Джоджо Мойес - После тебя

Неожиданно из альбома выскользнула открытка. Я подняла ее с пола. Короткое послание из двух строчек.

– Она хочет приехать с тобой повидаться. – (Лили не отрывала глаз от альбома.) – Ну, что скажешь, Лили? Ты готова?

Лили, казалось, меня не слышала.

– Я так не думаю, – наконец проронила она. – То есть это, конечно, очень мило, но…

Настроение сразу испортилось. Она закрыла альбом, аккуратно отложила его в сторону и снова повернулась к телевизору. А несколько минут спустя, ни слова не говоря, притулилась ко мне и положила голову мне на плечо.

Вечером, когда Лили пошла спать, я отправила Натану имейл.

Прости. Но я не могу принять предложение. Это длинная история. У меня сейчас живет дочь Уилла, и очень много чего происходит, и я не могу подхватиться и вот так ее бросить. Попробую все коротенько объяснить…

Письмо я закончила словами:

Спасибо, что думаешь обо мне.

Потом я отправила имейл мистеру Гупнику, в котором, поблагодарив его за предложение, сообщила, что в связи с изменившимися обстоятельствами, к сожалению, не могу принять его предложение. Мне хотелось написать больше, но внутренности словно кто-то связал узлом, выкачав остатки сил из кончиков пальцев.

Я подождала ответа примерно час или около того, но тщетно. Когда я вернулась в пустую гостиную выключить свет, альбома там уже не было.

– Ну-ну… Кого я вижу? Неужели работницу года?

Я положила пластиковый пакет с униформой и париком на барную стойку. Время завтрака, все столики в «Шемроке и кловере» были заняты. Какой-то упитанный бизнесмен лет сорока, чья поникшая голова и зажатый в пухлых ладонях стакан явно говорили о том, что он начал закладывать за воротник уже с утра, поднял на меня пустые глаза. Вера сердито подметала пол в дальнем конце бара, отодвигая столы и ноги сидевших посетителей с таким сосредоточенным видом, будто гонялась за мышью.

На мне была синяя рубашка наподобие мужской, поскольку я решила, что мужской стиль одежды придаст мне уверенности, и я машинально отметила, что рубашка Ричарда точно такого же оттенка.

– Ричард, мне бы хотелось поговорить с вами насчет того, что произошло на прошлой неделе.

Аэропорт оказался наполовину заполнен пассажирами, уезжающими на Банковские каникулы[27], то есть было меньше, чем обычно, деловых костюмов и море плачущих малышей. Новый баннер за кассой обещал «Отличный старт для вашего путешествия! Кофе, круассан и алкогольный напиток!». Ричард расхаживал по бару. Сосредоточенно сдвинув брови, он ставил на поднос чашки со свежим кофе и выкладывал завернутые в пластик батончики гранолы.

– Можете не трудиться. Униформа чистая?

Он потянулся за моим пакетом и вытащил зеленое платье. Придирчиво изучил платье в люминесцентном свете, скорчив такую гримасу, будто его заранее натаскали на поиск мерзких пятен. Странно, что он еще не обнюхал его.

– Естественно, чистая.

– Форма должна быть в таком виде, чтобы ее мог надеть новый работник.

– Она побывала в стирке не далее как вчера, – огрызнулась я.

Внезапно я обнаружила, что в зале звучит обновленная версия кельтских народных мелодий. Меньше арфы, больший акцент на флейту.

– Хорошо. Нам надо подписать кое-какие бумаги. Пойду принесу их из кабинета. Подпишите прямо здесь. Ну и на этом, пожалуй, все.

– А нельзя ли закончить с делами в более… укромном месте?

Ричард Персиваль даже не удосужился на меня посмотреть.

– Боюсь, это невозможно. Я очень занят. У меня еще масса дел и только один помощник на сегодняшний день. – Он энергично протиснулся мимо меня, громко считая вслух оставшиеся пакетики с жареными креветками, висевшими над чистыми стаканами. – Шесть… семь… Вера, не могла бы ты обслужить вон того джентльмена?

– Да, но я вот о чем хотела с вами поговорить. Я хотела узнать, а нельзя ли…

– Восемь… девять… Парик.

– Что?

– Где парик?

– Ой, я и забыла. Вот. – Я залезла в сумку и извлекла парик.

Накануне, прежде чем положить парик в специальный мешок, я тщательно его расчесала. И теперь он лежал, похожий на сбитое машиной палевое животное, в ожидании следующей жертвы, у которой, как и у меня, будет мучительно зудеть от него голова.

– Вы его выстирали?

– Стирать парик?!

– Да. Ведь это очень негигиенично – надевать после кого-то нестираный парик.

– Ваш парик сделан из более дешевого синтетического волокна, чем волосы уцененной Барби. И я справедливо решила, что в стиральной машине он просто-напросто разъедется.

– Если парик в недостаточно хорошем состоянии, мне придется взыскать с вас деньги на приобретение нового.

Я вытаращила на него глаза:

– Вы что, собираетесь взять с меня деньги за парик?!

Он потряс им в воздухе, затем сунул обратно в мешок:

– Двадцать восемь фунтов сорок пенсов. Естественно, я дам вам чек.

– Боже мой! Вы реально собираетесь взять с меня деньги за парик, – рассмеялась я.

Я стояла посреди многолюдного аэропорта, где взлетали и садились самолеты, и думала о том, во что превратила мою жизнь работа на этого человека. Затем я вытащила из кармана кошелек:

– Отлично. Двадцать восемь фунтов сорок пенсов, говорите? Я вам вот что скажу: я округлю сумму до тридцати, включу административные расходы.

– Вам не обязательно…

Я отсчитала тридцать банкнот и шлепнула их перед ним на барную стойку:

– Знаете что, Ричард? Я люблю работать. Если бы вы умели видеть дальше своего носа и не зацикливаться на своих треклятых целях, то непременно заметили бы, что я именно из тех, кто старается все делать на совесть. Я работала, не жалея сил. Носила вашу жуткую униформу, хотя из-за нее у меня наэлектризовывались волосы и надо мной смеялись детишки на улице. Я выполняла все ваши поручения, включая уборку мужского туалета, что явно не предусмотрено моим контрактом и что, согласно трудовому законодательству, подразумевает, по крайней мере, предоставление костюма химической защиты. Я трудилась сверхурочно, пока вы искали бармена и отпугивали всех соискателей, входивших в эту дверь, и я распродала ваш залежавшийся жареный арахис, хотя от него воняло так, будто кто-то испортил воздух. Но я не автомат. Я живой человек, и у меня есть своя жизнь, и я имею временные обязательства, а потому иногда не могу быть таким уж идеальным работником. Я пришла к вам сегодня попроситься обратно на работу, если честно, умолять вас, чтобы меня взяли обратно, поскольку у меня по-прежнему имеются некоторые обязательства и мне нужна работа. Не просто нужна, а нужна позарез. Но сейчас я поняла, что от вас мне ничего не надо. Уж лучше трудиться задарма, чем провести хотя бы еще один день в этом разъедающем душу убогом баре с его кельтской свирелью. Ричард, большое вам человеческое спасибо. Благодаря вам я впервые за долгое время приняла правильное решение. – Я положила кошелек в сумку, туда же запихнула парик и собралась было уходить. Но, поняв, что еще не все сказала, снова повернулась к нему. – И можете засунуть эту вашу работу себе в то самое место, куда вам следует засунуть и ваш поганый арахис. Ой, и что вы делаете с волосами? Зачем столько геля и такая прилизанная макушка? Просто кошмарный ужас какой-то! Вы похожи на Экшн-Мена[28].

Подвыпивший бизнесмен выпрямился и наградил меня сдержанными аплодисментами. Ричард машинально потрогал волосы. Я посмотрела на бизнесмена, затем перевела взгляд на Ричарда:

– Ладно, последние слова беру обратно. Это было низко.

И я ушла.

Я шагала по терминалу, тщетно пытаясь унять сердцебиение, и тут мне вслед неожиданно раздалось:

– Луиза! Луиза!

За мной трусцой бежал Ричард. Я попыталась демонстративно игнорировать его призывы, но, к несчастью, дорогу мне преградил парфюмерный магазин.

– Ну что еще? – спросила я. – Неужели я не заметила крошку от арахиса?

Ричард явно запыхался. Он остановился и задумчиво посмотрел на витрину с духами, словно собираясь с мыслями. Затем повернулся ко мне:

– Вы совершенно правы. Понятно? Вы совершенно правы. – (Я уставилась на него круглыми глазами.) – «Шемрок и кловер». Жуткое место. Согласен, я не самый хороший начальник. Но единственное, что я могу сказать в свое оправдание, так это то, что даже если я и мучу вас дурацкими указаниями, мне приходится еще хуже, поскольку головной офис держит меня за яйца, с каждым разом сжимая их все сильнее. Жена ненавидит меня за то, что я вечно торчу на работе. Поставщики ненавидят меня за то, что из-за давления держателей акций я каждую неделю уменьшаю их маржу. Региональный менеджер недоволен падением продаж, и, если я, как фокусник, не достану улучшенные показатели из рукава, меня сошлют в наше отделение в Северном Уэльсе, обслуживающее пассажирские паромы. Но тогда жена меня точно бросит. И я не стану ее за это осуждать. И вообще, я ненавижу управлять людьми. Навыки общения у меня не лучше, чем у фонарного столба, поэтому я не могу ни с кем сдружиться. Вера до сих пор работает лишь потому, что она толстокожая, как носорог, и, насколько я подозреваю, метит на мое место. Короче, я прошу прощения. И с удовольствием приму вас обратно, так как, что бы я там раньше ни говорил, вы чертовски хорошо работали. И посетители вас любили. – Он вздохнул и, окинув взглядом снующие туда-сюда толпы пассажиров, добавил: – Но вот вам мой совет. Луиза, постарайтесь выбраться отсюда как можно быстрее. Вы привлекательная, умная, работящая женщина и наверняка сможете найти себе место получше, чем это. Если бы не ипотека, которую я с трудом выплачиваю, ребенок на подходе и кредит за чертову «хонду-цивик», отчего я чувствую себя столетним старцем, то, можете мне поверить, я бы сбежал отсюда быстрее, чем взлетают вот эти самолеты. – Он протянул мне расчетный лист и коричневый конверт. – Вот ваши отпускные. А теперь идите. Я серьезно, Луиза. Уносите отсюда ноги.