Карен Рэнни - После поцелуя

Он любит ее. Это не простое чувство. Не та любовь, проявление которой видят в страсти или дружеской привязанности. Нет, любовь к Маргарет изменила его, превратила в другого человека. В такого, который ни в чем не уверен, во многом сомневается. Который уже не подчиняет все свои поступки разуму, не всегда рационален.

Из этой непростой ситуации существует один-единственный выход.

– Я хочу уехать домой, – раздался у Хоторна за спиной голос Маргарет.

Обернувшись, граф Монтрейн оторопело посмотрел на миссис Эстерли – внезапное понимание того, как ему следует поступить, ошеломило его. Хоторн больше не мог держать свои чувства при себе, был не в состоянии сдерживать себя еще хоть одно мгновение. Не успев понять, что он делает, Монтрейн схватил фарфоровую собачку с каминной полки и швырнул ее в окно. Раздался громкий звон, разбитое на мельчайшие осколки стекло со стоном рухнуло вниз – эта какофония звуков, как ни странно, абсолютно соответствовала настроению Хоторна.

Маргарет испуганно посмотрела на него, от изумления раскрыв рот.

Графа Монтрейна переполняли эмоции – это было так на него не похоже!

– Я с радостью отвезу тебя домой, Маргарет, – заявил он. – Ты даже не представляешь, какое удовольствие это мне доставит. Я буду просто счастлив. Тебя устроит, если мы отправимся в путь сегодня днем? Это не слишком поздно?

Маргарет молча кивнула, не сводя с Хоторна настороженного взгляда.

Сквозь пробитое стекло в комнату врывались яркие солнечные лучи, которые так и играли на осколках стекла и фарфора. Разбрасывая ногами самые крупные из них, Хоторн направился к двери.

Оглянувшись на Маргарет, Майкл подумал о том, что у нее до сих пор ошеломленный вид. Что ж, это неудивительно. К тому же как еще она могла отреагировать на столь бурную вспышку его эмоций? Он усмехнулся, а потом громко расхохотался, дав наконец волю чувствам.

Маргарет смотрела на него с таким видом, будто он сошел с ума.

Возможно, так оно и было.

Короткий проливной дождь чудесно освежил воздух, и вскоре после него на ярко-голубом небе не осталось ни намека на облака. Дождь смыл всю пыль с листвы на деревьях, окружавших площадь, вернув ей изумрудный блеск. Казалось, даже булыжная мостовая после омовения стала чище и обрела яркий, почти оранжевый цвет;

Майкл поднялся по ступенькам кареты и уселся напротив Маргарет. Она сидела, ссутулившись и сложив на коленях руки.

С тех пор как несколько часов назад Хоторн покинул комнату, оба не проронили ни слова. Однако, похоже, он немного пришел в себя. Майкл внимательно смотрел в окно, наблюдая за меняющимися картинами, или, возможно, он лишь скользил по ним глазами, поглощенный собственными мыслями.

Мейфэр казался совсем тихим, однако чем ближе они подъезжали к центру Лондона, тем сильнее становился шум. Стук колес по булыжным мостовым, ржание тысяч лошадей. Крики уличных торговцев и девушек-разносчиц, чьи-то разговоры, плач и смех – все это вливалось в городскую какофонию.

К западу дома и улицы стали меняться. Здания липли одно к другому, загораживая солнечный свет. Даже воздух здесь был другим – он казался неприятно густым и как будто отдавал серой. Было не поздно, но улицы уже начинали теряться в тени. Кирпичи в этом районе были покрыты копотью, отчего все окружающее казалось одного цвета – серого.

Серый – цвет бедности.

Наконец экипаж выехал из города, и все вокруг волшебным образом преобразилось. Остались позади дома, затихли крики тысяч людей.

Майкл с такой силой сжимал в ладони золотой набалдашник прогулочной трости, что у него заболела рука. Когда он поворачивал голову, чтобы выглянуть в окошко, было видно, как у него на щеках ходят желваки.

Возможно, после сцены в спальне Маргарет стала побаиваться его, если только недавний страх не уступил места другим воспоминаниям. Ведь не всегда Майкл Хоторн был таким разъяренным. Маргарет помнила и того графа, который смеялся вместе с ней на полу в утренней гостиной. Неутомимого труженика.

Да, Майкл упрям, он не желает слушать чужого мнения и подчиняется лишь логике. Ищет цифровые комбинации и значения кодов. Но при этом именно граф Монтрейн похитил Маргарет из дома, чтобы провести с ней целую неделю страсти. И она видела его веселым, смеющимся, по-мальчишески озорным. Все это не укладывалось у Маргарет в голове.

«В моей жизни должен быть определенный порядок».

Маргарет часто вспоминала эти слова Монтрейна. Однако он не всегда вел себя рационально.

Утро кончилось, день вступил в свои права, а они все ехали на запад, но, кроме нескольких скупых вопросов и таких же немногословных ответов, в карете не прозвучало ни слова.

– Не хочешь ли остановиться в гостинице? – вежливо предложил Хоторн.

– Нет, спасибо, не хочу, – так же вежливо ответила она. – Я бы предпочла поскорее добраться до места.

– Тебе удобно? – поинтересовался граф часом позже.

– Да, очень, – отозвалась Маргарет.

Слезы навернулись ей на глаза, и она смахнула их затянутой в перчатку рукой, а затем сделала вид, будто любуется расстилавшимся за окном пейзажем. Они все ближе подъезжали к Силбери.

Еще несколько мгновений – и граф Монтрейн скажет ей «прощай» навсегда.

«Как быть, если в твоей налаженной и размеренной жизни происходит что-то неожиданное? Как ты поступаешь?»

Этот вопрос Маргарет задала Майклу в тот день, когда они ездили на речную прогулку. Ответ на него был прост, но не очевиден, поэтому пришлось немало поработать. Майкл несколько долгих часов провел в библиотеке, составляя письменные указания поверенному относительно своего наследного имущества. Следовало запустить в действие машину его разрушения.

За последние десять лет усадьба Монтрейнов Торрент почти не приносила доход, но в тех местах, где она располагалась, было необычайно красиво, да и охота там была прекрасная. Хавершем не мог похвалиться такими же живописными пейзажами, но при определенных усилиях и с этой части собственности можно было получить неплохой доход. Так что оба поместья удастся без труда продать.

Оставался еще Сеттон, обстановкой которого Хоторн мог распоряжаться, правда, с некоторыми ограничениями. Там можно было увидеть несколько древних китайских ваз и делфтский фаянс, которые чудом не были разбиты, пока родители Майкла еще состояли в браке. Сохранилось и несколько дивных картин, и чудесные статуи, которые собирала его бабушка. Да, и еще дорогие ювелирные украшения – их никто никогда не носил, но не достались они и сестрам Хоторна. Бабушка часто говорила, что рубины не приносят счастья. Что ж, возможно, их удастся выгодно продать!

При этом граф Монтрейн твердо намеревался оставить за собой лондонские дома. С матерью и сестрами Хоторн жить не мог, как не мог отправить своих ближайших родственниц в Сеттон. Во всяком случае, до того, как сестры попытают счастья в новом светском сезоне. Кстати, траты на это он сумеет возместить продажей двух-трех дорогих безделушек – например, шелковой ширмы, которой так дорожила его мать, или золотой табакерки, изготовленной не меньше нескольких десятилетий назад.

Если быть предельно осторожным, то он не прикоснется к приданому сестер. В таком случае каждая из них сумеет выгодно выйти замуж, даже если в свете распространятся слухи о его финансовых манипуляциях.

Граф Монтрейн скрупулезно пересчитал всю свою собственность – как представший перед судьей человек, которому угрожает долговая яма. Вообще-то сумма получалась не очень внушительная, даже учитывая тот факт, что за Торрент и Хавершем, вероятно, дадут приличную цену. Однако этих денег должно хватить на то, чтобы жить спокойно, пусть и экономно остаток дней. Да, траты будут урезаны, но такое существование вполне устраивало графа Монтрейна.

Самая большая перемена ждала его мать. Хоторн намеревался разослать письма всем кредиторам матери с уведомлением о том, что больше он не будет оплачивать ее экстравагантные покупки. В дополнение к этому граф собирался сократить число прислуги в ее доме и установить незнакомый матери прежде режим строгой экономии. Дни расточительства, когда он искал себе в жены подходящую богатую наследницу, остались позади. Перед графом Монтрейном открывалось широкое поле деятельности.

Единственное, о чем Хоторн всерьез сожалел, так это о необходимости продать несколько земельных наделов в Шотландии, оставленных ему бабушкой по материнской линии. До принятия этого решения Монтрейн надеялся, что сможет передать их своему ребенку, который будет владеть землей без каких-либо ограничений.

Во всяком случае, подумал граф Монтрейн, мельком взглянув на Маргарет, он позаботился о том, чтобы не оставить ребенка в нужде.

Кучер притормозил, карета свернула на улочку, ведущую к коттеджу Маргарет. Погода начала портиться, но тучи уже не могли испортить настроение влюбленным. Карета остановилась напротив коттеджа, затем прокатилась еще несколько футов и замерла.

Маргарет переглянулась с Майклом. Возможно, она в последний раз вот так открыто и спокойно смотрит на него. Интересно, кого он видит? Женщину, почти готовую уступить уговорам? Или измученное существо, которое из последних сил цепляется за гордость и достоинство, словно бедняк, опасающийся потерять свой рваный плащ, и молит Бога только том, чтобы он не дал ей разрыдаться?

Откинув ступеньки, Монтрейн соскочил на покрытую гравием дорожку. Затем он повернулся и подал Маргарет руку. Она молча вышла из экипажа.

Всю дорогу Маргарет ждала, что Хоторн начнет снова упрашивать ее остаться с ним, приводя какие-то новые, все более убедительные доводы. Он будет соблазнять ее обещаниями и лестью. Но похоже, Маргарет заразила графа Монтрейна своим молчанием. Или, возможно, гнев настолько охватил его, что он не смог бы терпеть ее дальнейших возражений. Не исключено также, что Хоторн понял: бывают в жизни мгновения, когда слов попросту не хватает.