— Я полагаю, что мы вышли к озеру, на противоположном берегу которого расположено селение «Сердце стрелы», — сказала Ганна.

— Да, в тридцати милях отсюда, — подтвердил Крид. — И нам остается только перебраться через озеро.

Ганна проигнорировала его слова.

— Мы сможем прийти туда только через день или два. Вам понравится «Сердце стрелы», — сказала она, обращаясь к детям. — Это место намного красивее, чем Джубайл.

— Как вы можете все это знать с такой уверенностью, если никогда не бывали там прежде? — проворчал Крид, слезая с коня.

Откинув шляпу, он провел руками по волосам.

— Мы проезжали через поселение, когда три года назад впервые приехали в эту местность. И кроме того, мой отец заезжал в него несколько раз по пути в миссию «Святого сердца» для встречи с тамошними проповедниками. А пастор Аллен, приехавший проповедовать в их новой церкви, рассказывал о лагере. Но в основном я поняла это по глазам местных жителей. И вы должны помнить, что я учительница, мистер Браттон. Я слушала и запоминала. И способна донести свои знания о «Сердце стрелы» до своих учеников.

— Может быть, и так, — задумчиво кивнул Крид, привычными движениями обкручивая поводья вокруг бедер. — Но ваши ожидания могут и не сбыться, мисс Макгайр.

— Я все понимаю, мистер Браттон. Но если пастор Аллен там, все тревоги напрасны.

Он состроил кислую мину, его глаза сузились.

— Может быть, вы слишком многого ждете от этого пастора Аллена. Вы говорите о нем, словно он Моисей.

Улыбнувшись, Ганна покачала головой.

— Я так не думаю. Я помню его как доброго человека, исполненного любви к людям. Он не должен нас разочаровать.

— Может быть, и так, но он может потребовать плату за свою помощь, — ответил Крид.

— Как вы?

— Какую плату! Мисс Макгайр, я когда-нибудь говорил вам об этом?

— Нет, — мягко сказала она. — Но вы заставляли нас страдать от вашей озлобленности и чувства обиды на весь мир и внушили детям страх, что в любой момент можете бросить нас. Это ли не расплата, мистер Браттон? И им это нелегко перенести.

— О них не беспокойтесь. С ними все в порядке, — парировал Крид. — А я каждое утро начинаю с того, что вытряхиваю из ботинок всякую гадость, которая случайно оказывается там, и вместо крепкого виски нахожу в бутылке большое количество воды из озера!

— У… у меня и в мыслях не было, — робко сказала она, безуспешно пытаясь спрятать непрошенную улыбку. — Простите меня…

— Держу пари, что это вы!

— Нет… честно! Я поговорю с ними, — сказала она, еле сдерживая душивший ее смех.

Глаза Крида сузились:

— Не волнуйтесь. Я научился вытряхивать ботинки, и у меня еще есть виски. Но вы можете их предупредить — еще один такой поступок, и они пожалеют об этом!

— Ой, я обязательно поговорю с ними, — пообещала она. — Вы… вы ведь не совершите ничего опрометчивого и необдуманного?

— Не обещаю, — резко ответил он.

Крид потянул за собой Генерала и привязал его к ближайшему дереву. Отстегнув кожаное стремя, он быстрыми уверенными движениями расседлал коня, игнорируя взгляд, уставившийся ему в спину. Ну что из того, что он был груб? В конце концов он ведь помог им. Это намного больше, чем сделали бы многие — больше, чем многие считают своим долгом делать. К тому же, он еще всю дорогу выслушивал разглагольствования и цитаты из Библии этой школьной дамы.

Крид сбросил на землю седло, чтобы просушить его. Затем развесил на кустах мокрое подседельное одеяло и принялся обтирать коня пучком травы. Бока лошади были взмыленными, от них шел пар, и при вечерней прохладе они быстро остывали. Крид потрепал коня по морде.

— Какой хороший запах от лошадей, — произнес детский голос из-под локтя.

— Да? Я полагаю, они пахнут намного лучше, чем многие. — Крид мельком взглянул на мальчика.

— Мой папа говорил, что для него этот запах, как для женщины парфюмерия, — продолжил Эрик и посмотрел на Крида задумчивым взглядом, в котором было столько тоски.

— Ну, я не совсем с этим согласен. Однако от лошадей действительно идет запах, который не слишком уж неприятен.

Крид задержал руку с пучком травы на широкой спине коня, наблюдая, как клубится пар, и раздумывая, сколько раз он проделывал то же в разных местах. В скольких городах? В какие только дебри он не ступал, преследуя преступников?

Но Крид всегда аккуратно ухаживал за своим Генералом. Это было его выбором. Он был одинок, его одиночество началось с двенадцати лет, и ему нравилось это. У него не возникало необходимости и желания повесить себе на шею дополнительный груз. Крид кивнул в сторону двух костлявых кобыл, на которых ехали дети.

— Мальчик, почему бы тебе не заняться теми лошадьми?

— Меня зовут Эрик. Флетчер и Свен уже чистят их, — был тихий неспешный ответ. Он немного помолчал и сообщил: — Мой папа был кузнецом.

Крид вспомнил тело, лежавшее на тлевших руинах кузницы с окровавленным скальпом и остекленевшими глазами, и ничего не ответил.

— Он был хорошим кузнецом, — продолжал Эрик. — Я слышал, как многие говорили, что лучше его не знали.

— Тогда ты должен гордиться им, — неохотно сказал Крид, не желая разговаривать о покойнике.

Он уже успел выбросить эти воспоминания из своей головы. Но, видимо, мальчик не мог никак забыть об этом и постоянно возобновлял разговор. Ему казалось, что мысли об отце смогут оживить его.

— Да, я действительно гордился им. Потому что мой папа мог на скаку поймать лошадь и подковать ее. Он даже однажды вылечил хромавшую лошадь-калеку.

— Правда?

— Да, честно. Я сам видел. Я сидел у него в мастерской, когда он разжег горн и позволил мне немного пораздувать мехи. Потом он взял длинные железные щипцы и вставил подкову в огонь, пока она не накалилась докрасна и не стала сверкать, как солнце. Затем ему надо было очень точно согнуть ее по форме копыта этой лошади. Представляете, и она стала нормально ходить. Это была молодая гнедая кобыла, похожая на вашу.

— Генерал не кобыла, — весело возразил Крид.

— Да, я знаю, но он той же масти. Мистер Браттон! — добавил мальчик, и когда Крид взглянул на него, то увидел горечь в его глазах. Он узнал это состояние, потому что не раз сам испытывал такое: вечная острая боль, которая, казалось, никогда не уменьшится и не уйдет.

— Что? — спросил он, уже зная вопрос.

— Мой папа действительно умер?

Тяжелый ком подкатил к горлу Крида. Что такое с мальчиком? Неужели он забыл, что видел тело отца? Неужели он не помнит тот погребальный костер, от которого исходили густые клубы дыма, перекрасив небо в серый цвет? Крид задумчиво посмотрел на мальчика.

— Да, Эрик. Твой папа умер.

— Да, я знаю это, — сказал мальчик, понурив голову, чтобы Крид не смог увидеть внезапно хлынувшие слезы. — Я просто подумал, что… может быть… он как-то выбрался оттуда или, может быть, еще что… Ну, вы понимаете. Но это ничего не значит.

— Нет, ты не прав. Значит. Это правильно, что ты переживаешь его потерю, — тихо сказал Крид. — И прав в том, что оплакиваешь его смерть и тоскуешь по нему. Кто-то обязательно должен оплакивать его уход.

Эрик поднял на него свои большие голубые глаза; в его голосе появилась маленькая надежда:

— А правда, что сказала мисс Ганна: что вы тоже потеряли своего папу?

Руки Крида сжимали траву: у него защемило сердце. Нет, он не хочет вспоминать, не хочет, чтобы оживали его страшные воспоминания. Они до сих пор стоят перед ним, как только он закроет глаза. До сих пор он отлично видит черный дым и лижущие языки пламени, охватившие деревянный дом и обрушивающуюся крышу, а в ушах стоит крик…

Крид бросил на землю траву, вытер руки о бока лошади и посмотрел на мальчика. По земле разгуливал холодный ветер. Скоро придет лето, на склонах гор трава вырастет густая и зеленая. Олени станут толстыми, а куропатки будут прятаться в зарослях высокой травы. В долинах распустятся цветы всех оттенков радуги, а ленивые бабочки будут опылять их красивые головки. Жизнь оживет.

Что такое смерть, как не переход к новой жизни — дверь, открытая в другой мир?

«Только в ней спасение от страданий; только в ней отдых от утомления».

Руки Крида задрожали: ведь сейчас он вспомнил стихи из Библии!

— Да, — сказал Крид мальчику, — мой отец умер так же, как и твой. Они не вернутся. Смерть вечна.

— Не всегда, мистер Браттон, — сказала Ганна, подойдя. — Она временна. Это просто переход в лучшую жизнь. Небеса ждут…

— Да? Вы знаете кого-нибудь, кто вернулся и рассказал об этом? — спросил Крид с кривой усмешкой на губах. — И не говорите того, что, я знаю, вы собираетесь сказать. Я читал Библию!

— Тогда не забивайте голову ребенка ересью, — огрызнулась Ганна.

— Совсем не ересью, мисс Макгайр, а здравым смыслом. Жизнь — для живущих, и копания в прошлом ничего не изменят. Вам не стоит хранить волшебные сказки для этих детей. Жестокая действительность уже разбила их вдребезги.

— А я и не рассказываю им волшебные сказки, мистер Браттон! Я просто пытаюсь помочь ребятам пережить это трудное время и не потерять веры! — Ганна замолчала и повернулась к Эрику. — Пойди, пожалуйста, и помоги мальчикам разжечь костер. Я сейчас вернусь.

— Вы просто не хотите, чтобы я слушал ваш спор с мистером Браттоном, — проворчал Эрик, однако медленно пошел к детям.

Обойдя Крида, и прежде чем он успел произнести что-либо, Ганна сказала глухим, тихим голосом:

— Если вы потеряли свою веру в Бога и людей, мистер Браттон, то я не позволю вам разрушать веру у этих невинных детей!

— Нет, вы, как и они, веруете в вещи, которые никогда не произойдут, — резко ответил Крид. — Неужели вы не можете посмотреть правде в глаза? Или вы уже так далеко зашли в созданных вами же иллюзиях, что отказываетесь принимать реальность даже после того, что свалилось на ваш дом и превратило его в ад?