Сюзан Руа - После грозы

– Шарлотта, моя мама очень тебя любит. У нее светится лицо, когда она о тебе вспоминает!

– Дело в ребенке, а не во мне.

Улыбка Карла становится грустной, но он продолжает настаивать и всячески подчеркивает, что его мать будет рада, если я приеду пораньше. И как это замечательно, что Бренде будет с кем поговорить, потому что она перестала играть в бридж и забросила литературный клуб, хотя раньше не пропускала ни одного собрания. Оказывается, она решила навести порядок в комнате Александера и собрать и упаковать все его вещи.

– Это трудно – когда все в доме напоминает о человеке, которого больше нет.

Фраза звучит суховато, но я должна заставить Карла замолчать, иначе потом буду чувствовать себя виноватой в том, что разочаровала Бренду. Только этого мне и не достает! Карл хватает мою руку, теребит ее, желая привлечь мое внимание. В его голосе и глазах – мягкий упрек.

– Теперь мы – семья, значит, должны поддерживать друг друга. Понимаешь, что я хочу сказать?

Я, как обычно, молча киваю. Мои убеждения и сомнения ведут настоящую битву у меня в голове. Мне очень хочется верить Карлу, и все же я чувствую себя одинокой. А может, это наше естественное состояние? Жизнь постоянно нам об этом напоминает. Наш с Карлом брак связал меня с Эвансами, но во мне-то ничего не изменилось!

Наверное, Карл понимает, что окончательно меня не убедил, потому что трясет мою руку и настаивает:

– Послушай, у нас в гостях ты отлично отдохнешь, и ребенку это тоже пойдет на пользу. Ты живешь в постоянном стрессе, Шарлотта, это ненормально. Почему хотя бы раз не разрешить кому-то о тебе позаботиться?

В его тоне и взгляде – мольба. Мне хочется поверить его словам, поверить, что теперь я уже не одна, но сказать это куда проще, чем сделать. А ведь Карл прав – отныне все зависит только от меня. По собственной воле я вошла в семью Эвансов, сама решила рожать, так что теперь придется взять себя в руки и сделать то, о чем меня просят. В семье так обычно и бывает.

Я пожимаю Карлу руку, и на этот раз в моем кивке намного больше уверенности.

– Хорошо. Только дай мне два-три дня – уладить кое-какие дела.

Он смотрит озадаченно, прищурив глаза.

– Я правильно понял? Ты едешь со мной?

– Да!

Карл тянет мою руку к себе, легонько ее целует. А потом встает и принимается ходить взад и вперед по кухне, планируя предстоящее путешествие. Не скажу, что настроение у меня улучшилось, но атмосфера в квартире как будто бы стала легче и радостнее…

Уже ночь, но я все ворочаюсь под одеялом. Ощущение такое, будто на потолок своей спальни я таращусь уже много часов подряд. Смена часовых поясов – это нелегко, поэтому Карл лег в постель еще в девять вечера, а я, вместо того, чтобы как следует отоспаться, снова и снова прокручиваю в голове разговор с Джудит. Мне грустно, и я злюсь. Знаю, лучше бы мне подумать о поездке и о том, какое это везение, что можно на время уехать из Монреаля, но у меня это не получается. Не могу отделаться от мысли, что, когда вернусь, здесь меня уже ничего не будет ждать. Теперь, когда работы у меня нет и я живу в квартире Алекса, меня начинает одолевать страх, что на свете больше нет такого места, где я бы чувствовала себя до́ма.

Мягкая игрушка-жираф служит мне утешением. Я ее обнимаю, но стараюсь не замочить слезами. Было бы жаль испачкать ее прежде, чем моя малышка появится на свет. Я осторожно прижимаю жирафика к животу и реву в подушку. Сама не знаю, почему я пла́чу. Потому ли, что скучаю по Алексу? Или потому, что меня уволили? Потому, что мне одиноко и я не знаю, что делаю в этом доме? Или потому, что придется провести рождественские праздники в семье, которая так поспешно приняла меня и которой я совсем не знаю? Но что я знаю точно – причин для слез у меня море, только вот одну, самую вескую, выбрать как-то не удается.

В коридоре скрипят половицы, и я вздрагиваю. Не решаясь постучать, Карл спрашивает из-за двери:

– Шарлотта, что случилось?

– Все хорошо.

Голос у меня дрожит, и мне приходится откашляться, чтобы закончить фразу. Услышав шаги Карла, я сажусь на постели, но в комнате очень темно, и я не сразу замечаю, что он приоткрыл дверь и смотрит на меня. Его силуэт кажется расплывчатым, бесформенным, похожим на тень.

– Может, принести тебе чего-нибудь попить?

– Нет.

У двери – никакого шевеления. Наверное, это означает, что Карл все еще тут и ждет, чтобы я что-нибудь сказала или снова легла. Я бормочу:

– Прости, если я… если я тебя разбудила.

– Ничего страшного. За меня не беспокойся.

Карл отступает на шаг, и тень исчезает. И вдруг мне становится жутко при мысли, что он уйдет и в мою спальню вернется пустота.

– Карл!

Я прикрываю рот рукой, потому что заговорила слишком громко для такого позднего часа, и в моем теперешнем состоянии это прозвучало как крик. Тень возвращается, и дверь открывается чуть шире.

– Что?

– Пожалуйста, не уходи! Можешь побыть со мной?

Все вокруг замирает на несколько долгих секунд. А потом слышится тихий звук, когда Карл заходит в комнату, – это скрипят дверь и паркет. Я отодвигаюсь, чтобы он мог опуститься на край кровати, но сто́ит ему сесть, как я, вздыхая, спешу прижаться к его груди. На секунду Карл замирает от изумления, а потом его рука обнимает меня за плечи и я очень быстро оказываюсь в горячих мужских объятиях. Он мягко поглаживает меня по спине.

– Все хорошо…

Карл обнимает меня крепче, движения его руки замедляются. Он гладит меня по спине до тех пор, пока я не успокаиваюсь. Потом шепчет мне в волосы:

– А теперь постарайся заснуть.

Я ощущаю, как он натягивает одеяло, чтобы меня укутать. Сделать это не так-то просто, потому что рук я не разжимаю, и когда Карл предпринимает очередную попытку высвободиться, я цепляюсь за него и удерживаю рядом. Он шепчет «Чш-ш-ш!», чтобы меня успокоить, а потом проскальзывает под одеяло, и я чувствую, как Карл сначала вздрагивает, а потом смеется, обнаружив между собой и мной плюшевого жирафика. Не знаю, куда делась игрушка, потому что сейчас меня волнует только одно – поскорее очутиться в его объятиях и уткнуться носом в теплую грудь. Это так приятно, так успокаивает, что я моментально засыпаю. Я уже успела забыть, какое это удовольствие – засыпать в мужских объятиях…

На Лондон, проплывающий за окном, я смотрю глазами ребенка. Все приводит меня в восторг: и машины, которые едут в обратном направлении, и двухэтажные красные автобусы, и архитектурные памятники… Все, о чем я раньше знала по книгам и фильмам, – вот оно, передо мной! Мне кажется, это сон. И хотя в Монреале сейчас ночь и после долгого перелета я, по логике вещей, должна бы чувствовать себя разбитой, меня переполняет энтузиазм и я хочу увидеть как можно больше.

В гостинице нас принимают, как особ королевской крови. Служащие – сама предупредительность, но я думаю, что все дело в Карле. Он – владелец этой гостиницы, так что по-другому и быть не может. Молодой коридорный препровождает нас в пентхаус. На столике у самого входа – бутылка шампанского и корзина с фруктами и шоколадом. Я замираю с открытым ртом, настолько все грандиозно. Карл лукаво подмигивает:

– Нравится?

– Ты еще спрашиваешь? Да это настоящий дворец! Я никогда не видела такой роскоши!

Он смеется, качает головой, а потом отпускает коридорного и прохаживается по номеру. Я пересекаю комнату и подхожу к стеклянной стене, чтобы полюбоваться видом. Панорама завораживает. Город раскинулся у наших ног. Впереди, в некотором отдалении, – Темза, дворец, Биг-Бен…

– Просто не верится… – шепчу я.

Сзади слышится смех Карла. Он предлагает мне немного отдохнуть, а потом погулять по городу. Ни за что! Я слишком взбудоражена: Лондон ждет нас! Забыв об усталости, я хватаю пальто и тащу Карла к выходу. Если мы планируем провести в этом городе всего два дня, я не хочу терять ни минуты!

Мы бродим по улицам, прохаживаемся по набережной Темзы, посещаем Тауэр, едим в пабе. Я наслаждаюсь всем, что меня окружает, – запахами, вкусом, пейзажами. Но уже к четырем пополудни на меня накатывает утомление. Карл вздыхает с облегчением, когда я предлагаю вернуться в гостиницу.

Там мы какое-то время боремся с сонливостью, вызванной сменой часовых поясов. Заказываем еду в номер и просматриваем туристические путеводители, чтобы определить свой завтрашний маршрут. Если бы не усталость, я бы сорвалась с места прямо сейчас – огни вечернего Лондона великолепны, но на часах семь вечера и я едва держусь на ногах. И вот, полежав в теплой ванне сколько душе угодно, я наконец засыпаю в этом роскошном гостиничном номере…

Когда машина останавливается перед белым домом под красной крышей, я дремлю, убаюканная приятным солоноватым ароматом близкого моря. Карл еще не успел припарковаться, как входная дверь распахивается и появляется Бренда. Она бросается мне на шею, и этот ее порыв приводит меня в волнение. Может, это просто потому, что я приехала туда, где меня ждут?

Бренда ведет меня в дом и, едва я снимаю пальто, принимается разглядывать мой живот. Толку, правда, от этого мало – смотреть пока еще не на что. Поглаживая меня по животу, она говорит о том, как рада, что мы с ее будущей внучкой приехали в Англию, и обещает о нас заботиться. Странная вещь: с Карлом мы почти не упоминаем о ребенке, а с Брендой эта тема – везде и всюду.

Но это Карл первым предлагает матери посмотреть фотографии с УЗИ. Мы устраиваемся в гостиной и перебираем снимки, сделанные в тот благословенный день, когда моя девочка стала для меня реальностью. Кончиком указательного пальца я обвожу очертания ее тельца, как будто никто, кроме меня, не сможет расшифровать это абстрактное изображение на фотобумаге. А Бренда все твердит растроганным тоном, как и полагается любящей бабушке:

– Чудо! Настоящее маленькое чудо!

Она снова меня обнимает, и голос у нее срывается от волнения: