– Здесь пятьсот тысяч долларов США! – произнёс всё время молчавший в дороге курьер из Алматы. – Пересчитайте деньги при мне сразу, а затем распишитесь в бумаге, что их получили, – и достав из внутреннего кармана дипломата бумагу и ручку, положил их рядом с кейсом.

У Морозова и Гизатова как только они увидели кейс, набитый баксами, аж потекли слюни на губах и загорелись глаза. Взяв в руки каждый по одной пачке, скреплённой резинкой, они стали считать, сколько в ней было сто долларовых купюр. В течение получаса они, не проронив ни слова, пересчитывали каждую из пятидесяти пачек, уложенных в дипломат, а затем скрепляли также резинкой. В комнате стояла тишина и был слышен лишь шелест хрустящих новых банкнот.

Наконец подсчитав последнюю пачку, Морозов довольно произнёс:

– Всё правильно! – и тут же расписался в бумаге, а за ним расписался и Гизатов.

– А теперь переложите эти деньги куда-нибудь и освободите мне дипломат, – обратился к ним курьер, свернув расписку вдвое и положив его во внутренний карман пиджака.

Морозов сходил на кухню за клетчатой сумкой, заранее приготовленной им и не спеша уложил туда все пачки денег.

– Вот вам ключи от квартиры, располагайтесь здесь, а завтра вас подвезут до аэропорта на ваш рейс, – вручил он курьеру ключи, и вместе с Гизатовым поспешил к выходу из квартиры, в коридоре надев на себя обувь.

– Спасибо! – ответил он и как только они вышли в подъезд, сразу же защёлкнул за ними дверь.

Морозов, спускаясь по лестнице, обхватил сумку с деньгами двумя руками и прижал к своей груди, словно младенца и так держал ее до самой машины. Успокоился лишь тогда, когда сел на заднее сиденье машины и сумку уложил на свои колени. Когда машина тронулась с места, осмотрелся по сторонам, нет ли за ними хвоста, и лишь потом отдышавшись, обратился к Берику:

– Нас двоих пожалуйста, подбрось туда, откуда сегодня меня забрал.

– Хорошо! – посмотрел в зеркало заднего вида и, встретившись глазами с Морозовым, ответил Берик.

Поехав по улице Срыма Датова, минуя мост в районе автопарка и свернув на улице Гагарина, в течение 10 минут машина доехала до остановки «Школа №22» и притормозив чуть далее остановки, машина остановилась.

Морозов первым вышел из машины, а за ним и Гизатов с переднего сиденья. Дождавшись пока Берик на машине не скрылся за мостом в сторону центра, Морозов обратился к Гизатову:

– Сейчас Сисенгали Нигметович поймаем такси и поедем ко мне, и там разделим наши денюжки.

– А что сразу на нашей машине не поехали к вам? – недоумённо спросил Гизатов.

– Не вызывает доверия к себе у меня ваш водитель, – ответил Морозов. – И чем меньше людей будет знать, где я живу, тем лучше, – и злорадно улыбнувшись, стал останавливать рукой проезжавшие на проезжей части машины.

Возле них спустя время остановилась потрёпанная «семёрка» российской сборки с шашечкой на крыше и Морозов сговорившись о цене поездки с таксистом, сел на заднее сиденье, обхватив сумку руками, а спереди сел Гизатов. Такси быстро подвезло их в центр, в один из дворов на проспекте Достык, где у Морозова находилась квартира, в которой он не жил с семьей, а использовал ее для конспирации.

Расплатившись с таксистом и зайдя в подъезд и поднявшись к себе на лестничную площадку, Морозов открыл ключами бронированную дверь. Он впустил вперёд Гизатова, а затем зашёл сам и закрыл на замок дверь за собой. Не снимая обуви, Морозов прошёл на кухню, а за ним прошёл и Гизатов. Положив сумку на кухонный стол, он стал доставать пачки денег и раскладывать их на столе. Разложив все деньги, Морозов поделил их на три части, две из них были одинаковыми по количеству пачек, а третья чуть побольше.

– Вот, Сисенгали Нигметович, это ваша доля! – произнёс Морозов, отодвинув одну часть пачку в сторону Гизатова. – Тут сто пятьдесят тысяч баксов.

– А почему сто пятьдесят? – удивлённо спросил Гизатов.

– Двести тысяч как руководителю штаба ЗСК по нашей области выделяются мне! – спокойно ответил Морозов. – А вам и Любимовой достается по сто пятьдесят тысяч. Да и сам знаешь, я курирую город, а в городе у нас живёт чуть ли не половина избирателей, а с ними работать и работать мне надо, – сокрушённо произнёс Морозов, хватаясь за голову.

– Ну хорошо! – недовольно произнёс Гизатов, и пересчитав пачки в количестве пятнадцати штук, стал их укладывать к себе в барсетку. Все пачки не уместились в барсетке, и остальные он засунул во внутренние карманы пиджака.

– А пересчитывать не будешь что ли? – язвительно спросил Морозов.

– Зачем? Мы и так их уже пересчитали, – буркнул в ответ Гизатов и засобирался к выходу из квартиры.

– А чай пить не будешь? – спросил уже в коридоре Морозов.

– Нет, спасибо, Виктор Николаевич! Мне пора! – ответил он и открыв замки входной двери чуть ли не выбежал на лестничную площадку.

– Ну тогда удачи! – выкрикнул ему в открытую дверь на прощание Морозов и закрыл за ним дверь.

Сисенгали Нигметович выбежал из подъезда и ощутил на себе тоже самое, что испытывал сегодня всю дорогу Морозов. На улице он оглянулся по сторонам, крепко сцепился руками в барсетку и выйдя на проезжую часть дороги, стал ловить такси. Поймав такси, он поехал не на работу, где он оставил возле офиса свою машину, а сразу поехал к себе домой, чтобы оставить деньги дома.

Морозов закрыв входную дверь за Гизатовым, вернулся на кухню, где свою часть пачек уложил в два-три слоя целлофановых пакетов и скрепив всё это скотчем, зашёл в туалет, открыл крышку сливного бочка унитаза, а затем слив с бочка воду, положил на дно сливного бочка замотанные скотчем деньги и придавил сверху подшипником от колёс, чтобы пакет не всплыл от воды. Закрутив крышку сливного бачка, он вышел из туалета и уложив в пакет оставшуюся часть денег в два свёртка, вышел из дома. Выйдя из подъезда дома, он набрал на сотовом телефоне номер Любимовой и как только она подняла трубку, коротко сказал ей:

– Аня! Встречаемся там же через полчаса! – и сразу же сбросил вызов.

Под «тем местом» Морозов подразумевал кафе-бар «Голден Кэт», которое находилось на проспекте Достык рядом с остановкой «Облисполком». Последние их встречи происходили именно там. Морозову нравилось там всё – укромное и тихое местечко, кухня, по вечерам после девяти вечера там исполняли на пианино и саксофоне музыку вживую местные музыканты.

Время уже было вечернее и самое время, чтобы поужинать. Пешком Морозов гуляя по проспекту дошёл до нужного места в течение пятнадцати минут. В руках у него был небольшой пакет, а в нём уложенные в два свертка пачки денег. Первым делом он зайдя в кафе, заказал себе горячее и так как он был сегодня не за рулём, ещё и двести грамм водки. Пить водку он любил, но никогда не злоупотреблял спиртным и пьяным его никто никогда не видел, потому что он знал меру. Официантка сразу же принесла и поставила на его столик графин с водкой и хлеб, а горячее блюдо попросила подождать. Морозов после ее ухода налил себе стопку водки и сразу же опустошил ее, закусив хлебом. Посматривая глазами на пакет с деньгами, он улыбался и ласкал руками пакет словно котёнка, а его мысли витали где-то в облаках.

За таким необычным действием застала его вошедшая в зал Любимова. Зал был пустым, и кроме одиноко сидящего в углу помещения кафе Морозова никого не было.

– Добрый вечер, Виктор Николаевич! – поприветствовала его первым она, и села рядом с ним за стол.

– А, Аня, здравствуй! – ответил он и отложил пакет с деньгами на край стола. – Как ты? Будешь что-нибудь есть или пить?

– Спасибо! Я поужинала дома. Если только чашку кофе или чая, – ответила Любимова, снимая с себя куртку и вешая ее на спинку стула. – А что-то случилось?

– Да, Анечка, случилось! – радостно ответил Морозов. – Сегодня мы получили деньги на наши выборы, – и налив себе стопку водки, выпил тут же ее и на этот раз даже не закусил хлебом, а просто принюхался им. В голову ему ударил градус алкоголя и он осмелившись и расслабившись, вытащил из пакета один сверток поменьше и вручив в руки Анне, произнёс:

– Тут пятьдесят тысяч зелени! Это твоя часть денег, выделяемых на твой участок. Положи их в сумку.

– А я думала, что мне будет выделена сумма гораздо больше, чем пятьдесят! – недовольно высказалась Любимова в ответ.

Морозов аж привстал со своего стула и посмотрел сверху вниз на неё прямо в глаза с укором, отчего ей стало даже неловко и она увела свой взгляд в сторону.

– Да как ты смеешь вообще перечить мне!? – разозлился Морозов словно бык на красную тряпку. – Если бы не я, то ты работала сейчас офисной крысой и получала бы в месяц не больше двухсот долларов. А я тебе добро делаю и из грязи в князи вывожу, а ты в ответ меня в чём-то хочешь упрекнуть? – и ударил кулаком по столу.

– Извините меня, пожалуйста, Виктор Николаевич! – попыталась успокоить его, схватив своими руками за его руки и прося его сесть.

Морозов под воздействием выпитых двух рюмок немного опьянел и его очень сильно разозлило недовольное высказывание Ани, и то, что она попыталась ему возразить и перечить.

Сев на свое место, он продолжил, но уже спокойным тоном.

– А ты, Аня, знаешь, что такое вообще выборы? С утра до вечера проводить агитацию и быть постоянно на ногах? Ты вообще за пределы Уральска больше чем на пятнадцать километров выезжала когда-нибудь?

– Нет конечно, Виктор Николаевич! – виноватым голосом ответила она.

– То-то и оно! – приподняв указательный палец правой руки вверх, произнёс Морозов. – Это адский труд, когда тебя как организатора выборной кампании одолевают бессонные ночи и подорванное здоровье. И потом, мы же договорились с тобой о том, что я буду тебе помогать и за тебя работать на твоём участке.

– Хорошо, Виктор Николаевич! – успела ответить Аня, и в это время официант принёс на их стол заказанное Морозовым горячее блюдо.

Кофе или чай ей пить расхотелось, и у неё было лишь одно желание – поскорее отсюда свалить. В первый раз она видела Морозова подвыпившим и агрессивным, и по опыту общения с противоположным полом уже знала, что нельзя в такие моменты мужчинам перечить.