когда могучий авиалайнер уносил Виктора Казакова в столицу, за сдвинутыми столиками в кафе «Якорь», где праздновал с друзьями освобождение Голенко, царило буйное веселье. Выпивки и закуски было вволю, и шампанское лилось рекой. А виновник торжества все заказывал новое, щедро расплачиваясь сотенными купюрами, прямо из пачки, полученной им от Казакова. Оркестр только закончил играть заказанное им томное танго, а он уже достал очередную хрустящую бумажку и поманил пальцем руководителя — неопрятного толстяка с волосами, завязанными на затылке хвостиком.

— А сыграй-ка нам «Мурку» и эту… — Дмитрий попытался вспомнить название песни, но не смог, — «…кондуктор, нажми на тормоза!» Ведь сможешь?

— Мы все сможем! — ответил толстяк, выразительно глядя на купюру, которую тот держал в руке. — Только отстегивай!

«Стольник» тотчас перекочевал в его карман, и оркестр с жаром исполнил известный блатной шлягер, а когда солист вывел страдающим голосом:

Не жди меня мама, хорошего сына,

Твой сын не такой, как был вчера…

Голенко расчувствовался и по его щекам потекли пьяные слезы. Он вскочил, передал певцу еще сотню и, вернувшись на место, бросил друзьям: