Чем выше они поднимались по лестнице, тем реже становилась толпа. Люди расступались при виде Монтрейна и Маргарет, словно кто-то уже успел предупредить их о появлении странной пары. Несколько человек повернулись и, ничуть не таясь, глазели им вслед.

Как только они вошли в ложу, Маргарет села в кресло. Она молчала, казалось, происходящее не задевало ее. И если даже ей было неприятно чувствовать на себе взгляды множества людей, по ее виду это было незаметно. Зато граф Монтрейн обратил внимание, что все головы постепенно поворачиваются в их сторону. Вскоре на них было устремлено уже столько заинтересованных глаз, что Хоторн не сомневался: после спектакля постановку «Макбет» будут обсуждать меньше, чем его и Маргарет.

– Ты раньше бывала в «Ковент-Гардене»? – спросил он у своей спутницы.

Взглянув на Хоторна, Маргарет кивнула:

– Несколько лет назад я тут смотрела «Дона Джованни».

– И тебе понравилось?

– Мне тогда показалось, что лучше бы пьеса шла на итальянском, – вымолвила Маргарет. – Как-то странновато было слушать ее по-английски.

Опять при виде ее улыбки Монтрейн почувствовал, как заныли его чресла, – это недопустимо! Получается, что ему, кроме постели, ничего не надо. Отвратительно! Еще не хватало выставить себя развратным дураком перед тысячами заинтригованных зрителей. Хоторн заставил себя смотреть на сцену и сосредоточиться на мыслях об очередном шифре, а потом – на полиалфавитном коде замещения.

Публика принялась сплетничать. Перешептывание зрителей, передаваемое от одного человека к другому, легким ветерком понеслось по залу. Похоже, граф Монтрейн недооценил и общественный интерес к его фигуре, и вероятную болтливость портнихи.

Маргарет упрямо смотрела на сцену. На ее лице застыло выражение решимости, к которой примешивалась изрядная доля испуга. «Что это? – спросил себя Хоторн. – Смелость или способность при любых обстоятельствах не сворачивать с выбранного пути?»

До сих пор Монтрейну было некого защищать. Его сестры всегда держались вместе и при необходимости защищали друг друга. У Маргарет же не было ни титула, заставившего бы публику относиться к ней с уважением, ни родных.

Внезапно Монтрейн вспомнил ее слова: «Мне надо показать себя, чтобы найти следующего покровителя». Настроение графа мгновенно упало. Он не сделал ничего, чтобы огородить ее от пересудов и критики. Какого черта он раньше не понял, к чему приведет их появление в театре?!

«Потому что ты не дал себе труда подумать головой, Майкл», – шепнул внутренний голос. Граф Монтрейн криво усмехнулся.

Он всегда считал, что знает наперечет все свои недостатки, отмечает ошибки и старается уменьшить количество тех и других. И вдруг случилось так, что ему неожиданно стало известно еще об одной черте собственного характера, которая ему решительно не нравилась. В своем высокомерии он думал только о себе, о своих желаниях. Ему даже в голову не пришло подумать о том, как Маргарет будет себя чувствовать в сложившихся обстоятельствах. Высокомерие имеет цену, и за него надо платить. Вот только, к сожалению, он пока не получил счета.

Ложа графа Монтрейна находилась справа от сцены – ее выбирали с таким расчетом, чтобы было лучше видно артистов, а не сидящих в зале зрителей. И все же Хоторн понимал: до тех пор, пока в зале не погасят свечи, они с Маргарет будут в центре внимания.

– Я рассказывал тебе когда-нибудь о герцогине Уилтшир? – спросил он.

– Нет, – ответила Маргарет, поднимая на графа глаза. – Не рассказывал.

– Это старая капризная дама со странностями, которая буквально помешана на диете из капусты и репы, – начал Хоторн. – Однако никто ни разу не осмелился сказать ей, что ее общество невозможно выносить больше нескольких минут. Граф Стоунбридж настолько пристрастился к портвейну, что не может прожить без него и часа. Маркиз Бинсноубл с ума сходит по своим мопсам. Он то и дело целует их прямо в нос и требует, чтобы собаки повсюду сопровождали его.

На лице Маргарет появилось какое-то новое выражение, сильно отличающееся от недавнего ледяного спокойствия. Скорее всего это было смущение, к которому добавилось зарождающееся удивление.

– Зачем ты мне все это рассказываешь? – спросила она.

– Все они – обычные люди, – сказал Хоторн, глядя в зрительный зал. – У каждого из них есть свои недостатки, которые они продемонстрируют – дай только время. – Граф ловил на себе взгляды уже нескольких старых склочниц. И даже его суровый взор не мешал все возраставшему любопытству – это еще один пример того, что он не сумел трезво оценить ситуацию. Граф Монтрейн, кстати, вообще не привык проигрывать, и с каждой минутой это все больше раздражало его. – Графиня Ратледж все еще живет в прошлом веке, – продолжил Хоторн. – Каждый раз, когда ей шьют платье, она настаивает на том, чтобы вырез едва прикрывал ее обвисающие груди. А потом каждому воспитанному человеку приходится прятать глаза, когда она приближается к нему.

– Ты намереваешься поведать мне обо всех их недостатках? – полюбопытствовала Маргарет. Улыбка на ее лице стала шире.

– Если это будет необходимо, – кивнул Монтрейн. Он и в самом деле был готов продолжить.

– Но зачем?

– Для того чтобы ты поняла, что на них не стоит обращать внимания, – объяснил Монтрейн.

– Даже если они судачат о том, что ты пришел сюда с любовницей?

– Я очень редко бываю в театре, – сказал Хоторн. – Поэтому неудивительно, что всем интересно, с кем это я пришел сюда сегодня вечером. Я всего лишь недооценил масштабов их любопытства.

– Они считают тебя большой загадкой, Майкл?

– Похоже, тебе по нраву мысль об этом, – улыбнулся Хоторн.

– Вообще-то ты никогда не казался мне таинственным человеком, – вымолвила Маргарет.

– Я очень много рассказал тебе, Маргарет, – проговорил Монтрейн тихо. – Никто не знает обо мне столько, сколько знаешь ты. – Сделав это признание, Хоторн замолчал. Он внезапно понял, что Маргарет о разных аспектах его жизни известно больше, чем любой его знакомой женщине.

Он делился с ней даже своими мыслями, о которых не знала ни одна живая душа.

– Все в порядке, Майкл, – сказала Маргарет. – Я знала, что так будет. Мужчина и его любовница всегда вызывают пересуды. Именно такую долю ты мне уготовил, но я не хочу жить такой жизнью.

Граф Монтрейн ошеломленно смотрел на нее, не находя ни единого слова себе в защиту.

Наконец люстры стали опускать, стоявшие наготове лакеи принялись тушить свечи. Через несколько мгновений занавес поднялся, и началось действие. «Макбет». В таком мрачном настроении, как у него, только такие пьесы смотреть.

Монтрейн посмотрел на профиль Маргарет, еле различимый в почти полной темноте. Женщина наклонилась вперед, упершись локтем в закругленное ограждение ложи. Майкл почти не замечал того, что происходило на сцене. Собственно, он пришел сюда не столько ради спектакля, сколько ради того, чтобы Маргарет приобрела определенный опыт.

Вместо этого он превратил ее в объект сплетен и пересудов.

Нет, все-таки он развратный дурак.

Шквал аплодисментов, раздавшихся в конце первого акта, послужил сигналом к антракту. Маргарет откинулась на спинку кресла, все еще находясь под впечатлением от пьесы. Алчность, амбиции и убийство. Все это абсолютно ужасно и в то же время восхитительно.

Майкл заказал для них освежительные напитки. Еще один сюрприз. Когда люстры опустили, чтобы вновь зажечь свечи, и вновь подняли, Маргарет почувствовала, что она все еще находится в центре внимания.

Повернувшись, она посмотрела на полукружие лож, на лица сидевших в них людей. В жизни она еще не испытывала такого внимания к собственной персоне, не была предметом столь горячего обсуждения. Маргарет даже стало любопытно, что в ней до такой степени интересует людей. Тот факт, что она пришла в театр с Монтрейном? Или то, что она не была одной из них?

Внезапно ее взор наткнулся на герцога Тарранта, сидевшего в противоположной части зрительного зала. Он явно был поражен, увидев ее.

За прошедшие годы герцог не изменился. Он по-прежнему напоминал Маргарет злобную хищную птицу, которая мрачно смотрела на нее. Признаться, его взгляду женщина предпочитала взоры остальных любопытных, которые так и поедали ее глазами.

Маргарет услышала голос Монтрейна. Подняв голову, она увидела его сбоку от себя. Из их ложи вышел лакей, а Майкл подал ей стакан и льняную салфетку.

Привилегия знати, предположила Маргарет, – обслуживание прямо в зале в антракте спектакля. Взяв у Монтрейна стакан, Маргарет заглянула в него. Что-то розовое, пенистое. Она не могла это выпить.

– Ты неважно себя чувствуешь, Маргарет? – встревожился Хоторн.

Она медленно покачала головой.

– Ты очень огорчишься, если мы уйдем отсюда?

– Если ты этого хочешь, – сказал Монтрейн.

Маргарет удивило, что граф не стал возражать. Вероятно, он решил, что она хочет убежать от сплетников. Она снова посмотрела на герцога Tappaнта. Нет, дело не в сплетнях, а в ненависти, которая испортила ей весь вечер.

– Да, – промолвила она решительно. – Я очень хочу уйти.

Маргарет больше не смотрела в сторону Тарранта. Но, выходя из ложи, она даже спиной чувствовала его злобный взгляд.


Эфра Хоторн, графиня Монтрейн устала до изнеможения. Ноги у нее болели, вся кожа лица, казалось, потрескалась. Шарлотта без умолку болтала о милых молодых людях, вполне подходящих ей на роль мужа, которые приглашали ее потанцевать. У Ады был утомленный вид, да она и в самом деле устала. Лишь на Элизабет, похоже, события вечера не произвели особого впечатления. Не похоже, что она танцевала всю ночь напролет до самого рассвета, а теперь прощалась с последними гостями.

Ох эта молодость! Оружие на все времена.

Бал прошел удачно, если учесть, сколько кавалеров ухаживали за ее дочерьми, но солнце уже вставало. Эфра чувствовала, что если она немедленно не доберется до постели, то попросту упадет на пол. Ожидая, пока ее заберет экипаж, графиня Монтрейн услышала насмешливое хихиканье в группе дам, окружавших Хелен Киттридж. Выпрямившись во весь рост, графиня невольно приосанилась, поправила на затылке выбившиеся из прически кудряшки и приготовилась к военным действиям.