Карен Рэнни - После поцелуя

– Что с книжной лавкой?

– От нее остался только пепел, ваша светлость. Хоть что-то, если книги так и не удастся найти!

– А женщина? Маргарет? – У герцога так и засосало под ложечкой, когда он произносил ее имя. Как же его раздражала жена незаконнорожденного брата, этого бастарда!

– Она сумела выжить, ваша светлость. Не сгорела. Я там был и видел ее.

Очень жаль.

Подняв руку, герцог Таррант щелкнул пальцами в знак того, что слуга может идти. Питер в словах не нуждался, через мгновение дверь в библиотеку захлопнулась за его спиной.

За окном открывался вид на тихую площадь. Зеленое гнездышко, окруженное городскими домами. Престижный район, улица, на которой проживали графы и герцоги. Вообще-то Таррант предпочитал Лондону Уикхэмптон, однако этот дом его вполне устраивал.

Правда, сейчас Таррант не видел ни деревьев, ни железных ворот, ни выложенной камнями живописной дорожки, бегущей к небольшому парку. Нет, в этот момент он вновь ощутил себя пятнадцатилетним мальчишкой, которому отец рассказывал о своем непристойном поступке.

– У тебя есть брат, Алан.

– Что, сэр?

Даже не поворачиваясь, Таррант чувствовал взгляд мраморного изваяния – бюст отца с его ястребиным носом и выдающимся вперед подбородком замер на одной из полок у стены.

– Ты не расслышал моих слов, или тебя удивила новость о существовании брата?

– Ни то и ни другое, сэр, – осторожно ответил Алан. Он постоянно опасался отцовского гнева.

– Он всего на несколько месяцев младше тебя, Алан, – торжественно объявил отец, словно гордился этим доказательством собственной мужской состоятельности. Должно быть, он считал большим достижением произвести на свет двоих сыновей почти в одно и то же время. Только Алану все это было не по нраву. – Я упомянул его в своем завещании и хочу, чтобы ты следил за его расходами.

Алан неуверенно улыбнулся – он прекрасно запомнил это – в знак согласия. Зато за улыбкой юный Таррант смог скрыть свое истинное отношение к словам отца.

Отец хотел, чтобы он принял незаконнорожденного брата и делал вид, что этот выродок – ему ровня. И Алан повиновался целых двенадцать лет. С тех пор как отец умер, Алан носил навязанную ему мантию ответственности, пряча под ней питаемые к брату ярость и отвращение. Целых двенадцать лет он был тем, кем хотел бы видеть его отец, – управляющим этого бастарда, появившегося на свет в результате интрижки между горничной и герцогом.

До сегодняшнего дня.

Герцог Таррант взглянул на свинцово-серое небо, недоумевая, отчего это солнце такое блеклое. День ведь великолепный! Он наконец-то освободился. Не только от приветливого и раздражавшего его Джерома, но и от тени собственного отца, нашептывавшей ему на ухо правду, от которой некуда скрыться. Старик куда больше любил незаконнорожденного сына, чем своего полноправного наследника.

Внезапно Алан почувствовал себя невероятно счастливым человеком. Да, «Записки» утрачены, но не все еще потеряно. Ни Джером, ни его жена Маргарет никогда больше не побеспокоят его.

Герцог Таррант улыбнулся.

Уилтшир-Даунз, Англия

Ранняя весна 1822 года

Обнаженный мужчина сидит, скрестив ноги, на великолепном ковре, держа на коленях роскошную женщину. Ее голые ноги обнимают его торс и сцеплены у него за спиной. Одна мускулистая рука лежит на ее бедре, другая обхватила ее за талию. Голова женщины запрокинута, рот приоткрыт, веки опущены, выражение лица говорит о неописуемом наслаждении. Его голова склонена к ее груди, язык осторожно ласкает напряженный сосок.

Художник изобразил мужчину в момент возбуждения, сделав акцент на размере его мужского достоинства. Но Маргарет была уверена, что таких размеров не бывает.

Ее взгляд снова и снова обращался к картине, и она почувствовала, как краска заливает ей шею. Невероятно чувственная сцена, почти шокирующая. И в то же время почему-то притягивающая внимание. Именно поэтому, убеждала себя Маргарет, она и не может оторвать от нее жадного, полного любопытства взора.

Да, было в этой картине нечто заманчивое, пробуждавшее тайные желания. «Лицо, уши и груди полны чувственности. Но стоит обратить самое пристальное внимание на голос. Надо говорить совсем тихо, нежный шепот должен сулить необыкновенное удовольствие».

– Слишком уж вы увлекаетесь этими книгами, миссис Маргарет.

Она испуганно заморгала и подняла глаза.

Пенелопа на другом конце стола хмуро резала лук. За два года, что прошли с тех пор, как они покинули Лондон, в их жизни произошли некоторые перемены. Главная состояла в том, что женщины подружились.

Маргарет отчаянно стремилась уехать из Лондона и забыть все, что там произошло. Она очень удивилась, когда Пенелопа с большой охотой согласилась вместе с ней перебраться в провинцию.

После смерти Джерома у Маргарет не осталось близких. Ее родители умерли от гриппа, когда она была еще ребенком. Маргарет воспитала бабушка, бывшая гувернантка, но и она умерла через год после того, как Маргарет вышла замуж за Джерома.

Маленький домик, который Маргарет сняла два года назад у сквайра Типпетта, был не слишком уютным. Всю обстановку составляли две небольшие кровати, бюро, два стула и деревянный столик, который никак не удавалось установить прямо. Маргарет подложила под его ножку деревяшку, но и это не помогло – шаткое сооружение продолжало раскачиваться. Одну стену целиком занимал большой камин, согревавший женщин зимой.

– Хорошо, что вы прячете их за балкой, когда приходят девочки, – проговорила Пенелопа. – Представляю, что сказали бы их матери, узнай они, какими книгами вы увлекаетесь.

Приютившая их деревушка Силбери-Виллидж примостилась в речной долине, откуда открывался внушительный вид на меловые нагорья. Безжизненная белая масса казалась совершенно бесформенной, и лишь весной, когда местные жители приходили сюда нарезать торф, на ней проявлялись изгибы и углы, и она начинала походить на корону. Словно какой-то древний властитель оставил ее здесь, чтобы навсегда обозначить себя хозяином этих мест.

Река Бристоль, протекая через две мельницы, описывала вокруг деревни почти идеальную окружность. На одном из близлежащих холмов можно было разглядеть руины старого монастыря. Многочисленные улочки Силбери-Виллидж, змеясь, разбегались в разные стороны, то и дело натыкаясь на какие-то ступени. Многие дома были построены из камней, собранных на монастырских руинах, что придавало им древний, почти нежилой вид.

Это место было именно таким, каким его описал Плоджетт. Деревенские жители гордились тем, что смогли установить на ратуше часы, которые прославили их и дали возможность не зависеть от остального мира. Сэмюел родился в Силбери-Виллидж и был знаком со сквайром, у которого Маргарет сняла коттедж.

Поднявшись из-за стола, Пенелопа высыпала содержимое миски в котелок, висевший над очагом. Женщинам приходилось подолгу обходиться без мяса, зато в луке недостатка не было. Маргарет постепенно начинала ненавидеть его запах и вкус.

– Я никогда не читала третьего тома, – защищаясь от нападок Пенелопы, произнесла Маргарет. – Он же пишет в основном о Востоке, Пенелопа.

Отвернувшись от очага, девушка выразительно посмотрела на хозяйку, приподняв одну бровь. «Вот наказание, – подумала Маргарет. – Мне бы так управляться со своими ученицами».

Еще одна перемена в ее жизни. Уже год как она занималась с несколькими деревенскими девочками, пользуясь теми знаниями, которые в свое время получила от бабушки.

У нее никогда не будет собственных детей – пятилетний брак с Джеромом служил тому неопровержимым доказательством. И теперь три дня в неделю по утрам семь маленьких девочек в возрасте от пяти до десяти лет приходили к ней в коттедж заниматься. В часы занятий Маргарет могла не думать о своем отчаянном финансовом положении и одиночестве, а сосредоточиться на талантах и нуждах учениц. Маргарет восхищало желание Энни учиться, равно как успехи в чтении, которых добивалась Дороти. Женщина отвечала на вопросы учениц и улыбалась, слыша их смех.

В свою очередь, девочки тоже влияли на Маргарет. На прогулках они научили ее прислушиваться к крикам тетеревов, наблюдать за новорожденной луной, чтобы узнать, какая погода их ждет в ближайшее время. Остановившись посреди луга и глядя на облака, Маргарет слушала, как семь звонких детских голосков невпопад дают ей советы. Она чувствовала себя такой маленькой и ничтожной под огромным небесным куполом. Разве видела она настоящее небо, живя в Лондоне?

В конце концов нынешняя жизнь ее вполне устраивала. Если бы не две вещи, которые постоянно заставляли Маргарет печалиться, – ее одиночество и отчаянная нужда в деньгах.

Она вновь опустила глаза на лежавшую перед ней книгу. Художник, безусловно, был талантливым человеком. Пальцы Маргарет скользнули по широким плечам, мускулистой спине и бедру изображенного на картине мужчины. Вообще-то его многочисленные изображения то и дело появлялись на страницах «Записок» Августина X. И на каждой картинке он демонстрировал свою гордую наготу, занимаясь чем-то очень чувственным и, несомненно, запретным. У него были широкие плечи и узкая талия. Его упругие ягодицы безупречной формы были созданы для того, чтобы их ласкали женские пальцы. Незнакомец, возможно, плод авторского воображения. И все же Маргарет считала, что знает этого человека лучше, чем знала собственного мужа.

Но что еще больше поражало Маргарет, так это даже не откровенные изображения мужчины, а ее собственное воображение. Сколько раз она представляла себя в объятиях этого красавца! Стонущей от удовольствия, умирающей от страсти!

Маргарет обнаружила книги в сейфе через несколько дней после пожара. И еще несколько месяцев «Записки» Августина X пролежали нетронутыми в шкафу. Но в первую же зиму в Силбери Маргарет вынула оттуда первый том и принялась за чтение.