Джоджо Мойес - После тебя

– Луиза?

– Что?

– Скажи, а он всегда планировал отправиться в то самое место? В «Дигнитас»?

Я кивнула. Мысленно повторила название, пытаясь подавить приступ растущей паники. Вдох. Выдох. Просто дыши.

– А ты пыталась его отговорить?

– Уилл был… упрямым.

– Вы ссорились из-за этого?

– До самого последнего дня, – тяжело сглотнула я.

До последнего дня. Почему я так сказала? Я закрыла глаза.

А когда снова их открыла, то обнаружила, что Лили за мной наблюдает.

– А ты была с ним, когда он умер?

Наши глаза встретились. Подростки такие жестокие, подумала я. Для них не существует границ дозволенного. И они ничего не боятся.

По глазам Лили я поняла, что она готовится задать очередной вопрос. Но, возможно, она была не такой храброй, как мне казалось.

– Ну а когда ты собираешься рассказать обо мне его родителям? – наконец спросила она.

У меня закружилась голова.

– На этой неделе. Позвоню на этой неделе.

Она кивнула и поспешно отвернулась, чтобы я не видела выражения ее лица. Медленно вдохнула дым. А потом резко швырнула косячок между ступеньками пожарной лестницы и, не оглядываясь, влезла через окно в квартиру. Подождав, пока ноги не перестанут дрожать, я последовала за Лили.

Я позвонила во вторник в обеденное время, когда из-за однодневной совместной забастовки французских и немецких авиадиспетчеров бар практически опустел. Дождавшись, пока Ричард отправится к оптовикам, я вышла в зону ожидания за последним женским туалетом, перед таможней, и нашла в телефоне номер, который так и не решилась стереть.

После трех-четырех длинных гудков у меня возникло непреодолимое желание нажать на кнопку «Сброс». Но затем я услышала мужской голос и узнала знакомую манеру проглатывать гласные.

– Алло?

– Мистер Трейнор? Это… Лу.

– Лу?

– Луиза Кларк.

Короткое молчание. Я буквально слышала, как при одном только упоминании моего имени на него камнепадом обрушиваются воспоминания, и, как ни странно, почувствовала себя виноватой. Последний раз я видела его на похоронах Уилла. Раньше времени постаревший мужчина, буквально раздавленный горем.

– Луиза. Ну… Боже мой! Это… Как поживаете?

Я немного посторонилась, пропустив Вайолет с ее тележкой. Вайолет кивнула и, поправив свободной рукой лиловый тюрбан, наградила меня понимающей улыбкой. Я заметила, что ногти у нее разрисованы миниатюрными английскими флагами.

– Очень хорошо. А вы?

– О-о-о, знаете ли… На самом деле тоже очень хорошо. Со времени нашей последней встречи обстоятельства немного изменились, но это все… вы понимаете…

Он на время утратил свое привычное добродушие, и я вдруг растерялась. Сделав глубокий вдох, я продолжила:

– Мистер Трейнор, я звоню вам потому, что мне надо с вами серьезно поговорить.

– Мне казалось, Майкл Лоулер уладил все финансовые вопросы. – Тон его голоса едва заметно изменился.

– Речь вовсе не о деньгах. – Я закрыла глаза. – Мистер Трейнор, недавно ко мне пришел посетитель, и мне кажется, вам не мешало бы с ним встретиться.

Какая-то женщина стукнула меня по ноге чемоданом на колесиках и пробормотала извинения. Я убрала ногу и отвернулась.

– Мне очень непросто это сделать, но я хочу сказать вам одну вещь. У Уилла осталась дочь. Она нагрянула ко мне как гром среди ясного неба, и ей не терпится с вами встретиться. – (Длинная пауза.) – Мистер Трейнор?

– Простите. Не могли бы вы повторить то, что сейчас сказали?

– У Уилла осталась дочь. Он этого не знал. Ее мать – старая университетская подружка Уилла, которая в свое время взяла на себя смелость не ставить его в известность. Его дочь вышла на меня, и теперь она очень хочет встретиться с вами. Ей шестнадцать. Ее зовут Лили.

– Лили?

– Да. Я говорила с ее матерью, и та, похоже, не врет. Женщина по фамилии Миллер. Таня Миллер.

– Я… Я не помню ее. Но у Уилла была чертова уйма подружек. – И снова длинная пауза. Когда мистер Трейнор заговорил, его голос звучал слегка надтреснуто: – Значит, у Уилла осталась дочь.

– Да. Ваша внучка.

– Вы… вы действительно считаете, что она его дочь?

– Я видела ее мать и своими ушами слышала все, что та говорила об Уилле, и да, я действительно считаю, что Лили его дочь.

– Ох! Господи боже мой!

Я услышала чей-то далекий голос:

– Стивен? Стивен? Ты в порядке?

И опять молчание.

– Мистер Трейнор?

– Извините. Это просто… Я немного…

Я приложила руку ко лбу:

– Понимаю, для вас это самый настоящий шок. Простите. Но я не знала, как получше вам это преподнести. Мне не хотелось бы вот так появляться в вашем доме, если…

– Нет-нет, не извиняйтесь. Чудесные новости! Потрясающие новости! Надо же, внучка!

– Что происходит? Почему ты сидишь в такой странной позе? – Голос человека на заднем фоне звучал озабоченно.

Я поняла, что мистер Тренор прикрыл телефон рукой:

– Со мной все в порядке, дорогая. Правда. Через минуту я… тебе все объясню.

И снова возбужденное перешептывание. После чего мистер Трейнор возвратился к прерванному разговору, но теперь в его голосе явно проскальзывали нотки сомнения:

– Луиза?

– Да?

– А вы абсолютно уверены? Я хочу сказать, что это как-то…

– На все сто, мистер Трейнор. И буду счастлива вам все объяснить. Ей шестнадцать, и она полна жизни, и она… ну, она горит желанием узнать побольше о семье, о существовании которой и не подозревала.

– Господи боже мой! Боже мой… Луиза?

– Я еще здесь.

И когда он снова заговорил, я почувствовала, что глаза у меня вдруг наполнились слезами.

– А как… как мне с ней встретиться? Как нам устроить встречу с… Лили?

Мы отправились туда в следующую субботу. Лили боялась ехать одна, хотя прямо об этом не говорила. Она просто заявила, что будет лучше, если я сама все скажу мистеру Трейнору, так как «старикам легче найти общий язык».

Мы ехали в угнетающей тишине. От волнения, что придется снова переступить порог дома Трейноров, меня даже начало подташнивать, хотя я не могла объяснить это своей пассажирке. Лили упорно молчала.

А он тебе поверил?

Да, ответила я Лили. Полагаю, что да. Хотя будет разумно с ее стороны сдать кровь на генетический тест, чтобы развеять все сомнения.

Он сам попросил о встрече со мной или это твоя идея?

Но я не помнила. После разговора с мистером Трейнором у меня стоял туман в голове.

А что, если я обману его ожидания?

Я сомневалась, что он ожидает увидеть что-то такое особенное. Ведь он только три дня назад обнаружил, что у него есть внучка.

Лили объявилась у меня в пятницу вечером, хотя я ждала ее только в субботу утром, но она сказала, что мама на нее не по-детски наехала, а Урод Фрэнсис заявил, что ей давно пора повзрослеть. «И это говорит человек, у которого целая комната отведена под игрушечную железную дорогу», – презрительно фыркнула Лили.

Я сказала, что она может оставаться у меня сколько угодно, но при следующих условиях: а) я получу подтверждение от ее мамы, что она в курсе ее местонахождения; б) она не будет пить спиртное; в) она не будет курить в доме. Это означало, что, пока я принимала душ, она просто отправлялась в магазинчик Самира через дорогу и болтала с ним, за разговором успевая выкурить сигаретку-другую. Но я решила не придираться по пустякам. Таня Хотон-Миллер почти двадцать минут жаловалась мне по телефону на свою невыносимую жизнь, в частности на совершенно невыносимую Лили, затем четыре раза подряд повторила, что мне не стоит отправлять Лили домой буквально через сорок восемь часов, и закончила разговор только тогда, когда откуда-то сверху донесся ужасающий грохот, означающий, что дела приняли явно плохой оборот. Я ошеломленно держала в руке замолчавший телефон, прислушиваясь, как Лили гремит чем-то на моей маленькой кухне, а незнакомая музыка заставляет дрожать немногочисленные предметы обстановки гостиной.

Ну ладно, Уилл, мысленно обратилась я к нему. Если ты действительно хотел, чтобы у меня началась новая жизнь, тебе это удалось.

На следующий день я вошла в гостевую комнату разбудить Лили и обнаружила, что она вовсе не спит, а сидит, обхватив коленки рукой, и курит в открытое окно. На кровати высилась гора одежды, будто Лили перемерила кучу нарядов и все забраковала.

Она сердито зыркнула на меня, словно предупреждая, чтобы я не смела ничего говорить. Перед глазами тотчас же возник образ Уилла, который сидит, отвернувшись от окна, в своем инвалидном кресле, а взгляд его полон ярости и боли, и у меня перехватило дыхание.

– Мы выезжаем через полчаса, – сказала я.

Мы въехали на окраину Стортфолда около одиннадцати. Узенькие улочки города были запружены группами туристов – точь-в-точь стаи птиц в ярком оперении, – бесцельно бродивших, с путеводителями и мороженым в руках, мимо кафе и сувенирных лавок, где торговали тарелками с изображением замка и календарями, которые по приезде домой будут наверняка похоронены в дальнем углу ящиков комода. Я медленно проехала мимо замка в длинном хвосте экскурсионных автобусов, удивляясь экипировке туристов, не меняющейся из года в год и состоящей из непромокаемых плащей, летних курток и шляп от солнца. В этом году в городе отмечалось пятисотлетие замка, и куда ни посмотришь, везде были постеры с рекламой связанных с этим событием мероприятий: танцоры в народных костюмах, жареная свинина, торжественные мероприятия…

Я припарковалась у парадного входа, почувствовав страшное облегчение, что не пришлось ехать к пристройке, где я провела так много времени с Уиллом. Мы сидели в машине и прислушивались к урчанию мотора. Лили, как я заметила, успела до мяса обкусать ногти.

– Ты в порядке? – (Она лишь передернула плечами.) – Ну что, тогда пройдем в дом?