Злата Виноградская - После дождя будет солнце

Сейчас Артем звонил и просил ее о помощи. Судя по всему, ситуация действительно была критической, но все равно Ума предпочла бы услышать от него несколько личных вопросов о том, как она устроилась, как проходят репетиции и спектакли, есть ли у нее друзья. В конце концов, он мог бы сказать, что скучает и спросить, думает ли она о нем. Санька был в беде, и сейчас это было главной новостью. Она постаралась вернуться в день сегодняшний. Сможет ли Нэд сделать что-нибудь для Скворцова? Отбросив тоску и личные терзания, мысли об Артеме, Ума отправилась к Рэю.

По пути к своему другу она почему-то вспомнила историю своей прабабушки, прочитанную в ее дневнике. Ума то и дело вспоминала различные эпизоды жизни своей родственницы, всякий раз находя созвучие своим переживаниям и тому, что видела и чувствовала юная Мари в начале прошлого века. Ума, мысленно возвращаясь к бабушкиному дневнику, приходила к выводу, что любовь – непростая штука во все времена, во всех странах.

После возвращения раненого Жан-Пьера с войны прошло около месяца, а в доме все еще гостил его друг Александр. Конечно, присутствие друга поддерживало выздоравливающего виконта. Друзья часто долго разговаривали, вместе читали газеты, спорили о политике, о войне, размышляли о судьбе Франции и ее народа. Но наряду с подобным вполне понятным дружеским общением двух мужчин происходило то, что нельзя было назвать дружбой, и нельзя было остановить. С каждым днем росло взаимное притяжение между Мари и Александром. В своем дневнике девушка делилась сомнениями в своих чувствах к жениху, писала о своем смятении. С Жан-Пьером Мари была обручена, и война лишь отложила дату их свадьбы, но в сердце ее отныне царил только Александр, впрочем, отвечавший ей взаимностью. Их стремлению быть вместе ничто не могло помешать. Молодые люди, сами того не осознавая, мчались друг к другу с космической скоростью. Их взаимное притяжение, однако, вскоре стало очевидным для всех в доме виконта. К сожалению, это прекрасное чувство было предательством по отношению к Жан-Пьеру, осознавала Мари. Она совсем запуталась и, ища поддержки и совета, рассказала своему возлюбленному о том, что с ней происходит. Александр, как мог, утешал девушку, осознавая, что он должен положить конец их несчастливому роману. Очень скоро, преисполненный любви к Мари и чувством вины к искалеченному другу, Александр спешно решил покинуть гостеприимный дом и возвратиться на фронт.

Ума шагала по современному Нью-Йорку и представляла, как тяжело было ее прабабушке, оставшейся горевать по только вспыхнувшей и уже погасшей страсти. Юная Мари осознавала, что уже никогда не сможет стать счастливой с Жан-Пьером, потому что вкусила медовую сладость настоящей любви. К чести ее жениха, молодой виконт ни разу не упрекнул ее в неверности, а только молча наблюдал за ней. Видя, как она старается не выдавать своей грусти и ухаживает за ним, он искренне жалел ее и восхищался ее самоотверженностью. Он успокаивал себя, полагая, что молодая девушка скоро позабудет Александра, и они смогут сыграть назначенную свадьбу. «Опять я думаю о свадьбе», – одернула себя Ума и нажала кнопку домофона квартиры Рэя.

– Саш, привет, – Артем вошел в палату Скворцова. – Как ты?

– Александру Сергеевичу значительно лучше, – отрапортовала медсестра, ставившая больному капельницу.

Сам Скворцов промолчал. Когда сестра вышла, Артем подсел ближе к другу:

– Сань, Ума договорилась с американским профессором, тебя будут оперировать в клинике недалеко от Нью-Йорка. Стопроцентные гарантии, я выслал ей всю документацию, все, что здешние врачи сочли нужным показать американским коллегам, так что через недельку-другую поедем, то есть полетим. Сейчас надо срочно оформить визы и заказать билеты, чтобы тебя перевезти туда в сопровождении врачей.

– Кроме слова «поедем», я все понял, – выслушав монолог Артема, сказал Скворцов. – Мы поедем большой делегацией?

– Нет, зачем много народу? Я думаю, что одного-двух врачей будет достаточно. Тринадцатичасовой перелет через Атлантику, организуем дежурство в две смены. Но я еще здесь посоветуюсь, может быть, еще нужна будет медсестра. Или две. А там нас встретят и сразу отвезут тебя в клинику.

– Знаешь, я пока туго соображаю, но у меня складывается впечатление, что ты поедешь со мной. Скажи, что я неправ.

– Прав. Да, я поеду. Это логично. Я ведь, как ты знаешь, сейчас не работаю, у меня масса свободного времени, да и Умку хочется увидеть.

– И ей хочешь жизнь испортить? – иронично заметил Скворцов и очень серьезно добавил: – Почему бы тебе хотя бы ее не оставить в покое?

– Саш, ты меня не понял. Я не хочу вмешиваться в ее жизнь. Я только хочу ее увидеть, поболтать с ней. Мы много лет жили вместе, она мне не чужой человек. Когда с тобой все это случилось, я подумал, что это большая удача, что в Америке у нас есть свой человек. Я сразу позвонил Уме, и она все быстро устроила, в смысле твое лечение в Америке. Она за тебя очень переживает.

– Темыч, спасибо тебе, что поднял всех на ноги, и Умке отдельное большое спасибо. Она классная девчонка. Всем будет спокойнее, если ты определишься, чего ты хочешь в этой жизни. Я надеюсь, ты сможешь меня правильно понять. Я волнуюсь за Вету с Никитой. Отсюда, с больничной койки, я ничем не могу им помочь, защитить их. Вот лежу я здесь и постоянно думаю, когда я выйду из больницы, что будет со всеми нами? Сейчас ты собрался в Америку, чтобы встретиться с Умой. Зачем? Если у вас с Лизой все серьезно, если и ты, и Лиза хотите быть вместе, то я не стану препятствовать. Единственное, о чем я тебя прошу, это сделать так, чтобы я был уверен, что с моей семьей все в порядке. Не подумай, я вовсе не считаю тебя раздолбаем. Хотя, наверное, после всего, что произошло, можно было бы использовать слова и покрепче. Мы с детства знакомы, и я знаю, если ты чего-то хочешь, то обязательно добиваешься. Пойми, эти два человека, жена и сын, мне очень дороги. Я все готов сделать, жизнь готов отдать, чтобы они были счастливы.

В эту минуту дверь палаты открылась, и вбежал Никита.

– Пап, привет! – он забрался к Скворцову на кровать.