Карен Рэнни - После поцелуя

Хоторн провел руками по плечам Маргарет, опустил их ниже, до ее запястий. Его движения были медленными, поглаживающими. Но ему так хотелось трогать не одежду Маргарет, а ее кожу, чувствовать ее тепло, шелковистость. Запретные, недопустимые желания. Но что поделаешь! В эти минуты Хоторн был так же далек от вежливости, как и от своих рациональных размышлений.

Медленно, давая Маргарет время воспротивиться, оттолкнуть его, Хоторн положил ладони на ее грудь, скрытую жакетом. И тут же ощутил тепло, почувствовал сильное биение ее сердца. Маргарет не возмутилась, не проронила ни слова. Боялась? Или хотела того же, что и он?

– Этот жакет вам маловат, – заявил Хоторн. – Он слишком стягивает вашу грудь.

На ней было то же платье, в котором граф увидел ее в первый раз. Только тогда он принял ее наряд за маскарадный костюм, а сейчас разобрался, что к чему. Она явно сильно нуждалась, но гордость мешала Маргарет говорить об этом. В первый раз Майкл не разглядел следов нищеты, так он был захвачен обаянием этой женщины. Но сейчас он не мог их не заметить.

Она так беззащитна, одинока, в целом мире у нее никого нет. Ни родственников, ни близкого мужчины, который оградил бы ее от домогательств похотливых графов.

Молчание Маргарет заставило Майкла устыдиться своего поведения, с каждым мгновением он все явственнее чувствовал разницу в их положении. Он – знатный вельможа, который, несмотря на то что должен выгодно жениться, имел такой доход, о каком Маргарет даже не помышляла. А она – бедная вдова. Возможно, она молчит лишь из-за сковывающего ее страха, а в ее глазах не тайна, а банальная готовность подчиниться ему.

Опустив руки, Майкл отошел от Маргарет. Он заставил себя сделать это, потому что понял, насколько опасной была сложившаяся ситуация.

– Простите меня, – сказал он, опустив глаза на пылавший в камине огонь. Одной ногой в сапоге он уперся в каминную решетку, его руки судорожно вцепились в каминную полку. – Вам лучше немедленно уйти отсюда, – пробормотал Хоторн. Ему нужно всего одно мгновение, чтобы успокоиться. Пусть она просто покинет его, и он вновь станет таким, как прежде.

Маргарет молча смотрела на Хоторна, ее сердце билось так громко и неистово, что она чувствовала, как с каждым ударом содрогается ее грудная клетка. Она принялась крутить пуговицу на вороте платья. Маргарет никогда в жизни не падала в обморок, но сейчас ей казалось, что она очень близка к этому.

Она не собиралась терять свой поцелуй. Что-то, что навсегда сохранится в ее памяти, воспоминаниями о чем она будет утешать себя в долгие часы одиночества. И пусть это будет воспоминание о том, как в один прекрасный день она окончательно потеряла голову и забыла о здравом смысле. Маргарет чувствовала, как пальцы Майкла нежно прикасаются к ее груди.

Господи, что же она делает?! Маргарет была и. возбуждена, и напугана одновременно. Как ни странно, ей хотелось и находиться в его доме, и в то же время оказаться подальше от него. Маргарет безумно хотела, чтобы Хоторн снова прикоснулся к ней, научил бы ее забыть о стыдливости, управлять своим желанием.

«Уходи немедленно, Маргарет. Пока еще не поздно. Весь мир будет обвинять тебя в глупости, но ты еще не стала признанной шлюхой».

Ей было наплевать на весь мир. Маргарет снова и снова убеждала себя в этом – до тех пор, пока голос разума не затих окончательно, уступив место ощущению происходившего с ней чуда. Ей на-пле-вать! Она готова еще раз объявить себе об этом. Если бы только Сара Харрингтон заподозрила, что Маргарет способна на такое, уж она бы постаралась разнести эту позорную новость, не поленилась бы вместе с сестрой обойти каждый дом в их деревне. А лавочники на Стэнтон-стрит, где прежде стояла и их книжная лавка, наверняка стали бы делать вид, что не узнают ее. И куда только подевалась добропорядочная Маргарет?

Хоторн повернулся и посмотрел на нее, и в его глазах она увидела ответы на все волнующие ее вопросы. Никто и никогда не хотел ее так, как хотел он. Его желание было диким, необузданным, на такое нельзя не обратить внимание. От осознания этого у Маргарет закружилась голова, появилось такое чувство, будто она выпила слишком много вина.

Маргарет понимала, что все ее... фривольные мысли и поступки – это нехорошо. Но кто о них узнает? Никого же здесь нет, никто никому ничего не скажет. Вот ведь дверь перед ней. Она может немедленно уйти. Тем более что граф Монтрейн предложил ей это сделать. Он, похоже, готов был заставить ее уйти, чтобы она сохранила достоинство и репутацию.

Маргарет взглянула на Хоторна, стоявшего к ней боком. Этот человек, по сути, все еще был для нее незнакомцем. Но сколько же раз она смотрела на иллюстрации в книге, герой которых так походил на него, сколько раз проводила пальцем по изображенной художником мускулистой спине, как будто хотела ощутить дрожащим пальцем, какова его кожа на ощупь! Какие немыслимые грезы навевал ей незнакомец из книги, похожий на Монтрейна! В этих грезах он был вполне реальным, живым, жаждущим обладать ею.

И вот перед ней настоящее, живое воплощение ее грез.

Завтра, на следующий день, через год в ее голове воспоминания об этом восхитительном моменте не должны превратиться в нечто нереальное, она не должна думать о том, что он пытался ее соблазнить. Это невозможно.

Положив шаль на диван, Маргарет снова посмотрела на Хоторна.

Всего лишь один поцелуй? Нет, больше. Гораздо больше.

Майкл ждал, когда раздастся звук захлопнувшейся за Маргарет двери. Но ключ все никак не поворачивался в замке, дверь не открывалась. Спустя еще несколько бесконечных мгновений он оглянулся – Маргарет стояла на прежнем месте в той же позе с серьезным выражением на милом лице. Она сжимала перед собой руки, но ее подбородок был решительно вздернут.

Он был прав, приняв ее поначалу за деревенскую принцессу. В этой женщине чувствовалось величие королевы.

Следующий поступок Маргарет вывел Хоторна из оцепенения, заставил его забыть о самоуничижении, но в то же время весьма смутил. Маргарет принялась расстегивать пуговицы на своем жакете.

Теперь они смотрели в глаза друг другу, ее взор был открытым, даже вызывающим. Она восхищала Майкла. Маргарет не походила ни на одну женщину, которых он знал.

Откровенная и застенчивая, безрассудная и невинная. Пленительная.

Майкл подошел к ней.

– Если вы останетесь, Маргарет, я не только поцелую вас, – тихо проговорил он. – Вы этого хотите?

– Да, – прошептала в ответ Маргарет.

– Я буду любить тебя, – продолжал он. – Не спеша, долго, без всяких сомнений и раздумий. Ты этого хочешь?

– Прошу тебя...

Монтрейн улыбнулся.

Расстегнув до конца ее жакет, Хоторн стянул его с плеч Маргарет, и он с тихим шорохом упал на пол. У ее платья были пышные рукава, присборенные на плечах и зауженные от локтей до запястий.

Приспустив один рукав, чтобы оголить ее плечо, Майкл услышал, как затрещал шов на платье. Как же ему хотелось сказать этой миссис Эстерли, что он купит ей сотню таких платьев! Но он не смог говорить, язык не повиновался ему. Потому что Майкл наконец-то увидел ее кремовую кожу, освещенную мягким солнечным светом. Маргарет вздрогнула от его нежных прикосновений.

У платья был круглый вырез, оставлявший обнаженной часть тела на спине и груди. Склонившись к плечу женщины, Хоторн прошептал, касаясь ее губами:

– Это еще не поцелуй, Маргарет. – Но его горячие губы уже прикасались к ложбинке между грудей, а пальцы стягивали вниз лиф платья.

Хоторн поблагодарил про себя провидение за то, что она не была невинной или чьей-либо женой. Черт, как жаль, что спальня так далеко!

Она же может передумать или убедить себя в том, что такое поведение недопустимо, или, в конце концов, его привычка подчинять все поступки логике может все испортить. Нет, до спальни им сейчас не добраться, это точно.

Майкл подвел Маргарет к дивану. Она уселась, а он подложил ей под спину подушки. А затем обернул ее плечи шалью и расстегнул оставшиеся пуговицы. Маргарет молчала, но ее глаза распахивались все шире. Ее молчание сводило Хоторна с ума.

Он осторожно спустил вниз ее сорочку. Немного, всего на пару дюймов, чтобы обнажить нежные розовые соски. Прикоснулся к одному пальцем – медленно, изучающе. Маргарет закрыла глаза, а Хоторн осторожно стянул вниз весь лиф, полностью высвободив из него ее груди.

Майкл стал осыпать мелкими поцелуями ее шею, плечи, провел губами невидимую линию вниз от плеч до груди. Похоже, она млела от его ласк. Вот он взял в руку сосок и слегка потянул его. А затем рука опустилась, за дело взялся язык – нежно и медленно обводя круги вокруг соска. Маргарет положила руку Майклу на затылок и пригнула его голову ближе к себе. Через мгновение он приоткрыл губы, и сосок попал во влажное тепло его рта. Он сосал и слегка прикусывал его, тянул и ласкал ее трепещущую плоть, отчего Маргарет лишь стонала. Силы оставляли ее, она уронила руки, чтобы не мешать его ласкам.

Хоторн приподнял голову, чтобы взглянуть на Маргарет, и с сожалением подумал о том, что никак не может запечатлеть открывшейся его взору изумительной картины. Жаль, что он не умеет рисовать! Он непременно сделал бы набросок, а потом, возможно, и маслом написал бы замечательное полотно.

Маргарет сидела, чуть откинувшись назад. Такая чистая и непорочная в этой своей незамысловатой одежде. Дыхание ее прерывается, щеки опалены румянцем. Неужели она его боится? Но тут Маргарет подняла глаза, и Майкл понял, что его опасения напрасны. Ее глаза были полны желания, страсти, она сильно возбудилась. Прямо перед ним, полуприкрытый шалью, топорщится ее напряженный сосок.

Будь Майкл известным художником, он выбрал бы из всей палитры красок тициановый оттенок для ее волос, нежнейший из всех розовых оттенков для ее щек и темно-зеленый – для глаз. Но есть еще губы! Их он написал бы той же самой краской, что и соски. И это не его прихоть: сама природа выбрала для них одинаковые цвета. Куртизанка, которой гордился бы король, не говоря уже об одиноком графе.