Меган сочувственно дотронулась до его руки:

— Что же случилось потом?

— Я назвал их сворой алчных лжецов. Заявил, что, только если в аду ударит мороз, они смогут выгнать меня с моего ранчо. Велел им забирать свои бумаги и убираться из моих владений. — Блейк с сожалением улыбнулся. — И знаешь, что было потом? Они сунули мне в лицо свои грязные документы, позвали нескольких новых батраков, которых я прежде на ранчо не видел, и вытолкали меня прочь. Но перед этим как следует отдубасили, чтобы мне была наука на будущее. Ох, я дрался как сумасшедший! Ухитрился расквасить несколько физиономий, но в конце концов они одержали верх. Я очнулся на полпути к городу, привязанный к седлу вместе со скудными пожитками, которые они сочли нужным дать мне с собой. Док Шедли едва меня узнал, когда я вполз к нему в приемный покой, чтобы он подлатал меня. Мое лицо превратилось в кровавую кашу, челюсть была сломана, несколько ребер тоже. Нечего и говорить, что мне пришлось не один день отлеживаться.

Потом я узнал, что Кирк уволил большинство батраков, которые были верны отцу и мне, и заменил их своими людьми. Не успел я обратиться к нашему старому семейному адвокату, как его контору подожгли, и старик сгорел вместе с ней. В довершение всего через несколько дней в перестрелке был убит шериф Виллис, который знал и уважал моего отца с тех пор, как они оба приехали в Аризону. Одно к одному, а? Вот я и остался без всяких документов, чтобы опротестовать их действия, без старого и надежного семейного адвоката и при новом шерифе, который был, конечно же, близким дружком Кирка. Они все провернули очень проворно, не успело отцовское тело остыть в могиле.

Голова у Меган закружилась от свалившейся на нее неожиданной информации. Трудно было ее переварить. История эта казалась ей невероятной, девушка не могла примирить новый образ Кирка-негодяя с тем чудесным парнем, за которого она согласилась выйти замуж. Ей просто не верилось, что они с Блейком говорят про одного и того же человека! В отличие от ее похитителя — в сущности, преступника — Кирк всегда обращался с ней с уважением и любовью. Был предельно великодушен. Был мягким и вежливым. С большим почтением отзывался о своей матери. Короче, был настолько безупречен, насколько можно себе представить человеческое существо. Если временами он и казался холодным, то это скорей всего из-за своей занятости на ферме и из-за хлопот с батраками. А если держался слишком самоуверенно, то это из-за своей самостоятельности, оттого, что привык управлять большим хозяйством и принимать важные решения. Вернувшись мыслями к Блейку, она спросила:

— И что же ты сделал потом? Вернулся назад? Попытался драться с ними?

Блейк только фыркнул:

— Конечно же я делал все что мог, законно и незаконно. Но натыкался на стену! Я никак не мог доказать, что отец не оставлял ни этого письма, ни такого завещания. Я нанял нового адвоката, но человек, подделавший почерк отца, сделал это весьма искусно. Я-то видел, что бумаги написаны не его рукой, но почти для всех они выглядели достаточно убедительно. Даже судья не нашел ничего подозрительного. Теперь уже нет возможности что-то доказать, тем более что все настоящие документы. Сгорели вместе с семейным адвокатом, а шериф Виллис мертв. Вообще не осталось ни одной записи о браке моих родителей, ни о моем рождении, ничего, что я мог бы предъявить в суде. Ни чисел, ни имен, ничего.

Я думал, что, быть может, остались какие-то бумаги в доме, в отцовском столе или где-нибудь еще, но Кирк нанял несколько крутых типов для охраны ранчо. И они отгоняли меня на расстояние выстрела. А когда я попытался проникнуть в дом ночью, то получил пулю в бедро еще на подходе.

— А что было дальше?

— Какое-то время я жил в Мексике у родственников матери. Мне необходимо было прийти в себя, собраться с мыслями, постараться найти какой-то способ вернуть себе ферму. Она моя, и будь я проклят, если позволю этому алчному сукину сыну и его дьявольской мамаше выкурить меня оттуда! — Кулак Блейка ударил по столу с таким грохотом, что Меган едва не подпрыгнула на стуле. Блейк криво усмехнулся. — Ты должна понять, Меган, что это для меня больше, чем просто ферма. Это моя жизнь, место где я родился. Там мое сердце и мои корни. Я должен получить ее назад, так же как доказать, что Марк Монтгомери был моим отцом. — Из его груди вырвался измученный вздох. — Иначе всю оставшуюся жизнь мне суждено прожить на правах ублюдка. Но ведь это не так, и я не могу допустить, чтобы имя моей матери было опорочено, как и имя отца. Он был гордым человеком, Меган, гордился мной, моей матерью, собой, своими достижениями. Да будь он жив, он бы выпорол каждого, кто осмелился бы оговорить его семью. И я должен доказать свое право, и не только на землю, но и на отцовское имя — не только ради себя, но и ради других. — Он торжественно взглянул на нее. — Ты называешь меня преступником и бандитом, но настоящий вор — это Кирк. А я пытаюсь всего лишь вернуть себе то, что у меня украли: мое честное имя и мою землю. — Взглянув на сидевшую перед ним красивую женщину и увидев в ее глазах нескрываемое сочувствие, он постарался ожесточить свое сердце. — Я готов пойти на что угодно, чтобы вернуть отнятое у меня, — заявил он ей с подчеркнутой холодностью. — На что угодно. Вот почему ты здесь.

Хотя Блейку и не нравилось то, что пришлось использовать ее, он сказал себе, что это необходимо. Нельзя позволять своим смягчившимся к Меган чувствам сбить его с пути. Нельзя ему влюбиться в нее, это разрушило бы все его планы. Не мог он позволить себе и поддаться чувству вины за то, что соблазнил ее, хотя по-прежнему намеревался обменять ее на ранчо, если Кирк согласится на его требования. В его жизни не должно оставаться места ни для чего такого, что помешало бы задуманной им мести, особенно для женщины, и уж конечно не для этой. Инстинктивно он понимал, что Меган может представлять опасность, и не только для его планов мести, но и для всей жизни и даже сердца, если позволить себе расслабиться. А он должен отомстить Кирку. Чего бы это ни стоило. И ему нельзя допускать, чтобы возрастающая тяга к Меган, нежные, теплые движения его сердца помешали ему выполнить самое главное. Если дать волю жалости и сочувствию, какие он, к примеру, испытывает сейчас к Меган, то он так и останется ни с чем. В конце концов возмездие — прежде всего, чувства — дело преходящее.

— Видишь ли, Меган, — непреклонно продолжал он, — я следил за действиями Кирка при помощи своего друга, и когда услышал, что скоро приедет его будущая невеста, то пришел к мысли о том, что придется похитить тебя и держать для получения выкупа. Мне жаль, что я вовлек тебя, но выхода у меня не было. Если Кирк хочет получить тебя назад, он должен будет подписать бумаги на передачу мне ранчо. И это справедливый обмен, не так ли? — безжалостно спросил он, впившись в нее глазами, Мою собственную землю за его любимую невесту.

Выслушав его злоключения, Меган немного смягчилась, пока не прозвучало его последнее замечание полное сарказма. После любовной сцены, которую они пережили, она решила, что нравится Блейку, и ей уже начинало казаться, что и он нравится ей. А теперь стало ясно, что их обоюдная страсть ничего для него не значила. Он явно хочет отделаться от нее как можно скорее. Она же просто используется как пешка в его игре против Кирка, как и было задумано с самого начала. Очевидно, для него в жизни ничего не изменилось, в отличие от Меган — она-то начала опасаться, что после Блейка ей никто уже не будет мил и хорош.

Ее гордость была задета, она чувствовала себя уязвленной до глубины души — ее использовали, опорочили, а потом выбросили за ненадобностью. Снова на нее нахлынул гнев.

— Как ты посмел втягивать меня в эту историю! Даже если все сказанное тобой является абсолютной Божьей правдой, ты все равно не имел права распространять на меня свою злобную месть. А другие люди, ехавшие в дилижансе? Ты ограбил их. Подстрелил бедного кучера. Что ты на это скажешь, Блейк Монтгомери? А мучения, которые ты причинил моим родителям? Может, тебя и лишили наследства обманным путем, как ты говоришь, но ведь теперь ты сделался настоящим преступником. Ты об этом подумал?

Ответная ленивая усмешка, словно его вовсе не беспокоило происшедшее, лишь усилила ее раздражение.

— Но ведь никто не знает, что я замешан в ограблении, Меган. Ты об этом забыла? Никто и не узнает, если Кирк и твои родители хотят получить тебя назад в добром здравии. Только их молчание станет гарантией твоего безопасного возвращения. Впрочем, не беспокойся, дорогая. Я скоро с ними свяжусь и сообщу о своих требованиях. И уверен, что они поймут смысл.

Она спрятала свою обиду от его изучающего взгляда.

— А как насчет той отпетой банды, которая помогла тебе остановить карету? Ты хочешь заверить меня, что все они были просто кучкой добропорядочных и богобоязненных граждан? — съязвила она.

Он расхохотался на этот ее выпад, белые зубы сверкнули на смуглом лице.

— Нет, Меган, они и в самом деле по большей части те, кем и казались. Милая, ведь я не мог бы провернуть это дело в одиночку. Я ловок, но не до такой степени. Жаль, что пострадал кучер, но рана была не опасная, и док Шедли уже наверняка подлатал его. К тому же в него стрелял не я, а Рауль. А что касается остального, — Блейк небрежно пожал плечами, — таковы издержки путешествий в здешних местах. Ты должна была заметить, что сам я не взял ничего. В тот же день я украл только тебя.

— Ты хочешь сказать, что тебя не в чем упрекнуть? Боже, я не верю тебе, Блейк! Ты самый самодовольный и нахальный тип, каких я имела несчастье встречать в своей жизни! — Она окинула его презрительным взглядом, какой только могла изобразить, ее маленький носик сморщился, а глаза засверкали арктическим холодом.

— Возможно, я не совсем невиновен, но достаточно, чтобы закон ничего не мог на меня навесить. Я очень тщательно все продумал, Меган. Когда я получу назад ферму, мне конечно же не захочется платить за это головой. Только ты, я, твои родители и мои дорогие алчные родственнички будут знать о моем участии во всем этом, и могу дать голову на отсечение, что никто из вас даже не пикнет. Кирк и твои родители будут молчать ради твоего благополучия, по крайней мере до тех пор, пока не получат тебя назад. После этого Кирку самолюбие не позволит проболтаться, даже если мне не удастся выдворить его из здешних мест.