Бедная Ганна, она и не знала, что на лице ее отражалось все, что творилось в ее душе. И Крид видел, как она постоянно винит себя. «Это результат ее обостренной совестливости», — размышлял он и был рад, что уничтожил все пути к своему собственному раскаянию и угрызениям совести.

Время тянулось очень медленно, и перед сном, ночью второго дня, Крид в грубоватой форме сообщил Ганне, что намеревается отправиться в путь на следующее утро.

— С вами или без вас, — добавил он.

Она пристально посмотрела на него и кивнула.

— Очень хорошо, мы будем готовы, мистер Браттон.

Крид недоуменно поднял брови. Он ожидал каких-нибудь возражений — обличительных или злых. Но Ганна лишь посмотрела на него большими глазами цвета яркого, чистого неба.

— На заре, — предупредил он.

Она снова кивнула, кутаясь в одеяло, и, встретившись с ним взглядом, проговорила.

— Я же сказала вам, что мы будем готовы. — И, немного помолчав, спросила: — Что-нибудь еще?

— Да, постарайтесь помолчать и не разговаривать со мной все это время.

Ганна посмотрела на его спину, когда он повернулся и большими шагами уходил от нее, распрямив плечи. Она хотела закричать на него, бросить что-нибудь ему в голову и пинать и топтать его ногами. Ее внешнее спокойствие принесло ей определенное удовлетворение, хотя его хватило ненадолго. Наверное, это произойдет много позже — позже, когда она научится жить с постоянной болью в сердце…


Вечером, когда тени уже окрашивали небо в пурпур и зависали над вершинами елей, кедров и сосен, перед ними раскинулся лагерь «Сердце стрелы» — крошечное скопление деревянных домов и разрозненных строений на берегу озера.

— А мне запомнилось оно намного большим, — тихим голосом сказала Ганна. — Не знаю, почему…

— Он вряд ли больше, чем Джубайл, мисс Ганна! — разочарованно сказал Эрик Рамсон. — Я-то думал, он намного больше.

— И я тоже, Эрик. Значит, я была не права. — Ганна откинула со лба волосы. При взгляде на стройный ряд домиков ее лицо омрачилось сомнением. — Может быть, я так думала, потому что мы с отцом так много путешествовали и каждый город мне тогда казался большим, — вслух размышляла она.

Крид подъехал к ней, сдерживая коня в узде.

— Вы думаете, можно одновременно идти и разговаривать, мисс Макгайр? Я бы был вам очень благодарен, если бы мы до темноты уже были там.

Испытывая боль от его замечания, Ганна резко ответила:

— Да, конечно, мистер Браттон! Однако вы можете считать себя свободным, если мы очень вам надоели. В конце концов город совсем уже близко, и мы сможем найти его сами!

Испуганно и напряженно глядя то на Ганну, то на Крида, Эрик вставил:

— Пожалуйста, не оставляйте нас, мистер Браттон! Я бы так хотел, чтобы вы были с нами, и другие тоже хотят, я знаю.

— Серьезно? — протянул Крид, не отводя глаз от Ганны. — Как-то сомневаюсь в этом, мальчик, но хорошо, я доведу вас, — прибавил он, когда Эрик выпятил свою нижнюю губу и вздохнул.

— Ну-ка, давай, — нагнувшись, он подхватил мальчугана и, к великому его удовольствию, посадил позади себя.

Впервые Крид позволил кому бы то ни было ехать с ним на коне. Обхватив Крида за талию, Эрик посмотрел на всех победоносным взглядом, и конь пустился рысью.

Грязная, уставшая и упавшая духом, Ганна еле брела эти последние футы их путешествия. Прогулка вокруг озера была не из коротких и не из легких. Она замерзла и промокла. Но теперь все уже было позади.

— Идемте быстрее, ребятки, — измученным голосом поторапливала она. — Мы уже почти дошли. Здесь нас ожидают надежда и приют.

Крид остановил коня и обернулся к Ганне.

— Вы бы помолились, чтобы у местных было то же настроение, — сказал он. — У меня предчувствие, что вы можете разочароваться. Возможно, вам придется искать другую надежду и приют.

— Если это произойдет, мистер Браттон, — ответила Ганна, — тогда мы так и поступим. Вы поймете, что напасти и несчастья делают меня только сильнее.

— Серьезно? — Крид покружился на месте и смерил Ганну холодным взглядом. — Вы истинная мученица, не так ли?

— Нет, просто уверена, что Бог поможет нам.

— Да, но сейчас вам бы лучше надеяться на «Сердце стрелы», потому что это то место, куда я вас привел, — парировал он.

Ганна вздрогнула от резкости его тона. Было очевидным, что ему не терпелось избавиться от нее в первый же удобный момент.

— Я уверена, что это будет ответом на наши молитвы. Новая дорога, ведущая на восток, даст детям возможность найти родных или обрести свои новые семьи. Это было моим основным желанием, вы знаете.

— Так ли? — усомнился Крид. — У меня создалось впечатление, что вы больше беспокоитесь о проповеднике, который живет здесь.

— А, еще одно заблуждение, мистер Браттон! Мне жаль вас, вы слишком часто заблуждаетесь.

Крид дернул коня за поводья и пустил его рысью. Ганна посмотрела ему вслед, вздохнула и повела детей за собой.

— А я все же говорю, что он нас ненавидит, — пробормотала Ребекка, сидя на кобыле.

Ехавшая за ней Иви Рамсон утвердительно закивала головой:

— Это точно, мисс Ганна! — подтвердила Иви. — Только иногда мне кажется, что он нас немного любит…

— Нет, — с уверенностью возразил Фрог, — он только делает вид, что не любит нас! Но на самом деле он правда любит, иначе бы не помогал нам и не ходил бы на охоту, чтобы мы ели не только вяленое мясо и сухие фрукты.

— Может быть, ты и прав, — сказала Ганна, — но теперь это не имеет никакого значения. Мы уже почти у цели и больше никогда не увидим мистера Браттона.

— Вы переживаете из-за этого, мисс Ганна? — спросила Джессика, проницательно посмотрев на учительницу.

«Как прозорлива эта слишком уж восприимчивая девочка», — подумала Ганна, улыбнулась и ответила:

— Ну, конечно, Джессика, меня расстраивает, что уедет человек, который нам так помог. Сомневаюсь, что мы еще когда-нибудь увидимся, но будем с радостью вспоминать его.

Взгляд Джессики словно прожигал насквозь, и Ганна отвернулась.

— Давайте не останавливаться, дети, — торопливо сказала она. — Нам осталось совсем немного, и там мы сможем отдохнуть.

Последняя миля до «Сердца стрелы» была самой трудной. Крид все еще ехал впереди. Эрик прижался к нему и время от времени поворачивался к ним, проверяя, следуют ли они за ними. Младшие дети ехали на двух кобылах с провисшими спинами, а старшие устало плелись пешком.

Вид их был жалким, когда они наконец вошли в поселок и побрели по его основной грязной улице.

В поселении завывал холодный ветер, заставлявший людей придерживать свои шляпы. По широкой улице неторопливо проехали всадники на конях, которые тянули за собой фургоны. Чувствуя себя жалкой и своим видом привлекающей внимание, Ганна подобрала превратившиеся в лохмотья фалды одеяла. Брюки Крида прикрывали ноги, но ее тонкая блузка совершенно не защищала от обжигающего ветра. Все дети были укутаны в одеяла, сложенные как шали. Это был в самом деле странный караван.

Она сделала попытку выпрямиться, не обращая внимания на взгляды, бросаемые ей вслед. Это была нескончаемая длинная дорога. Стойкость всегда вознаграждается, а в этот момент сам город, к которому она так стремилась, был уже большой наградой. Цель была достигнута.

Неделя, проведенная в дороге от Джубайла до «Сердца стрелы», преподала ей уроки жизни, и теперь Ганна сильно отличалась от той девушки, которую Крид впервые увидел в почерневших развалинах деревянного дома. Ветер трепал ее одеяло. Она расправила плечи и выпрямилась. Длинные медные локоны, затянутые лентами, оторванными от ее платья, вились по ее спине, а ее лицо было золотистым от загара.

Джоэл Аллен первый увидел девушку и не сразу узнал ее. Он услышал лай собак и вышел на крыльцо своего уютного деревянного дома, чтобы встретить путешественников. С тех пор как открылась дорога в форт Бентон, путники не были редкостью в их поселке, но эта группа была очень странной. Проезжие останавливались на час и редко дольше, чем на ночь; некоторые выглядели опасными, обвешанные ружьями, пистолетами и ножами, но таких было немного. Однако хрупкая медноволосая женщина в мужских брюках, окруженная детьми, была очень странной.

Джоэл Аллен стоял на крыльце, наблюдая за процессией. В руке он держал Библию, его постоянного и порой единственного друга. В эти дни он был совсем один. В связи с хорошей погодой все были очень заняты посадкой овощей и зерновых. Поэтому у пастора Аллена появилось время для уединения — часы, которые он проводил в подготовке к воскресной мессе и в молитвах.

Сейчас он с трудом вглядывался в маленький караван, идущий по улице. Когда он приблизился, у Аллена мелькнуло смутное воспоминание. Он заулыбался, его глаза засветились, он спустился с крыльца и почти побежал им навстречу.

— Мисс Макгайр! Ганна Макгайр! Как вы оказались здесь, в нашем поселке? — спрашивал он, подбежав к ней и взяв ее за обе руки. Его бледно-голубые глаза окинули ее фигуру с явным замешательством. — Я так рад видеть вас, — сказал он, все еще не выпуская ее рук. Его взгляд опять упал на ее брюки.

Смущенная такой неожиданно бурной встречей, Ганна растерялась. Конечно, она узнала его — его высокую худощавую фигуру, его светлые жесткие, как солома, волосы, которые не поддавались никаким попыткам уложить их. Но сейчас проповедник выглядел не совсем таким, каким она его запомнила. Потом, сознавая, что и в ней самой произошли перемены, Ганна улыбнулась.

— Пастор Аллен! Я тоже вам очень рада. Мы прошли такой долгий путь…

— Конечно, конечно! Я понимаю, вы, должно быть, так натерпелись, пока дошли до нас.

Его взгляд упал на детей, тихо окруживших ее. Он нахмурился, когда не увидел Джошуа Макгайра, но когда он открыл рот, чтобы спросить о своем друге, лица пришельцев как-то сразу омрачились, и он замолчал.