Сюзан Руа - После грозы

– Главное – что тебе стало лучше. Остальное не имеет значения.

Я не отвечаю. Молча иду за Жаном в кухню, где он берет себе бутылку пива. И не решаюсь посмотреть ему в глаза, когда задаю вопрос:

– Скажи, это они дают деньги? Эвансы?

Жан не спеша пьет свое пиво, и за это время я нахожу в себе силы посмотреть на него. Он как-то странно морщится, потом говорит:

– Бренда настояла, чтобы я нанял медсестру. Она хотела ухаживать за тобой сама, но когда стало ясно, что ничего не получится… Эвансы звонят два раза в неделю, даже когда мне нечего рассказать, когда нет никаких изменений! Узнаю́т, как ты, какая у нас погода и выходишь ли ты на прогулку. Бренда была так рада, когда узнала, что ты уже ешь в кухне и ходишь с Мари за покупками. А сегодня я ей рассказал, какой классный торт ты вчера испекла!

Я чувствую, как по щекам катятся слезы. Не уверена, что у меня хватит сил все это выслушать. И этот торт… Это ведь рецепт Бренды! Я вытираю щеки, стараясь не смотреть на Жана. Может, было бы проще, если бы мы больше никогда не вспоминали о Бренде и Карле? Если бы они вдруг исчезли, как и моя малышка.

– Шарлотта, они действительно тебя очень любят! И волнуются за тебя. И часто спрашивают, когда можно будет приехать… если ты готова их…

– Нет! Я не хочу, чтобы Эвансы приезжали! И не хочу, чтобы они беспокоились из-за меня. Ну почему они никак не могут понять, что все кончено? Что им нужно? У меня больше ничего нет!

И я снова заливаюсь слезами. Стою́, обхватив руками голову, – так, словно боюсь услышать еще что-нибудь, что причинит мне боль. Жан поджимает губы. Вид у него печальный, и я отвожу глаза. Ну почему бы им всем не оставить меня в покое где-нибудь в темном углу, почему бы не забыть обо мне?

– Шарлотта, послушай, Эвансы просто хотят тебе помочь…

– А я не хочу, чтобы они мне помогали! Пусть найдут себе другие занятия! Знал бы ты, как я жалею о том, что вообще рассказала им о ребенке… Что вообще с ними встретилась… Я только и делаю, что их разочаровываю!

– Чушь! Они все воспринимают по-другому! Эвансы тебя любят.

– Не хочу, чтобы они меня любили!

– И почему интересно?

– Потому что! – срываюсь я на крик.

И, пнув стул ногой, убегаю к себе в комнату и падаю на кровать. И почти весь вечер пла́чу. Ну почему, почему Бренда не хочет уйти из моей жизни? Неужели она не понимает, что у меня рвется сердце уже при мысли о том, что я услышу ее голос?

Может, когда-нибудь наступит день и я напишу Бренде письмо. Объясню, почему не могу с ней встретиться, почему мне нужно пережить все это в одиночку. И, конечно, попрошу прощения. Как глупо… И почему только я не сделала этого там, в больнице? Бренда окружила меня вниманием, а я – я даже не сумела позаботиться о ребенке, которого мне доверили. И в итоге – пустота… Все насмарку!

А еще – Карл. Даже несмотря на то, что я стараюсь не вспоминать о нем и думаю только о своих утратах, я знаю, что он все еще тут, в моем сердце. Особенно с тех пор, как я вернулась в реальность. Воспоминания накатывают внезапно, когда я дремлю или готовлю. Обычно в такие моменты я стараюсь думать о другом, но иногда достаточно просто закрыть глаза, чтобы вспомнить, как хорошо мне было в объятиях Карла. Впрочем, мне уже кажется, что наша с ним история закончилась давным-давно. И если моя жизнь в тот день остановилась, то его – продолжается. Ну и пусть! Так даже проще – наши с Карлом отношения тоже умерли. И спасать больше нечего.

На следующий день к приходу Мари я была уже на ногах. Изменить прошлое не в моих силах, но я точно знаю, что не хочу больше жить за счет Эвансов. Я должна оборвать с ними все связи, и пускай думают, что я уже пришла в норму. Единственный способ этого добиться – найти работу, вернуть им все, что я задолжала, и отказаться от услуг психолога и медсестры. Тут я вспоминаю, что в моей квартире до сих пор висит прикрепленный к холодильнику чек, выписанный Брендой. Если я отправлю его Эвансам, должны же они понять, что я больше ничего от них не приму?

Уже поздно и я вожусь у плиты, когда возвращается Жан. Он окидывает взглядом кухню.

– А где Мари?

– Ушла. Я выставила ее за порог.

– Что?

– Не знаю, сколько это стоит – держать в доме медсестру, но что мне известно наверняка – я не могу себе этого позволить. И не говори мне, что за все платят Эвансы! Я так не хочу, понятно? Пускай пришлют счет, я все оплачу́.

Тон у меня такой уверенный, что Жан некоторое время не находит, что сказать. Что ж, и прекрасно! Потому что я еще не закончила.

– Я решила продать квартиру и устроиться на работу. Думаю, варить кофе я не разучилась. Но на это может уйти какое-то время.

– О’кей, – бормочет Жан в изумлении.

– Скажи, можно мне будет… пожить у тебя? Ну, пока я не… Квартплату будем делить на двоих!

Моя последняя фраза как будто приводит Жана в чувство: он подходит и хватает меня за плечи.

– Да что с тобой сегодня такое? Ты прекрасно знаешь, что можешь жить со мной, сколько захочешь!

– Тогда нужно забрать из квартиры Алекса мои вещи. И отправить Эвансам чек. Я даже представить не могу, сколько я им должна.

Жан осторожно меня встряхивает.

– Им не нужны твои деньги! А вот если бы ты им позвонила, они бы обрадовались. Особенно Бренда. Когда я ей скажу, что сегодня ты сама приготовила ужин…

– Перестань! Жан, я не знаю, что именно ты рассказываешь Эвансам, но сделай так, чтобы они поверили, будто у меня все в полном порядке. Если понадобится, солги.

– Что ты несешь?

– Неужели ты не понимаешь, как это для меня тяжело? И что я хочу, чтобы Эвансы держались от меня подальше? И даже если бы я им позвонила, что, по-твоему, я должна им сказать? Что я сожалею о том, что потеряла ребенка? Черт побери, конечно, я об этом сожалею! Но это ничего не меняет!

По моим щекам снова текут слезы, и я отталкиваю обнимающие меня руки.

– Я видеть их больше не хочу, как ты не понимаешь? Зачем нам с ними встречаться? Если бы не моя беременность, Эвансы уехали бы после похорон и я бы никогда их больше не увидела. Алекс умер! Малышка тоже! Пускай Бренда и Карл живут своей жизнью у себя в Англии и дадут мне возможность изменить к лучшему мою жизнь! Я не смогу этого сделать, если они все время будут рядом. Это выше моих сил!

Я поворачиваю ручку на плите, потому что мои овощи пахнут как-то странно. Конечно, они подгорели! Черт… Я даже не способна самостоятельно приготовить ужин! Я сдвигаю сковороду с конфорки и захожусь рыданиями, словно наступил конец света.

– Я ни на что не гожусь!

– Шарлотта! Ты слишком торопишь события. Не надо…

Жан похлопывает меня по спине и предлагает заказать еду из ресторана.

– Чего бы тебе хотелось? Курицу? Или суши?

Я пожимаю плечами. Мне ничего не хочется. Ни есть, вообще ничего. Я выбираю суши, хотя даже не уверена, что помню, какие они на вкус. Все, что мне известно, – я снова могу их есть, потому что уже не беременна. И от одной мысли об этом мне опять становится грустно.

– Я хочу… вина!

Жан улыбается, кивает и тут же наливает мне бокал. Укоризненно цокает языком, когда я выпиваю его залпом, но я не прошу налить мне еще. Я вздыхаю, понемногу успокаиваясь.

– Думаю, мы могли бы собрать мои вещи в квартире Алекса…

– С этим можно немного подождать. Я не уверен, что это хорошая идея – оставлять тебя одну на целый день.

Я сердито хмурюсь.

– Я прекрасно себя чувствую!

– Ты слишком спешишь. Для начала докажи, что можешь справляться со всей домашней работой. Если все пойдет хорошо, на будущей неделе займемся твоим переездом. И, если ты не передумаешь, мы продадим квартиру Алекса. Потом ты найдешь себе работу. Но при одном условии.

– Что это за условие? – тут же спрашиваю я.

– Ты будешь ходить к психологу два раза в неделю.

Я закусываю губу.

– А сколько это стоит?

– Нисколько! – сердится Жан.

После недолгих раздумий я прихожу к выводу, что этих трат не избежать. Для себя-то я решила, что со всеми этими глупостями – психолог, медсестра – покончу уже на этой неделе, но… не вышло. Я кивком выражаю согласие, хотя все еще пытаюсь торговаться:

– Я хочу, чтобы ты перестал общаться с Брендой.

– Почему?

– Потому что она тоже должна поставить точку и двигаться дальше. Вот почему!

Жан все еще смотрит на меня вопросительно. Наверное, сомневается, что я ответила откровенно. Но доля правды в моих словах есть, поэтому я продолжаю:

– Я пытаюсь вернуться к нормальной жизни, понятно? Думаешь, у меня это получится, если мать Алекса все время будет напоминать о себе? Мне становится плохо от одной мысли о том, что она тебе звонит. Как будто я должна прийти в себя к определенному сроку… Это на меня давит!

– Я могу попробовать ей все это объяснить.

– О’кей! И еще… поблагодари от меня Бренду. И скажи, что я верну все, что на меня истратили. И что мне… что я чувствую себя лучше… и я ей напишу. Не знаю когда, но обязательно напишу. Может, в следующем году или… Не могу сказать точно.

Грустная улыбка, с которой Жан меня слушает, мне совсем не нравится. А потом он спрашивает:

– А почему бы тебе самой ей не позвонить?

– Потому что мне страшно, – отвечаю я. – Я снова свалюсь с небес на землю, и мне снова будет плохо. Ну почему, почему люди всегда хотят разделить с кем-то свое горе? Я устроена по-другому – мне это не нужно. Это слишком больно. У меня и так хватает бед. Своих собственных!

После этой тирады я снова рыдаю. Жан обнимает меня, ласково приговаривает:

– Будем решать проблемы постепенно, ладно?

– Ладно…

– Я с тобой. Я тебя не брошу…

– Я знаю. Спасибо, Жан!

Снег тает, и это – верный знак, что время идет, даже если я этого и не замечаю. На смену мягкой весне скоро придет лето и принесет нам кратковременную жару. Дождаться не могу! Мне уже осточертел этот вездесущий холод.