Конфликт ширился, еще немного, и прозвучала бы команда «Ату ее!».

Спас Маргариту Лева Звенигородский, случайно оказавшийся на месте скандала. Он технично оттеснил пунцовую Галкину от фурии и спрятал в ВИП-зале, где и предложил свое покровительство – покровительство чужого мужа и отца троих детей.

Рассматривая слюнявые губы Левы, Маргарита тогда усомнилась в справедливости мироздания.

Манипулировать Левой оказалось несложно: он как огня боялся собственную супругу, и все пять лет Маргарита без особого труда отбивала вялотекущие домогательства командира.

В результате все равно осталась без работы…


Газеты пестрели предложениями работодателей.

«…Медсестры, няни, – читала по алфавиту Галкина, – повара, разнорабочие, слесари, сантехники…»

Горничная так горничная. С проживанием так с проживанием.

Вариантов было немного: проживать предлагалось либо в частном особняке, либо в гостинице. Маргарита склонялась к гостинице. Ничего личного, как говорится, только бизнес.

Галкина набрала указанный под объявлением номер:

– Алло, я по объявлению. Вам горничные нужны? Нет. Опыта нет. Но есть представление о работе, – закончила Маргарита, слушая гудки отбоя.

«Нас бьют – мы крепчаем», – вспомнила Галкина любимую поговорку Зинаиды и сместила палец на следующее объявление.

Занятая поиском, Марго не услышала, когда вернулся с работы Адам.

– Ритуля, – позвал Рудобельский, – ты где?

– Ой, ты пришел, прости, – Маргарита подхватилась, – у меня жаркое на плите. Сейчас ужинать будем.

– Чем занимаешься? – Адам обнял, потерся колючей щекой, нашел губы Марго.

– Да так, ерундой.

В сравнении с поцелуем все выглядело ерундой.

Марго не посвящала Адама в свои планы. Они не обсуждали совместное будущее, никаких предложений Адам не делал. И Маргарита даже себе боялась признаться, что готова сбежать от Рудобельского, лишь бы не разочаровать его и не разочароваться самой.

Он – Адам, но она ведь – не Ева. Сколько может продлиться очарование? Все всегда заканчивается, нет ничего вечного. А уж мужская любовь вообще неуловима, как эфир. И Марго прилагала сверхусилия, строила ментальную стену, чтобы держать дистанцию, чтобы мужчина не занял все пространство, не стал незаменимой этнической пищей, без которой она, Марго, вымрет, как эскимосы без китового мяса.

– А вечером что собираешься делать? – допытывался Адам, обследуя губами лицо Марго.

Маргарита хмыкнула. Все вечера они проводили одинаково: начинали в спальне, заканчивали на диване перед телевизором. Или наоборот.

– На прием к английской королеве собираюсь…

– Отлично! По дороге заедем в одно место, я тебе кое-что покажу…

– Заинтриговал! Намекни хотя бы… – воспламеняясь от касаний, попросила Маргарита.

– Потерпи!

– Опять потерпи? Вы сговорились с Валькой? Она – потерпи, ты – потерпи. Разве нельзя все и сейчас? – слабея, шептала Марго.

– А что сказала Валентина? – Адам отстранился, чтобы лучше видеть марианские впадины.

В таинственных глубинах на мгновение мелькнула тайна, но только на мгновение – Маргарита никак не могла усвоить первое правило леди: «Должна быть в женщине какая-то загадка». Видно, плебейская кровь вытеснила в ней дворянскую.

– Я говорила тебе: у Вальки есть связи в РЖД, она обещала меня пристроить проводницей. Вчера сказала, что ее знакомый еще не вернулся с новогодних каникул. Надо подождать.

По лицу Адама пробежала тень, он подтолкнул Марго в сторону прихожей:

– Одевайся!

– Куда? А ужинать? – упиралась Марго.

Адам уже снимал с вешалки дубленку:

– Отставить разговоры, юнга!

Через пять минут они с Рудобельским уже были в такси, через двадцать за окном появились очертания набережной с урнами и холодными, унылыми скамейками, а еще через десять показалось строение приземистого здания речного вокзала.

– Адам, – заерзала Маргарита, – что мы тут делаем?

Адам молчал, только улыбался юнге покровительственной улыбкой бывалого моряка.

Речной вокзал был похож на арктическую станцию, застрявшую во льдах. Шпиль на башенке напоминал антенну. Потревоженные вороны снялись с парапета, недовольно каркая, перелетели на заснеженную крышу здания и оттуда с любопытством поглядывали на Рудобельского с Галкиной.

Галкина изнывала от любопытства не меньше вороны. Река во льду, до навигации еще пять месяцев, чего они тут забыли?

Выйдя из машины, Адам направился к продуваемым всеми ветрами, вмерзшим в лед речным прогулочным теплоходам.

Маргарита, ничего не понимая, огляделась: в густых сизых сумерках терялся берег с высоким мысом и маяком. Ряды зачехленных катеров прижимались к парапету набережной.

Что-то знакомое мелькнуло в окружающем зимнем пейзаже, что-то похожее в жизни Галкиной уже было. Она вспомнила: взлетно-посадочная полоса, силуэты лайнеров, себя, под присмотром месяца покидающую завьюженное поле.

– Рит, давай скорей! – с волнением оглядываясь на отставшую Галкину, поторопил Рудобельский.

Проваливаясь каблуками в снег, Маргарита побежала от воспоминаний, догнала Адама.

Он взял Марго за руку и вывел к теплоходам, ожидающим весны. Выбрав в ряду один, Рудобельский заглянул под брезент.

Это был речной прогулочный двухпалубный малогабаритный теплоход с облупившейся краской на боках. Маргарита давно заметила, что корабли красивы только издали, не то что самолеты. При ближайшем рассмотрении корабль оказывается много раз перекрашенным и заново облезшим судном с гнутыми поручнями и плохо задраенными иллюминаторами.

Рудобельский так не думал.

Забыв о Маргарите, он совершал вокруг теплохода ритуальный танец: ходил кругами, заглядывал в иллюминаторы, любовался на проплешины, хлопал, гладил корпус и что-то бормотал. Маргарита почувствовала, что замерзает, и, скользя и спотыкаясь, потащилась за Рудобельским.

– Девочка моя! Красавица! – услышала она.

Таких интонаций Марго не слышала от Адама даже во время соития: это было больше чем секс, гораздо больше. Это было удовлетворение самого тайного и запретного желания. В Галкиной проснулось неведомое чувство – ревность к ржавому куску железа. Соперница с равнодушием избранницы наблюдала за муками Маргариты, подставляла тощие, обшарпанные бока под ласковые ладони Рудобельского.

– Нравится?

Галкина замерзшими губами чуть слышно спросила:

– В каком смысле?

– В прямом – нравится или нет?

– Ну, жить я бы в такой штуке не хотела….

– Эх ты, червяк сухопутный! Это же корабль! Девочка моя… – опять обратился Адам к железяке.

– Похожа на проститутку на пенсии, – не выдержала Марго.

– Молчать, юнга, – Рудобельский строго посмотрел на Галкину, опять перепутав ее с командой противолодочного корабля, – услышит – обидится. Теперь это наш корабль!

– В каком смысле? – растерялась, перестала соображать Маргарита.

– В том смысле, что Юлька привезла деньги за мою долю квартиры… Вот я и купил нам корабль!

– Юля здесь? – Внутри у Галкиной все заледенело не от холода, а от мысли, что Юля опять попытается отнять у нее Рудобельского.

– Да, у нее здесь какой-то воздыхатель появился – она при мне с ним трепалась по телефону, Артюшкин какой-то.

– Артюшкин? – глупо переспросила Марго.

– Ну да, она его по фамилии зовет – такая фишка.

Артюшкин с Белоснежкой? Неужели идиотская, глупейшая идея (ничем иным, кроме авантюры, назвать ее Марго не могла) навязать Игорю Юльку, связать их узами брака оказалась такой жизнеутверждающей? Неужели они встречаются? Вот уж действительно прикольно!

– Что с тобой, Рит?

– Ничего, – соврала Галкина.

– Тогда не отвлекайся.

Не успела Маргарита привести в порядок мысли, как Рудобельский потряс ее следующим сообщением:

– С завтрашнего дня приступаешь к несению службы.

– В каком смысле?

– В том смысле, что начнешь собирать документы на лицензию – будем летом на этой ласточке катать пассажиров по реке. Как тебе идея?

Маргарита, как глухонемая, смотрела на пар, с которым срывались слова с губ Адама и таяли в морозном воздухе. Предложение рождало в душе бурю. Выходит, новогодняя ночь не обманула?

– Так нравится или нет? – приставал Рудобельский, приглашая Марго разделить его радость.

– Адам, я же ничего в кораблях не понимаю! – взмолилась Галкина.

– А тебе и не надо. – Он обнял Маргариту и уткнулся в шею холодным носом.

Было щекотно и зябко, но Маргарита терпела. Она чувствовала кожей: то, что скажет сейчас Адам, – это важнее любви, секса, предложения руки и сердца, это важнее жизни. Галкина от волнения даже зажмурилась – так боялась пропустить хоть слово.

– Зато весь причал светится, – сказал Адам, с нежностью посматривая на встревоженное розовое ушко, – его издалека видно, как посадочную полосу: ни с чем не спутаешь! И маяк рядом.