— И теперь вы вымещаете ненависть к ней на других женщинах? — Энди стояла, прислонившись к кипарису.

— Нет. Прежде чем возненавидеть человека, нужно испытывать к нему хоть какие-то чувства. А какие бы чувства я ни испытывал к своей бывшей жене, они умерли во мне в тот момент, когда она уехала. Поэтому скажем так: я не доверяю представительницам женской половины человечества.

— Значит, вы закончите жизнь убежденным холостяком?

— Не сомневаюсь.

— Думаю, что дамочки в Кервилле не захотят с этим смириться, — подзадоривая его, сказала Энди, вспомнив, как заинтересовалась им служащая из гостиницы. — Разве они не охотятся за вами?

— Да. Каждая мамаша с дочкой на выданье готова бросить ее в мои объятия. Меня познакомили с каждой разведенной женщиной в городе. Все безнадежно. Был случай, когда меня пытались свести с молодой вдовой, подстроив так, что я оказался с ней рядом за обеденным столом. А тогда прошло меньше месяца как умер ее муж.

— Значит, вы презираете и отвергаете женщин?

Лайон оторвался от огромного валуна, прислонившись к которому он стоял, и подошел к Энди совсем близко.

— Нет, я не отвергаю женщин. Я только сказал, что не женюсь. Мне выпало несчастье — нет, счастье, это все-таки более правильно — быть подверженным тем же плотским грехам, каким подвержен любой мужчина.

В его голосе зазвучали вкрадчивые, бархатные нотки.

Неожиданно испугавшись, Энди отвернулась от Лайона и взглянула на реку.

— Я… Я думаю, это удачное место для натурных съемок. Конечно, шум воды — большая помеха, но…

Энди замерла. Она почувствовала на своих плечах его руки, сильные, нежные, горячие руки. Он повернул ее к себе:

— Вы, наверное, умираете от любопытства?

Энди ощутила на лице его теплое дыхание.

— Любопытства? — Голос ее сорвался. — Любопытства из-за чего?

— Из-за меня.

— А что именно мне должно быть любопытно?

— Например, на что это похоже, когда до тебя дотрагивается, а тем более целует ковбой с бычьей шеей? Разве не об этом вы подумали, когда впервые увидели меня?

— Нет, — солгала она.

Именно об этом она думала при их первой встрече, но ей и в голову не приходило, что он может догадаться о ее мыслях.

Он снова заговорил. И она почувствовала, что тает от звуков его голоса. Такой голос мог бы растопить глыбу льда.

— Когда вы получили назад свои письма, вы не восприняли это как отказ. Вы подумали, что приедете сюда, приласкаете этого деревенского парня, он потеряет от вас голову и разрешит взять интервью у отца. Вы были уверены, что я размякну, стоит мне только увидеть ваши золотистые глаза, бархатную кожу, шелковистые волосы и сексапильную фигурку. Так?

— Нет!

Он был несправедлив. Энди действительно страстно желала, чтобы он обнял ее покрепче, даже если он посмеется над ней потом.

— И чем больше я оскорблял вас, тем сильнее разгоралось ваше любопытство, пока я не повел себя действительно отвратительно. Думаете, я не знаю, что вы сегодня наблюдали за мной? Ну и как, увидели что-нибудь, что вам не понравилось?

— Вы самодовольный…

— Бросьте, миссис Мэлоун. Я удовлетворю ваше любопытство.

Он прижал Энди к дереву и искусно, нагло стал расстегивать пуговицы на ее блузке. Сначала одну, потом вторую.

Энди решительно посмотрела прямо ему в глаза, отчаянно надеясь, что он не почувствует, как неистово колотится ее сердце.

— Я не собираюсь ни драться с вами, ни сопротивляться вам…

— Сопротивляйтесь, деритесь… сколько угодно. Вы не остановите меня. К чертям благородство. — И Энди почувствовала на своих губах губы Лайона, властные и одновременно мягкие. Сопротивление было сломлено.

Губы Энди раскрылись, и его язык скользнул в сладкую влажность ее рта. Неожиданно он оторвался от Энди, поднял голову и пристально посмотрел на нее. Потом, словно подчиняясь палочке дирижера, они вновь потянулись друг к другу.

Лайон прильнул к ее губам с каким-то яростным отчаянием, словно боялся, что она исчезнет, как прекрасное видение, и он не успеет насладиться ею. Он осыпал легкими поцелуями лицо, шею, грудь.

— Лайон, — выдохнула Энди, когда почувствовала на своей груди тепло его ладоней.

Он нежно прижал ее к себе и слегка приподнял. Она оказалась на удивление легкой. Неожиданно Лайон сказал:

— А знаешь что? Я обнаружил, что в тебе не все фальшивое.

Если бы Лайон ударил Энди, она была бы менее потрясена. Она резко оттолкнула его:

— Так это для тебя… только эксперимент?

— А для тебя разве не только? — издевательски спросил он.

— Как ты омерзителен!

Энди, спотыкаясь, пошла к дому, на ходу поправляя блузку. Неожиданно теплый вечер превратился в темную, холодную ночь. Но не успела она пройти нескольких шагов, как Лайон нагнал ее и, больно схватив за руку, развернул к себе.

— Это я-то? Но я не влезал в чужой дом, гоняясь за семейными тайнами.

— Я…

— Тебе удалось одурачить моего отца, но со мной этот номер не пройдет, сестренка. Мне знаком этот сорт…

— Прекрати! — закричала она. — Я не сорт. И запомни это раз и навсегда. Я приехала сюда взять интервью у твоего отца. Знаю, что он болен, и, поверь, мне это небезразлично. Но тем больше у меня причин напомнить о нем американцам. Я не знаю, почему ты возненавидел меня заранее, даже не познакомившись со мной. Но я здесь. И буду делать свою работу независимо от того, хочешь ты этого или нет. — Энди почувствовала, как к горлу подступил комок и на глазах навернулись слезы. Хорошо, что в темноте он их не заметит. — И последнее, никогда больше не смейте ко мне прикасаться, мистер Рэтлиф. — Она разжала его пальцы, точно железным обручем сковавшие ее руку.

— Можете не сомневаться в этом, — ответил он язвительно. — Один поцелуй в темноте не сделает из вас женщины, миссис Мэлоун. Вы честолюбивы, практичны, упрямы. Вы просто копия мужчины в женском обличье. В вас нет ни мягкости, ни нежности, ни доброты — ни одного из качеств, необходимых женщине. Каждое слово жгло ее, как раскаленное железо. Он был прав. Сколько лет она прожила, спрятавшись в своей раковине? Но хотелось ли ей этого?

— Я не такая, — вырвался из ее груди яростный протест. — Не такая.

— Во всяком случае с моей помощью вам это доказать не удастся.

— Я и не хочу.

Она солгала. Ей хотелось. И от сознания этого унизительного факта Энди ощутила горечь, как от проглоченной пилюли.

* * *

Когда Энди вернулась, в доме стояла тишина. Грейси, как и обещала, оставила обещанный кофе во дворике. Только к нему так никто и не притронулся.

Энди была рада, что никого не встретила, и, не включая света, поднялась к себе. Приняла горячую ванну, надеясь смыть с себя воспоминания об унижении, пережитом ею. Только не так это просто. Понадобится много времени. Все еще испытывая стыд и гнев, она натянула халат и пошла в холл, чтобы позвонить Лесу.

— Я тебя разбудила? — сказала она в телефонную трубку.

— Нет, черт возьми. Хотелось бы мне, чтобы это было так. Я собираюсь напиться до одури, но пока на полпути к этому. А половина не в счет.

— В чем дело? Ты сегодня никому не назначил свидания?

— Моя лучшая подружка в отъезде, — проворчал он.

Энди рассмеялась. Она знала, что он говорит несерьезно.

— Тебя просто надо по-матерински приголубить.

— Знаешь, Энди Мэлоун, в отношении тебя у меня может развиться комплекс Эдипа. — Лес вздохнул, и Энди представила, как он запустил пятерню в свои рыжие волосы. — Могу поспорить, что ты там заарканила всех ковбоев. Неплохо, наверное, проводишь время?

Она не ответила на эту шутку. Лайон целовал ее с такой нежностью, с такой страстью. Как он мог?! Энди проглотила подступившие к горлу слезы:

— Между прочим, я нахожусь в резиденции Рэтлифов, на их ранчо.

— Где?..

На другом конце провода раздался грохот, затем нецензурная брань, и наконец она услышала голос Леса, на этот раз ясный и отчетливый:

— Я уронил телефон. Так что ты сказала? Ты где? Живешь там? У старика? Ты с ним уже познакомилась? А что его сын?

— Не все сразу, Лес. Давай по порядку. Да, по приглашению генерала я живу в его доме. Здесь остановится съемочная группа. Их разместят во флигеле.

— Боже всевышний! Я знал, что ты можешь провернуть это дельце, лапонька моя.

— Генерал Рэтлиф — настоящий джентльмен. Он согласился дать интервью, однако надо быть предельно осторожными, чтобы не переутомить его. Он очень слаб, Лес.

— Но все-таки он согласился?

— Да.

— А сынок?

Энди помолчала.

Если бы Лес не был так взбудоражен новостью, он заметил бы эту паузу.

— Отнесся к этому с меньшим энтузиазмом, но я не думаю, что он будет нам мешать.

— Потрясающе, великолепно, чудесно! Если бы я был сейчас с тобой, то подарил бы тебе поцелуй, который заставил бы тебя пуститься в пляс, а в твоей голове зазвенели бы колокольчики.

Энди вздрогнула. Сегодня она уже пережила такой поцелуй. Она полностью растворилась в Лайоне, во вкусе его губ, в запахе его кожи, в его прикосновении, в тяжести его тела. Ничего подобного прежде Энди не испытывала. Они с Робертом были чувственной парой — сначала, но…

— Энди, крошка, ты меня слушаешь?

— Д-да.

— Ну, куколка, расскажи мне все. Как это было?

— Генерал очень дружелюбен. С ним чувствуешь себя, как с собственным дедушкой. Он сказал, что я могу спрашивать его о войне в целом, но не об отдельных сражениях. Его…

— Подожди, подожди, вернись-ка. Что это за «отдельные сражения» и так далее?

— Он сказал, что не будет отвечать на вопросы о конкретных сражениях, в которых принимал участие. Только о войне в целом.

— Все интереснее и интереснее.

— Почему?

— Ты когда-нибудь слышала о военном, особенно о генерале, который не хочет рассказывать о своих ратных подвигах? Думаешь, старому скряге есть что скрывать?