Он даже не мой отец. Я это знаю. Знаю уже целую неделю, но, когда он сидит рядом, я будто осознаю все заново. Нужно рассказать ему прямо сейчас, подтвердить его давние подозрения, открыть правду о маме и Вэнсе. Нужно рассказать ему все прямо здесь и прямо сейчас, пусть он почувствует такое же разочарование. Был ли я разочарован? Не знаю, но я точно был зол. Я до сих пор зол, но дальше этого дело не пойдет.

– Как ты, сынок? – Его рука тянется через Лэндона к моему плечу.

«Скажи ему. Нужно рассказать».

– Нормально, – пожимаю я плечами, удивляясь, почему язык не подчиняется разуму и не может просто произнести вслух нужные слова. Как я всегда говорю, страдания любят компанию, а мне сейчас слишком тяжело.

– Мне жаль, что так произошло. Нужно было звонить в клинику чаще. Клянусь, Хардин, я его проверял и понятия не имел, что он покинул клинику, пока не стало слишком поздно. Мне ужасно жаль. – Огорчение в глазах Кена заставляет отказаться от мысли пригласить его на мой праздник жалости. – Прости, что всегда тебя подвожу.

Мы встречаемся взглядом, и я, кивнув, решаю, что ему не нужно ничего знать. Не сейчас.

– Ты ни в чем не виноват, – тихо говорю я.

Я чувствую, как на меня, издалека привлекая внимание, смотрит Тесса. Ее голова повернута в мою сторону, рука Зеда больше не обнимает за плечи. Она смотрит на меня так же пристально, как смотрел я, и мне приходится изо всей силы схватиться за деревянную скамью, чтобы не броситься к ней через всю церковь.

– В любом случае мне очень жаль, – говорит Кен и убирает ладонь с моего плеча. Его карие глаза блестят от слез, как и глаза Лэндона.

– Все в порядке, – бормочу я, не отрываясь от устремленных на меня серых глаз.

– Просто подойди к ней, ты ей нужен, – мягко предлагает Лэндон.

Я не слушаю его и жду от нее какого-нибудь знака, любой незначительной подсказки, что я ей действительно нужен. И я окажусь рядом через считаные секунды.

На возвышение поднимается пастор, и она отворачивается, ни словом, ни жестом не подозвав к себе и так и не показав, что вообще меня видела.

Но прежде чем я снова начинаю жалеть себя, Карен улыбается Зеду, и он отодвигается, чтобы уступить место рядом с Тессой.

Глава 34

Тесса

Я натянуто улыбаюсь очередному безликому незнакомцу и перехожу к следующему, благодаря каждого за то, что пришли. Похороны закончились быстро, в этой церкви явно не слишком благоволят к наркоманам. Несколько скупых слов и неискренних молитв – вот и все.

Осталась всего пара человек, а значит, всего пара фальшивых благодарностей и притворных проявлений эмоций в ответ на соболезнования. Если я еще раз услышу, каким прекрасным человеком был мой отец, наверное, закричу. Закричу посреди церкви, прямо перед друзьями матери, которые так любят покритиковать других. Многие из них никогда не встречались с Ричардом Янгом. Почему они здесь и что мать наговорила им об отце, если они все его восхваляют?

Не то чтобы я считаю отца плохим человеком. Я знала его недостаточно хорошо, чтобы составить верное представление о его характере. Но факты таковы, что он оставил меня и мать, когда я была ребенком, и случайно вернулся в мою жизнь всего лишь несколько месяцев назад. Если бы я не пошла с Хардином в тот салон татуировок, шансы на встречу с отцом равнялись бы нулю.

Он не хотел, чтобы я была частью его жизни. Не хотел быть ни мужем, ни отцом. Он хотел жить собственной жизнью и принимать решения только за себя. Я не против, пусть так, но понять этого не могу. Зачем убегать от ответственности? Ради жизни обычного наркомана? Помню, когда Хардин упомянул, что отец употребляет наркотики, я ему не поверила. Почему мне казалось нормальным то, что он алкоголик, но не наркоман? У меня это просто в голове не укладывалось. Скорее всего, я пыталась его как-то облагородить. Я постепенно осознаю, что Хардин был прав, когда говорил, что я наивная. Наивная и глупая, если каждый раз пытаюсь найти в людях что-то хорошее, получая в ответ только доказательства обратного. Я ошибаюсь всякий раз, и мне это надоело.

– Дамы хотят зайти к нам, когда здесь все закончится, так что мне понадобится твоя помощь, как только мы вернемся домой, – говорит мать после того, как с последними объятиями покончено.

– Что за дамы? Они хотя бы его знали? – огрызаюсь я.

Не могу удержаться от грубого тона. Мать хмурится, и я начинаю испытывать легкое чувство вины. Но оно тут же проходит, когда она оглядывает церковь, чтобы убедиться, что никто из ее «друзей» не услышал моих неуважительных слов.

– Да, Тереза. Некоторые знали.

– Я бы тоже хотела помочь, – улыбнувшись, вступает в разговор Карен, когда мы выходим наружу. – Надеюсь, вы не против?

Я так благодарна Карен за то, что она приехала. Она всегда такая добрая и чуткая и, похоже, пришлась по душе даже моей матери.

– Очень мило с вашей стороны, – соглашается мать и уходит, помахав незнакомой мне женщине, стоящей среди небольшой толпы на лужайке у церкви.

– Не возражаешь, если я тоже приду? Если нет, не проблема. Я знаю, Хардин здесь и все такое, но раз уж он сам мне позвонил… – говорит Зед.

– Конечно, приходи. Ты столько проехал, чтобы добраться сюда.

Ничего не могу с собой поделать, но при упоминании о Хардине начинаю обшаривать глазами парковку. Замечаю, что на другой стороне площадки Лэндон и Кен садятся в машину Кена. Насколько мне видно, Хардина с ними нет. Я была бы совсем не прочь перекинуться парой слов с Лэндоном и Кеном, но они сидели рядом с Хардином, а я не хотела, чтобы он остался в одиночестве.

Во время похорон я ужасно волновалась, не придет ли ему в голову рассказать Кену правду о Кристиане Вэнсе прямо перед всеми присутствующими. Хардин чувствует себя несчастным, поэтому, скорее всего, захочет, чтобы кто-то другой ощутил то же самое. Я молюсь, чтобы у него хватило порядочности дождаться подходящего момента, чтобы раскрыть обидную правду. Знаю, что он порядочный. В глубине души Хардин неплохой человек. Просто ко мне относится плохо.

Я поворачиваюсь к Зеду, который общипывает катышки со своей красной рубашки.

– Хочешь обратно прогуляться пешком? Это недалеко, не больше двадцати минут.

Он соглашается, и мы сбегаем прежде, чем моя мать успевает затолкать меня в свою маленькую машину. Сейчас мне невыносима мысль, что придется находиться с ней в тесном замкнутом пространстве. Мое терпение на исходе. Не хочется ей грубить, но каждый раз, как она поправляет свои идеально завитые волосы, я раздражаюсь все больше.

Зед прерывает молчание спустя десять минут после начала прогулки по маленькому городку.

– Хочешь поговорить?

– Не знаю. Наверное, что бы я ни сказала, все будет бессмысленно. – Я качаю головой, не желая, чтобы Зед понял, какой безумной я стала за последнюю неделю. Он не спросил меня об отношениях с Хардином, и я ему за это благодарна. Не собираюсь обсуждать ничего, что касается меня и Хардина.

– А ты попробуй, – подначивает Зед, тепло улыбаясь.

– Я схожу с ума.

– От злости или просто спятила? – дразнит он, игриво толкая меня плечом. Мы ждем, пока проедет машина, чтобы перейти улицу.

– И то и другое. – Я пытаюсь улыбнуться в ответ. – В основном от злости. Это неправильно, если я злюсь на отца за то, что он умер?

Мне не нравится, как звучат эти слова. Нельзя так думать, но чувства подсказывают иное. Злость лучше, чем пустота. Злость отвлекает. А я как раз отчаянно нуждаюсь в том, чтобы отвлечься.

– В этом нет ничего неправильного, хотя как посмотреть. По-моему, тебе не следует на него злиться. Уверен: он не нарочно. – Зед смотрит на меня, но я отворачиваюсь.

– Он точно знал, чем собирался заняться. Все, что его интересовало, – это кайф. Он не думал ни о ком, кроме себя и будущего удовольствия, понимаешь? – Я сглатываю чувство вины, нахлынувшей вслед за словами. Я любила отца, но нужно быть честной. Нужно дать волю чувствам.

Зед хмурится…

– Ну не знаю, Тесса. Вряд ли все было именно так. Я бы, наверное, не мог злиться на умершего, особенно если это был бы кто-то из моих родителей.

– Я росла без него. Он ушел от нас, когда я была ребенком.

Знал ли об этом Зед? Сомневаюсь. Я привыкла общаться с Хардином, который знает обо мне все, и иногда забываю, что другим людям известно обо мне только то, что я позволяю им узнать.

– Может быть, он ушел, потому что считал, что так будет лучше для тебя и твоей мамы? – говорит Зед, пытаясь меня успокоить, но у него ничего не получается. От его слов хочется закричать. Я устала слушать одну и ту же отговорку. Все люди, которые якобы хотят для меня лучшего, оправдывают бросившего нас отца и убеждают, что он сделал это для моего же блага. Какой самоотверженный человек, бросивший жену и дочь на произвол судьбы!

– Не знаю, – вздыхаю я. – Давай просто не будем больше об этом.

И мы не разговариваем. Молчим до самого дома матери, и я пытаюсь не обращать внимания на раздражение в ее голосе, когда она начинает выговаривать мне за то, что я так долго добиралась до дома.

– К счастью, Карен помогла, – замечает она, когда я прохожу мимо нее на кухню.

Зед стоит, переминаясь с ноги на ногу, не зная, чем помочь. Мать тут же сует ему в руки коробку крекеров и, открыв крышку, молча указывает на пустое блюдо. Кен и Лэндон уже получили задание нарезать овощи и разложить фрукты на лучшие мамины подносы – те, которыми она пользуется, чтобы произвести впечатление.

– Да, к счастью, – бормочу я себе под нос.

Мне казалось, что весенний воздух поможет остудить злость, но нет. В крошечной кухне слишком мало места, слишком душно, а разряженные, пытающиеся кому-то что-то доказать женщины все прибывают.

– Мне нужно подышать. Скоро вернусь, оставайся здесь, – говорю я Зеду, когда мать убегает за чем-то в коридор.

Я благодарна ему за то, что он проделал такой долгий путь, чтобы побыть со мной, но не могу избавиться от неприятного осадка после нашего разговора. Нужно проветрить голову, и тогда я взгляну на все по-другому. Но сейчас я хочу побыть в одиночестве.