Лиз Карлайл - После полуночи

Сент-Врейн подавил дрожь.

— Восемь лет?

— Целую жизнь, oui. Или так оно должно было ощущаться. Но, в конечном счете, он решил жениться, и нас отослали прочь.

— Вы… вы его дочь?

— Oui, — просто ответила девушка. — Он дал маман немного денег и какое-то имущество. На Барбадосе она встретила лорда Ротуэлла — не этого, а его брата. — На этом месте она упрямо вздернула подбородок и посмотрела ему в глаза. — Он влюбился в маман. Она тоже полюбила его, и ничто не могло разлучить их. В конце концов, он предложил ей замужество и имя для меня.

Сент-Врейн сомневался, что это ухаживание настолько напоминало волшебную сказку, в которую верила мисс Невилл, но у него не было желания расстраивать ее, оспаривая эту точку зрения.

— И этот брак был счастливым?

— Упоительно счастливым. — Ее голос сделался тихим. — И я была счастлива тоже — до тех пор, пока они не умерли.

— Они умерли молодыми, — прошептал Сент-Врейн. — Каким образом?

Ее взгляд смягчился и устремился вдаль.

— Произошел бунт, — ответила она. — Восстание рабов. Тростниковые поля были подожжены, а их экипаж попал в ловушку в пламени. Дороги были такими узкими. Такими коварными. Они не смогли вовремя развернуться. Это было… ужасно.

— Господи Боже.

Мартиника сделала неуверенный вдох.

— В завещании отчима моим опекуном назначался его брат.

— Я так сожалею о вашей утрате, — мягко произнес он. — Я сожалею также и о том, если Ротуэлл на самом деле стыдится вас.

— Вы сомневаетесь в этом? — прошептала она.

Сент-Врейн больше не был уверен в том, что он думал. Что-то более глубокое, нежели неприязнь, распаляло гнев Ротуэлла — в этом он мог поклясться.

— Что ж, сейчас это едва ли имеет значение, — ответил он. — Думаю, что ваше происхождение намного сильнее беспокоит вас, чем меня.

— Значит, вы хотите, чтобы эта помолвка состоялась?

— Ничто из того, что вы мне рассказали, не меняет моих аргументов, — ответил молодой человек.

Мартиника немного отступила от старой яблони и уставилась на него со странным выражением в глазах.

— Тогда я соглашусь, Сент-Врейн, но при одном условии.

До этого момента она была с ним честной. Сент-Врейн сложил руки на груди и кивнул.

— Продолжайте.

Ее язычок снова высунулся изо рта и почти нервно коснулся уголка рта.

— Я хочу… я хочу заключить с вами сделку, — ответила она. — Я хочу, чтобы вы снова занялись со мной любовью.

— Господи Боже? До того, как мы обвенчаемся?

— Но мы же вовсе не собираемся венчаться, Сент-Врейн, — возразила она. — Не так ли?

Он покачал головой, а затем пожал плечами.

— Будь я проклят, если знаю, — произнес он. — Что-то подсказывает мне, что мы должны это сделать.

— Это в вас говорит аристократическая британская мораль, — заметила Мартиника. — Подумайте об этом так, как это мог бы сделать француз. Я хочу научиться правильно заниматься любовью. И я хочу, чтобы вы научили меня. Почему-то мне кажется, что вы не станете возражать. Кроме того… хм, у вас есть этот взгляд.

Сент-Врейну очень не хотелось прямо сейчас говорить ей о том, как мало вещей ей необходимо изучить.

— Что за взгляд?

Ее ресницы опустились, девушка почти закрыла глаза, и внезапно ему захотелось прижать ее к стволу яблони и зацеловать до бесчувствия.

— Вы же знаете, — хрипло ответила она. — Это ласковое, убаюкивающее выражение в ваших глазах, когда вы в первый раз смотрите на женщину? Словно вы предлагаете ей яблоко в саду Эдема.

Сент-Врейн мог только смотреть на нее и недоумевать, во что, черт возьми, он вляпался.

— Ну, это так?

— Что так?

— Вы на самом деле предлагаете?

Он сжал руки в кулаки и вознес Богу молитву, прося у него сил.

— Абсолютно исключено, — решительно заявил он. — Сейчас мы пойдем к вашему дяде и объявим о помолвке. И если мы решим, что подходим друг другу, то мы поженимся. А затем, моя дорогая, мы сможем обсудить эти уроки.

— Но говорят же, Сент-Врейн, что во время ухаживания мужчина должен выставить вперед свою лучшую ногу[15], — прошептала девушка, с насмешливой скромностью опуская подбородок.

— Но ведь сейчас мы обсуждаем не мою ногу, не так ли?

Она улыбнулась.

— Нет, определенно, нет.

Его терпение — не упоминая уже о сопротивляемости — подходило к концу. Он взял ее за руку и решительно притянул к себе.

— Сейчас мы зайдем в дом, — сумел проговорить он. — И мы пойдем прямо в библиотеку, где мы скажем Ротуэллу, что собираемся пожениться.

— О, если мы собираемся притворяться, будто помолвлены, moncher, то тогда вы должны научиться не запугивать, а убеждать. — Ее голос снова сделался хриплым. — А теперь, тот ключ все еще у вас?

Господи Боже. У него нет никаких шансов.

— Да. У меня есть ключ.

Она положила ладонь на его руку и медленно провела ею вниз.

— Тогда могу я увидеть вас? Как можно быстрее? — Девушка была так близко, что ее шепот коснулся его щеки. — Я уже хочу снова быть с вами. Жажду удовольствия, которое только вы, moncher, можете дать мне. Я тоскую по теплу и силе вашего крепкого, мужественного тела, и по возможности коснуться и ласкать ваш…

— Господь всемогущий! — Сент-Врейн с трудом сглотнул.

Выражение страстного желания на ее лице внезапно сменилось ухмылкой.

— А вот это, Сент-Врейн, и есть разница между запугиванием и убеждением, — заявила Мартиника. — А теперь вы убеждены.

— Да, будьте вы неладны, — сумел произнести молодой человек. — Теперь мы помолвлены?

— Maisoui, мой любимый, — с притворной скромностью ответила она. Однако они прошли еще всего пять шагов, когда девушка замедлила шаг. — Но вы кое-что забыли, не так ли, Сент-Врейн?

— Джастин, — немного уныло поправил он. — Вы будете звать меня Джастин. И что, умоляю вас, я забыл?

Мартиника выпятила нижнюю губу, в ее глазах светилось веселье.

— У нас только что произошла помолвка, — проговорила она. — Полагаю, теперь вам позволено поцеловать меня.

— Распутница! — воскликнул он.

Но все-таки поцеловал ее. Сент-Врейн целовал ее до тех пор, пока у нее не перехватило дыхание, почти с отчаянием обхватив ее руками, запрокинув ее голову так, что капюшон плаща свалился с нее. Пока гибкое, теплое тело девушки полностью не прижалось к его телу, и ее рот взволнованно не приоткрылся под его губами. Снова и снова он погружался в сводящее с ума искушение ее рта, одна его рука настойчиво блуждала под ее плащом, поглаживая то ее полную грудь, то элегантный изгиб талии, то спускаясь еще ниже к изящно очерченному бедру. А затем, каким-то образом, реальность того, где они находятся, вернулась к нему, и Сент-Врейн сумел отстранить девушку от себя.

Они разошлись разочарованные, неудовлетворенные и задыхающиеся.

— Mon Dieu! — воскликнула она со странной смесью вожделения и смеха в глазах. — Полагаю, moncher, что эта помолвка и в самом деле окажется очень интересной.

Обед в Хайвуде этим вечером оказался напряженным и прошел практически в молчании. Отсутствие Джастина было ощутимо, а на красивом и бледном лице миссис Эмброуз застыло выражение, которое можно было описать только как озлобленное удовлетворение. Ротуэлл не говорил ничего, кроме того, что мрачно объявил о помолвке Мартиники и предложил тост за ее счастье. Все остальные услужливо подняли бокалы, но резкий звон хрусталя прозвучал неискренне в тишине комнаты.

В последующие дни Джастин возобновил свои визиты, но только на время обеда. Он с приводящей в замешательство легкостью разыгрывал преданного поклонника, но к, разочарованию Мартиники, они никогда не оставались одни. Она не могла поделиться с ним ничем значительным; определенно, не могла напомнить ему про их сделку. Что еще хуже, его близость приводила к тому, что ее физическое желание доходило почти до крайней степени. Когда они вместе прогуливались по гостиной, его ладонь с длинными, элегантными пальцами покровительственно лежала поверх ее, а его глаза смотрели почти с обожанием.

Не одна Мартиника заметила это. Через несколько дней злое удовлетворение миссис Эмброуз медленно потускнело, превратившись в нечто менее великодушное. Одним вечером после обеда они как обычно перешли в гостиную, но никто не предложил сыграть в карты. Вместо этого леди Шарп направилась к фортепиано и начала выбивать одну веселую мелодию за другой, словно это могло рассеять завесу, которая нависла над семьей. Двоюродная бабушка Оливия вытащила сумочку с вещами, нуждающимися в штопке, и сунула несколько пар чулок Ксантии. В конце концов, лорд Шарп пригласил джентльменов на террасу, чтобы выкурить по сигаре.

Слишком взволнованная, чтобы сидеть на месте, Мартиника поднялась и начала изучать стены. В этой комнате они были увешаны пейзажами, но картины снова не смогли удержать ее интерес. Она становилась просто одержима Джастином. И не только потому, что его прикосновение воспламеняло ее, хотя это определенно было так. Нет, было в этом мужчине нечто большее, что-то скрытое и почти непостижимое за легкой насмешливостью в его глазах с тяжелыми веками.

Внезапно девушка почувствовала тепло поблизости от своего локтя. Мартиника обернулась и увидела рядом с собой Кристину Эмброуз. На мгновение к ней вернулось прежнее унижение, но она расправила плечи и отогнала его прочь.