– Ну да, конечно, – сказала я. – Я… Да. Говяжьи щечки. Спасибо.

Говяжьи щечки. Я постеснялась спросить, с какого конца они отрублены. Поскольку сама толком не знала, что для меня хуже. Улыбнувшись миссис Трейнор, я принялась ковырять клецки.

Мы ели почти в полном молчании. Мы с миссис Трейнор, похоже, исчерпали все темы для разговоров. Лили была не слишком многословна, лишь изредка она отпускала какую-нибудь колкость, словно проверяя долготерпение бабушки. Она гоняла кусочки рыбы по тарелке, словно недовольный подросток, вынужденный есть изысканную еду в компании двух взрослых. Я же подцепляла вилкой крохотные кусочки, стараясь не слушать настойчиво жужжащий в голове голос: Ты ешь щечки! Настоящие щечки!

Наконец мы заказали кофе. Когда официант удалился, миссис Трейнор убрала с коленей салфетку и положила ее на стол:

– Все. Мое терпение лопнуло. – (Лили, встрепенувшись, перевела взгляд с меня на миссис Трейнор.) – Еда замечательная, и было очень приятно узнать, как вам работается, но так мы далеко не уедем. Да?

И у меня сразу промелькнула мысль, что Лили ее все-таки достала и теперь она собирается уходить. Более того, я заметила нескрываемое удивление на лице Лили, которая наверняка подумала о том же. Но миссис Трейнор повела себя совершенно неожиданно. Отодвинув свою чашку, она наклонилась к нам поближе:

– Лили, я приехала сюда отнюдь не для того, чтобы поразить твое воображение изысканным ланчем. Я приехала попросить прощения. Мне трудно объяснить, в каком я была состоянии, когда вы у меня появились, но в том, что наша первая встреча прошла не слишком гладко, естественно, нет твоей вины, и сейчас мне хочется извиниться за то, что твое знакомство с родственниками со стороны отца… оказалось столь неудачным.

Тем временем официант принес кофе, но миссис Трейнор, не поворачиваясь, остановила его взмахом руки:

– Не могли бы вы оставить нас на две минуты.

Официант неуклюже попятился с подносом в руках. Я замерла. Миссис Трейнор перевела дыхание. Она была как натянутая струна, голос звучал взволнованно.

– Лили, я потеряла сына, твоего папу, но, положа руку на сердце, я потеряла его еще раньше. Его смерть положила конец всему, на чем строилась моя жизнь: моей роли матери, моей семье, моей карьере, даже моей вере. Если честно, у меня вдруг возникло такое чувство, будто я проваливаюсь в черную дыру. Но, обнаружив, что у Уилла есть дочь, а значит, у меня есть внучка, я вдруг обрела надежду на будущее. – Она нервно сглотнула. – Я не собираюсь говорить, что ты вернула мне частицу Уилла, поскольку это было бы нечестно по отношению к тебе. Ведь ты, как я успела понять, на редкость цельная девушка. И в твоем лице я неожиданно для себя нашла человека, о котором я снова могу заботиться. Лили, я надеюсь, что ты дашь мне еще один шанс. Потому что мне очень хочется – нет, черт побери, я об этом просто мечтаю! – чтобы мы стали проводить вместе время. Луиза утверждает, что у тебя сильный характер. Что ж, тебе еще придется поближе узнать нашу семью. Само собой, мы с тобой непременно столкнемся лбами, как это было с твоим отцом. Но, в сущности, если нам ничто не помешает, ты должна знать главное. – Она сжала руку Лили. – Я просто счастлива, что мы познакомились. Сам факт твоего существования изменил мое мироощущение. В следующем месяце моя дочь, твоя тетя Джорджина, специально прилетает из Австралии, чтобы познакомиться с тобой. Более того, она просит, чтобы мы с тобой приехали погостить к ней в Сидней. У меня в сумке лежит ее письмо, адресованное тебе. – Голос миссис Трейнор дрогнул. – Я понимаю, мы не сумеем заменить тебе отца, и я понимаю, что я не… ну, я по-прежнему пытаюсь выкарабкаться. Но… как ты думаешь… возможно… ты все-таки найдешь в своем сердце уголок для не самой простой бабушки? – (Лили смотрела на нее во все глаза.) – Возможно, все-таки… рискнешь и попытаешься попробовать? – На этой фразе ее голос вконец сломался.

За столом воцарилось томительное молчание. У меня бешено застучало в висках. Лили посмотрела на меня, а потом, спустя целую вечность, – на миссис Трейнор.

– Так вы хотите… Вы хотите, чтобы я приехала к вам и пожила у вас, да?

– Если тебе так будет угодно. Да, я этого очень хочу.

– А когда?

– А когда ты сможешь?

Я привыкла видеть Камиллу Трейнор исключительно собранной и подтянутой, но сейчас ее лицо странно сморщилось. Она неуверенно положила руку на стол и потянулась к Лили, и та после секундного колебания накрыла ее своей ладонью. Их пальцы сплелись на белоснежном полотне, словно выжившие жертвы кораблекрушения, а официант тем временем стоял как столб с подносом в руках, не зная, можно ли подавать кофе.


– Я привезу ее завтра днем.

Мы стояли на парковке, Лили топталась возле машины миссис Трейнор. Лили успела умять два пудинга: свой, с жидким шоколадом, и мой (к этому времени я напрочь потеряла аппетит) – и теперь придирчиво разглядывала пояс джинсов.

– Вы уверены? – Я сама толком не знала, к кому из них в данный момент обращаюсь. Ведь я прекрасно понимала, насколько непрочно их entente cordiale[32] и как легко может нарушиться установившееся между ними хрупкое равновесие.

– У нас все будет хорошо.

– Завтра я не работаю, – подала голос Лили. – По воскресеньям Самира подменяет его кузен.

Мне было непривычно вот так расставаться с Лили, хотя та сияла от счастья. Очень хотелось сказать: «Не курить и не ругаться», а возможно: «Может, как-нибудь в другой раз?» – но Лили помахала рукой и решительно села на пассажирское сиденье «фольксвагена-гольф» миссис Трейнор, даже не оглянувшись.

Ну вот, дело сделано. У меня снова развязаны руки.

Миссис Трейнор открыла дверь машины.

– Миссис Трейнор? Можно у вас кое о чем спросить?

Она остановилась:

– Зовите меня просто Камилла. Почему бы нам не отбросить формальности?

– Камилла. А вы говорили с матерью Лили?

– Ах да. Говорила. – Она наклонилась, чтобы вырвать из цветочного бордюра сорняк. – Я сказала ей, что надеюсь в будущем проводить с Лили как можно больше времени. И я полностью отдаю себе отчет, что в свете тех трагических обстоятельств меня трудно считать образцовой матерью, но, если уж быть до конца откровенной, тут мы обе далеки от идеала, а потому ей надлежит хоть раз в жизни подумать прежде всего о счастье своего ребенка, а не о своем собственном.

У меня отвисла челюсть. Я даже на миг потеряла дар речи.

– «Надлежит» – отличное слово, – опомнившись, сказала я.

– Очень емкое, да? – Миссис Трейнор выпрямилась, и в ее глазах появился озорной блеск. – Вот так-то. Уж кого-кого, а Тани Хотон-Миллер я боюсь меньше всего. Надеюсь, мы хорошо поладим. Лили и я.

При этих словах я собралась было попрощаться и вернуться к своей машине, но миссис Трейнор положила руку мне на плечо:

– Луиза, спасибо вам за все.

– Я не сделала ничего такого…

– Нет, сделали. Я прекрасно понимаю, мне есть за что вас благодарить. И надеюсь, когда-нибудь смогу отплатить вам добром за добро.

– Ой, даже не думайте об этом! У меня все отлично.

Она заглянула мне в глаза и сдержанно улыбнулась. Ее помада, как я успела заметить, была безупречной.

– Ну, тогда я позвоню вам завтра, перед тем как везти Лили домой.

И, зажав сумочку под мышкой, миссис Трейнор решительно направилась к своей машине, где ее ждала Лили.

Я проводила глазами «гольф» и позвонила Сэму.


Канюк лениво парил в лазурном небе над полем, раскинув в дрожащей синеве огромные крылья. Я предложила Сэму помочь с кирпичной кладкой, но в результате мы осилили только один ряд (я подносила кирпичи). Жара оказалась настолько удушающей, что Сэм предложил сделать перекур и глотнуть холодненького пивка. Мы легли на траву и потом уже не смогли подняться. Я рассказала ему историю с говяжьими щечками, и он смеялся до слез, тщетно пытаясь сделать серьезное лицо, когда я возмущенно объясняла, что если бы они назвали блюдо как-нибудь по-другому, то все было бы нормально, а так это все равно что сказать, будто ты будешь есть куриную гузку или типа того. Я лежала рядом с ним, прислушиваясь к пению птиц и тихому шепоту трав, смотрела, как персиковое солнце потихоньку заходит за горизонт, и думала, когда удавалось отогнать гложущие меня сомнения насчет лексикона Лили, и в частности ее любимого слова «задолбала», что жизнь – хорошая штука.

– В такие моменты я иногда задаю себе вопрос: а зачем, собственно, напрягаться и строить дом? – сказал Сэм. – Если можно просто лежать в поле.

– Хорошая мысль. – Я лениво жевала травинку. – Правда, в январе ледяной душ с небес тебя быстро отрезвит.

Я приехала к Сэму прямо из ресторана. Внезапный отъезд Лили выбил меня из колеи, и мне не хотелось оставаться одной в пустой квартире. Подъехав к полю Сэма, я заглушила мотор и осталась сидеть, наблюдая за тем, как он шлепает цемент на кирпич и кладет сверху следующий, вытирая пот со лба выцветшей футболкой. Это зрелище подействовало на меня столь умиротворяюще, что нервное напряжение, в котором я пребывала весь день, стало постепенно проходить. И к счастью, Сэм не стал напоминать о пробежавшей между нами черной кошке, за что хотелось сказать ему отдельное спасибо.

На небе вдруг появилось одинокое облако. Сэм прижался ко мне ногой, она была вдвое больше моей.

– Интересно, а миссис Ти рискнула достать фотографии? Ну, ты понимаешь, для Лили.

– Фотографии?

– Фото в рамках. Я тебе говорила. В тот раз, когда мы с Лили к ней нагрянули, я не увидела у нее ни одной фотокарточки Уилла. А когда она прислала фотоальбом, я здорово удивилась, поскольку решила, что она все уничтожила. – (Сэм задумчиво молчал.) – Все это, конечно, очень странно. Хотя, с другой стороны, у меня тоже нет фотокарточек Уилла. Возможно, должно пройти какое-то время, прежде чем ты сможешь найти в себе силы позволить ему смотреть на тебя с фотографии. Сколько тебе потребовалось, чтобы снова поставить карточку сестры у кровати?