В этот момент Крид был практически в той самой ситуации, которая привиделась Ганне во сне. Всю ночь его тревожили мысли о Ганне — все ли с ней в порядке? Теперь он лежал ничком на выступе скалы, дожидаясь, когда побольше рассветет, чтобы послать град свинца в Ната Стилмана и его приятелей. Было очень темно и плохо видно, и оттого Крид рисковал упустить их. Бандиты, видимо, не ожидавшие никаких «гостей», лежали у догоравшего костра в шляпах, надвинутых на глаза. Крид ждал.

Когда первые лучики солнца наконец появились на горизонте и осветили небо, Крид тщательно прицелился и градом пуль разорвал тишину и сон бандитов. Ему не повезло уже во второй раз. Одна пуля попала в ногу Стилмана, другая, не причинив вреда, прошла сквозь одеяло Ропера и вонзилась в седло, служившее тому подушкой. Труэтт был ранен в правую руку. Котелок с кофе, висевший над костром звякнул. Заржали испуганные кони и стали вырываться из поводьев, которыми были привязаны к деревьям. Люди с проклятиями скрылись под защиту горы камней, на бегу доставая свои пистолеты.

— Черт возьми! — выругался Стилман, волоча ногу и рыча от жгучей боли. — Кто?..

Горячие осколки камня врезались ему в щеку и к проклятиям Стилмана прибавились ругательства Ропера. Они лежали за камнями, пытаясь разглядеть что-нибудь в темноте.

— Партизан! — простонал Труэтт, лежавший неподалеку от них, качая свою раненую руку. Его бледное мальчишеское лицо искривилось гримасой боли, кровь струилась из маленькой сморщившейся раны и растекалась по рукаву рубашки.

Преодолевая небольшое расстояние, отделявшее его от Стилмана и Ропера, он бережно поддерживал свою руку.

— Я ранен, — сказал он под свист пуль.

— И я! — ответил Стилман.

— И что же нам теперь делать? — вставил Ропер, вглядываясь в утренний смог и выискивая вспышку от выстрела, чтобы определить позицию Браттона. — Позже, когда все успокоится, мы сможем позаботиться о наших царапинах. А сейчас меня больше беспокоит Крид Браттон. Этот человек — прекрасный стрелок, и у меня нет желания быть схваченным за глотку, пока я волнуюсь о каких-то ранках.

— Ты называешь мою рану ранкой? — спросил Труэтт. — Ропер, ты не прав, но даже такой рукой я все равно стреляю намного лучше тебя!

— Тогда почему бы тебе не пробить сейчас Браттону башку? — с презрением спросил бандит.

— Почему бы вам не перестать ругаться между собой и не отследить Браттона? — рыкнул Стилман.

Крид слышал их проклятия, загоняя пули в патронник своего кольта 44-го калибра, надеясь в этот раз не промахнуться. Затем он пристроил свое ружье на гребне скалы и нажал на курок. Но ему не повезло, и шансы на успех сильно сокращались с каждым посланным выстрелом. Он был в безвыходном положении, лежа в узкой лощине на вершине горы и стреляя редкими одиночными выстрелами — достаточными только для того, чтобы прижать, но никак не выбить противников с их позиции.

Поняв, что может теперь сидеть здесь до тех пор, пока не выйдет весь его боезапас или одному из бандитов не удастся обойти его, Крид решил отступать. Еще не раз найдутся время и место для их встречи. Он неплохо поработал. В конце концов в этот раз он ранил одного из них, а возможно, и двоих, судя по крикам от боли, которые он слышал сквозь ржание коней.

Он выстрелил еще раз, чтобы прижать их головы к земле, затем выковырял небольшую лупку и разложил три патрона на небольшом расстоянии друг от друга: они станут взрываться от огня. Он рассудил, что еще немного подержит их в напряжении и заставит думать, что он все еще наверху. Выбравшись из своего укрытия, Крид чиркнул спичкой и поджег порох, затем незаметно проскользнул к оврагу, где спрятал свою лошадь.


Солнечный свет ярко освещал тропу, развеяв все страхи, провоцируемые темнотой. Накормив заспанных детей лепешками с вяленым мясом, Ганна вновь повела их по узкой тропе. Было теплое утро, и день обещал быть чудесным. Она запела, чтобы расшевелить детей и снять с себя напряжение. Во время пения ее чистый мелодичный голос становился намного выше, и это всегда так нравилось ее отцу. Это была песня о вере и любви, которую сочинил отец.

Слова, чистые и нежные, просто звенели в воздухе и были такими же ласковыми, как летний ветерок. Чтобы не споткнуться, все еще напевая, Ганна посмотрела вниз, под ноги. Когда она подняла глаза, слова застыли в ее горле.

Она увидела неясные очертания всадника, стоявшего посреди дороги, и автоматически подняла ружье. Всадник засмеялся.

— Ганна, не стреляйте в меня.

Он сидел в седле, как обычно положив одну руку на лошадь, а другой откидывая назад шляпу.

— И не надо из-за меня прекращать песню, — растягивая слова, сказал Крид, когда она замолчала и уставилась на него. — Мне она так понравилась.

— Правда? — удалось ей выдавить из себя, потому что радость перехватила горло. — Я рада. Это была любимая песня моего отца.

— Представляю.

— Я так понимаю, вам не повезло, — сказала она, не обращая внимания на его насмешливые слова. — Вы бросили затею с убийством и нанесением увечий. Не смогли найти свои жертвы?

— Я нашел их. — Он сверкнул глазами, затем добавил: — Вы можете опустить ружье. Я же сказал вам, что доведу вас до «Сердца стрелы», и сделаю это. Только на этот раз, пожалуйста, не надо мне ничего говорить.

Крид повернул коня и пустил его рысью по тропе. Ганна с облегчением вздохнула и опустила ружье. И действительно, какая разница, почему он вернулся к ним? Главное, что он сделал это. Сейчас даже его резкие смены настроения и грубость не имели никакого значения.

Они с трудом прошли несколько миль. Ветер трепал их одежды и поднимал клубы пыли, толстым слоем лежавшей на тропе, пока легкий дождь, пробившийся сквозь пышную растительность над головой, не прибил ее к земле. Солнце все еще светило ярко, окрашивая верхушки деревьев в желтый цвет.

— Наверное, скоро пойдет дождь, — пробормотала Ганна, натягивая поплотней одеяло на плечи. — Эта погода такая изменчивая…

— А мне нравится, — пропищал Эрик, подошедший к ней и взявший ее за руку. — Где еще можно увидеть дождь под яркими лучами солнца?

Ганна потрепала его по волосам.

— Ты всем стараешься угодить, — поддразнила она его.

Бросив мрачный взгляд вперед, Эрик сказал:

— Да, не то что он!

— Это не так, — поправила она мальчика. — В конце концов он вернулся, чтобы помочь нам, Эрик. Ты должен помнить, что у мистера Браттона есть, кроме нас, еще проблемы, которые ему необходимо решить.

— Такие, как найти и убить бандитов? — спросил Флетчер Харрис, нагнувшись и почти припав к земле, имитируя разбойника, укрывающегося от воображаемых пуль.

— Может, он тоже разбойник? — предположила Джессика. — Мне кажется, да. С длинными волосами и в одежде из буйволовой кожи он очень смахивает на него. И у него столько оружия!

— Я даже рада этому, — встала на его защиту Иви, подняв свое пухленькое озабоченное личико. — Если бы у него их не было, кто бы смог защитить нас?

— Я бы смог! — вставил Свен. — Если бы у меня был пистолет, — добавил он, когда все посмотрели на него. Его бледное, узкое лицо растянулось в застенчивую улыбку, и он пожал плечами.

Фрог, обычно спокойный и сдержанный, мягко сказал:

— Крид опасный человек. Я видел таких и раньше, и это очень хорошо, что он наш друг.

— Да, — пробормотала Ганна, увидев, что Крид повернулся назад посмотреть, что задержало их. — Я согласна с тобой, Фрог.

— Мисс Ганна, — обратилась к ней Ребекка. — Мисс Ганна, как долго нам еще идти до нашего лагеря?

Нечаянно услышав вопрос девочки, Крид коротко ответил:

— При такой ходьбе не меньше двух-трех дней! Если вы, вместо того чтобы болтать, пойдете побыстрей, то это время сократится.

Ганна положила руку на плечо Ребекки и посмотрела на Крида.

— Вряд ли есть необходимость упрекать ребенка за вопрос, который сидит в голове у каждого из нас, мистер Браттон. Для детей, не привыкших к таким дальним переходам, они держатся очень хорошо.

Крид посмотрел на нее из-под шляпы, и она заметила метнувшиеся молнии в его темных глазах. Она не отвела взгляд, пока он не пожал плечами и не ускакал.

— Он ненавидит нас, — нудным голосом сказала Ребекка, откидывая упавшие ей на лицо рыжеватые волосы.

Несмотря на холодный ветер, ее щеки были покрыты румянцем, а волосы влажными. Ганна потянулась и пощупала ее руку, которая была горячей.

— Ты не должна думать, что он ненавидит нас, — ответила Ганна, коснувшись губами лба девочки. Он был горячим, а глаза ее блестели. — Ты не заболела, Ребекка?

Девочка покачала головой.

— Нет, только устала. Я нормально себя чувствую, честно.

— Ребекка, если почувствуешь себя плохо, сразу же скажи мне об этом.

— Хорошо, — пообещала девочка и посмотрела вслед удалявшемуся Криду. — Мисс Ганна, но если он нас так ненавидит, почему же тогда сопровождает нас? Почему он бросает нас, а потом возвращается? — вспылила она. — Я все еще думаю, что в одно прекрасное утро он покинет нас навсегда.

— Ребекка, даже если бы он сделал это, в чем я теперь сомневаюсь, он все равно бы вернулся, — успокоила ее Ганна. — И пожалуйста, говори тише, чтобы не волновать младших детей.

Остальные дети смотрели то на нее, то на удалявшегося Крида, чувствуя, что от этого разговора зависит их будущее. Дальше не было произнесено ни слова, и только топот копыт по утрамбованной тропинке разрывал тишину.

Недалеко от тропинки, лентой извивавшейся между деревьями, в высокой траве журчал ручей. Все устали и хотели нить. В этот день они уже не раз останавливались, к раздражению Крида, который резким тоном просил их поторапливаться.

Прошел еще один день — еще один день пути по густому лесу и крутым склонам. Неожиданно тропинка вывела их на берег озера, в котором отражалось заходящее солнце. В поисках рыбы по его поверхности грациозно скользили журавли. На водяной глади, как в зеркале, отражались деревья и облака.