Ветви над ней качались на ветру, и длинные острые иголки падали на плечи. Где-то недалеко громко и грозно прокашляла горная кошка, потом послышался резкий крик ночной птицы, плеск воды в озере. Ганна была в панике. Может, вернуться? Было очень поздно, она не знала, как далеко оказалась от лагеря, убегая от Крида.

Ганна поднялась и собралась идти, но ночная тьма скрыла от нее тропу.

Увидев Крида, прислонившегося к дереву, она едва сдержала крик радости и гордо подняла голову.

— Как ты думаешь, куда ты зашла?

— Куда-нибудь подальше от тебя.

— Так, хорошо, давай еще раз. Если ты думаешь, что после того, как ты упадешь с горы и сломаешь себе шею, я останусь нянькой твоим детям, ты глубоко ошибаешься, мисс леди-миссионер…

— Я отказываюсь стоять здесь и разговаривать с вами, — начала она и попыталась оттолкнуть его.

Его рука схватила ее за талию и отбросила назад. Он тяжело дышал. Она вскрикнула, ее глаза были полны ужаса и страха.

— Я устал от всего этого, — предупредил Крид.

Он прижал ее к дереву. Она смотрела на него бешеными от страха глазами, ее рот, хватая воздух, был полуоткрыт. Взгляд Крида упал на ее нежную кожу, которую он видел через расстегнутый ворот платья. Он почувствовал острое желание и сжал губы.

— Устали от чего, мистер Браттон? — накинулась она на него. — Устали от того, что делаете то, что надо, а не то что хотите? Думаю, вы намного жадней кого бы то ни было. Я полагаю…

— Вы думаете и говорите чертовски много, — пробормотал Крид, прижимая ее своим телом к грубой коре сосны.

Ганна почувствовала, как кора впилась ей в спину, сквозь платье ощущая жар его тела. Взглянув на затененное лицо Крида, она прочитала в его глазах горячее желание. В какой-то момент ей захотелось прильнуть к нему, обнять его и поддаться тому страстному желанию, что заставляло вскипать ее кровь, но устояла. Она не смогла. В ее представлениях все должно было быть иначе, и это не позволило ей капитулировать перед тем, что вызвало непонятную внутреннюю истому, перед тем влечением, которое она почувствовала к Криду в первый же момент, как только увидела его.

Собрав все силы, она оттолкнула его, вырвалась из объятий и, не видя ничего на пути, помчалась прочь через кусты и упавшие деревья. Она убегала не от Крида, а больше от своего страстного желания. Она слышала, что он бежит за ней, требуя остановиться.

Острые колючки рвали платье, цеплялись за волосы, но она прорывалась сквозь густую темноту, словно за ней неслась свора собак. Лозы хлестали ее по лицу, она спотыкалась о корни деревьев.

Неожиданно прямо перед ней выросла огромная скала. Ее нога поскользнулась, и она, ломая все на своем пути, покатилась в глубокий овраг. Ее юбки задрались выше головы, и обнаженное тело задевало за коряги. Все произошло так молниеносно, что она не успела ни вскрикнуть, ни зацепиться за что-нибудь. Свалившись на дно оврага, она услышала резкий звон в ушах, голова гудела.

Она лежала, не двигаясь, выплевывая листья и грязь. Звон в ушах прошел. Вдруг она почувствовала, что что-то мягкое и круглое легло ей на руку. Она вскрикнула, вскочила на ноги, бешено тряся руками.

— Черт возьми! — прорычал грубый голос, и кто-то дернул ее назад к земле. — Ты же сумасшедшая, понимаешь?

— Крид?

— Нет, это Жорж Вашингтон, радость моя!

Ганна вздрогнула.

— Отлично, — сказала она слабым голосом. — Он уже умер.

— Ты тоже умрешь, если будешь продолжать эти глупые игры. — Он так грубо встряхнул ее, что ее зубы застучали, а голова откинулась назад, и прорычал: — Ты же могла разбиться!

— И что? — кротко ответила она. — Тебе-то какая разница?

— Никакой, черт возьми, — быстро ответил он. — Но тогда на мне повисли бы эти сопляки…

— Они не ноют…

— Может кончиться тем, что я убью их. — Он еще раз встряхнул ее и потом только догадался спросить: — С тобой все в порядке?

— Не так, как тебе хотелось бы, но мне было намного лучше до того, как ты начал трясти меня, как тряпичную куклу, — огрызнулась она.

Крид резко отпустил ее и критически осмотрел. Она была вся в грязи. Листья и сучки запутались в ее длинных, разлохматившихся волосах; платье было разорвано, на нем налипли грязь и глина.

Ее чулки были также разорваны, и она потеряла один ботинок.

Заметив его взгляд, Ганна натянула на ноги юбку и вызывающе посмотрела на него. Она вскочила на ноги и стояла в нерешительности. Крид поймал ее за руку.

Отблески луны освещали овраг и смутными очертаниями вырисовывали его склон, по которому она только что скользила. Она подняла голову и посмотрела на него с нарочитым презрением.

Все слова, имевшиеся в запасе на этот случай, остались невысказанными, когда она встретилась с пристальным взглядом Крида. Она поняла, о чем он думает. Это светилось в его глазах, и ее сердце бешено забилось. В этом диком, пустынном месте она была совсем одна и беззащитна и от него, и от своего влечения к нему. И он это понял…

10

Прежде чем Ганна успела проглотить стоявший в ее горле комок, руки Крида быстрыми нежными движениями нашли маленькую грудь. Его руки обвились вокруг нее, он крепко обнял и прижал к себе ее сопротивляющееся тело.

— Пусти, — сказала она. Ее жалобный голосок выражал и сопротивление и страстное желание. — Я не хочу, чтобы меня насиловали.

— Насиловали? Ты это называешь насилованием?

Крид опустил голову, и его рот встретился с ее полураскрытыми губами, его язык бился между их волнующими бархатными лепестками. В его поцелуе не было нежности, не было ласки. Его сильные руки словно спеленали ее, делая из двух тел единое. Казалось, он душил Ганну, вытягивая из ее легких воздух. Его руки ласкали ее спину и прижимали ее все ближе и сильнее.

Тонкое платье Ганны не слишком защищало ее от жара его рук: она ощущала мозоли на его ладонях. Она задыхалась, а его язык, молниеносный и горячий, снова и снова трепетал в ее губах.

Ганна почти ничего не слышала об интимных отношениях между мужчиной и женщиной, но женский инстинкт многое подсказывал. Ее голова была ясной, а кровь в теле словно застыла.

Ганна отталкивалась от него, и этим будто бы еще больше вызывала его ласки. Крид поднял ее, прижав к себе так сильно, что она животом почувствовала металлическую пряжку на его ремне. Ее лицо залилось ярким румянцем, и она скорчилась в его руках, — еще один призыв к дерзким ласкам. Теперь она была в тисках его рук.

Она чувствовала, что теряет сознание. Ноги не слушались вялой команды ее разума быть твердой опорой, колени слабо дрожали. Что он с ней делает? И что за странный лихорадочный звон стоит в ее ушах?

Сама того не желая, она стала неловко отвечать на его ласки. Почувствовав это, он пробормотал:

— Не подумай ничего плохого, но ведь и ты целуешь меня.

Из ее груди вырвался стон отчаяния, и он, ласково засмеявшись, откинулся назад и посмотрел на нее. Длинные ресницы прикрывали глаза, а губы дрожали. Серебристый свет луны окрашивал ее бледную кожу в необычайно красивый цвет, а ее бархатистость была по-детски трогательна. Она молчала, и он был благодарен ей за это. Он мог поклясться, что она сама льнет к нему.

Понимала ли она, насколько очаровательна: невинна, притягательна и искренна, как ребенок? Этот посланный Небесами подарок многие женщины используют без угрызения совести, но она… Казалось, она не придает значения своей внешности и, может быть, именно это и вызывало такое влечение к ней? Или, может быть, это было оживление того страстного желания, пронзившего его, когда он впервые почувствовал ее в своих руках в тот день в Джубайле… Или, возможно, это выпитое им виски, — острый вкус алкоголя, пробудивший восхитительный зов его тела.

Что бы это ни было, он больше не видел необходимости отрекаться ни от себя, пи от нее, потому что был уверен, что она так же возбуждена, как и он. Руки Крида обвились вокруг ее талии и поднялись к ее груди. Ганна застонала.

Услышав это, он снова улыбнулся у ее влажных раскрытых губ и пробормотал:

— А вот сейчас, это уже называется насилованием, мисс Ганна Макгайр!

Медленно и неторопливо Крид отделывался от тонкой материи ее платья. Пуговицы, казалось, сами расстегивались, четко зная свою очередность. Ганна вздрогнула, пытаясь вырваться и удержать его на расстоянии вытянутой руки. Но он притянул ее, его пальцы ласкали ее кожу. Ганна снова застонала от отчаяния и беззащитности. Она почувствовала, как ее тело тает, ощущая на себе его руки. Ганна почувствовала странный огонь, обжигавший ее изнутри и угрожавший поглотить ее. Ее обнаженная грудь терлась о его рубашку. Рот Крида наконец овладел ее открытыми губами. Он жадно целовал ее, словно пытаясь вобрать в себя.

Это было похоже на маленький глоток расплавленного свинца, огненной жидкости, горячего воздуха. Шатаясь, как пьяная, Ганна отчаянно вцепилась в кожаную рубашку, чтобы не упасть в бесконечность.

Прошли минуты, прежде чем Крид смог думать о чем-то другом, кроме давящей на него потребности зарыться в эту маленькую женщину. Сначала смутно, а потом все с большей отчетливостью он стал сознавать ее слабую и бесполезную борьбу, толчки ее голых ног о его голени. Его широкая рука скользнула ниже, чтобы усмирить ее, а рот оторвался от ее посиневших губ.

— Это не поможет, — пробормотал он, его слова были слишком замедленными и ленивыми даже для его собственных ушей. — Ты только собьешь себе пальцы…

Внезапно просветлев от его неистовых ласк и его удушающих поцелуев, Ганна нашла в себе силы сказать:

— Мне все равно. — Этот ответ звучал по-детски, и она понимала это. — Пусти меня! — попыталась она снова, с еще большим упорством, но также безрезультатно.