— Но Афель Хьюз задолжал за шесть месяцев, — завопил Фирниг, — не могу же я делать деньги из воздуха! Видит Бог, господа, я не волшебник, чтобы исцелять больных женщин и воскрешать мертвых детей. У нас в кассе всего пятнадцать фунтов; надолго ли этого хватит, если хозяева занесут нас в черный список или начнут увольнять всех подряд? Надолго ли этого хватит, если мы решим сегодня объявить стачку? У вас перед глазами пример Мертера, где рабочие потерпели поражение из-за недостатка средств. Они могли бы выиграть дело в суде, если бы им было чем заплатить адвокатам.

— Не болтай чепухи, — сказал Большой Райс, — чтобы выиграть дело у Бейли, нужны миллионы. Так сколько, ты говоришь, у нас в кассе?

— Пятнадцать фунтов, — ответил Фирниг.

— Надо же, какая круглая цифра, — подал голос Уилл Бланавон, — а Сейни Хьюз спасли бы десять шиллингов. Куда же подевались шиллинги и пенсы?

Бешеный рев.

Диг Шон Фирниг топнул ногой по стулу.

— Тише, господа! Мистер Хэнди, прошу выдать всем еще по кружечке пивка, а то нам не хватает дружелюбия.

— К черту пиво, успеется, — загремел Большой Райс, проталкиваясь вперед. — Я не мастер считать, но сдается мне, что за шесть месяцев должно было набраться побольше, чем пятнадцать фунтов. Так что вы уж меня, извините, мистер Фирниг, но я предлагаю, чтобы кто-нибудь, не состоящий в обществе и разбирающийся в цифрах, вроде Хайвела Мортимера, проверил ваши счета.

— Только через мой труп, — завопил Фирниг, весь посинев. — Все мои счета подписаны мистером Билли Хэнди, а этого хозяйского прихвостня Мортимера я и близко к ним не подпущу. Да он даже не член общества.

— Хайвел не вступает из принципа, а не потому, что ему жалко пенса в неделю, — сказал Большой Райс. — А ты еще пожалеешь, Фирниг, что при всех обозвал его: здесь его парнишка, и Мортимер за твои слова выдерет наши денежки у тебя из брюха и отрежет тебе мужское естество на жаркое.

— Угу, — послышался голос.

В дверях стояло шестеро. Мне никогда еще не приходилось видеть таких огромных и лютых детин, а такого, как их вожак Дай Проберт, мне и в дурном сне не снилось. Он был на фут выше отца и на фут шире в плечах. Одет он был в отрепья, одна рука — голая до плеча. Вокруг пояса — медвежья шкура, свисающая до самого пола. Лицо у него, так же как и у Уилла Тафарна, было обожжено чугуном, вырвавшимся из летки; вместо одного глаза зияла красная впадина. В руке он держал дубинку, а его приятели были вооружены железными прутьями, чтобы ломать ноги несогласным. Мо толкнул меня локтем в бок и шепнул:

— «Шотландские быки». Лезем под стол — быть драке. Пришли насильно загонять в союз.

Но отец его, Большой Райс, и не думал пугаться. Засунув одну руку за пояс, а в другой держа кружку, он неторопливо пошел им навстречу.

— Из Нантигло гости, кажись? — невинным голосом спросил он.

— Угу.

«Бык» смотрел мимо Большого Райса, прикидывая соотношение сил.

— Тогда проваливайте отсюда, — заявил Райс. — Когда мы решим завести у себя союз, мы уж сами управимся, из Нанти помощников звать не будем.

— Не жди, пока мы вас вышвырнем, Дай Проберт, — добавил Оуэн Хоуэллс — он уже был готов к драке.

Проберт ухмыльнулся.

— До чего ж у вас тут темный народ. Все только толкуют о взаимопомощи и о своих пенсовых взносах, а сами прячутся за спины рабочих Блэквуда.

Отодвинув с дороги Оуэна и Райса, он подошел к Дигу Шон Фирнигу, схватил его за цепочку от часов и стащил со стула.

— Смотри, кой-кому тут не поздоровится, если так будет продолжаться: все в обществе и никого в союзе.

Он отшвырнул Фирнига, и тот пролетел через всю комнату и упал в объятия Афеля Хьюза, да так и остался там лежать, выпучив глаза и весь дрожа. Проберт повернулся к Большому Райсу.

— Ну, ты, распустил язык. Так проваливать, говоришь?

— Да побыстрей, — ответил Райс, — а то мы из вас понаделаем окороков и подвесим на крючки.

— Ты посмотри-ка, — прошептал Мо. — Отец давно до него добирается. Все мечтал расквитаться с их вожаком. Ну, будет дело!

— Кто до кого добрался, еще неизвестно, — фыркнул я. — Если он сцепится с этим верзилой, тот из него живо дух вышибет.

— Ты за союз или против? — спросил Райса Проберт.

— Против, и наделаю отбивных из любого, кто стоит за него, так что расчищайте круг и держись, Проберт.

— Здесь чисто? — спросил Проберт, оглядываясь по сторонам.

— Чище чистого. Так, значит, до последнего? Я против передышек, когда дерусь за Вильгельма Четвертого.

— Что ж, идет, — сказал Проберт, снимая медвежью шкуру. — Хоть до могилы, если хочешь, а когда покончу с тобой, я переломаю здесь ноги каждому, кто не покажет карточку союза.

— Лежачий получает башмаком в бок, — сказал Райс, который уже кружил вокруг него, выставив вперед левую руку. — Плохо твое дело, Проберт, ты ведь нарвался на боксера.

Левый кулак точно попал гиганту в лицо. Все затихли, слышен был только скрип половиц под ногами бойцов. И вдруг Большой Райс опустил кулаки и с ужасом уставился в окно.

— Милосердный Боже, — проговорил он. — Солдаты!

Дай Проберт круто обернулся, и в это мгновение Райс нанес ему страшный удар правой и рассек бровь над его единственным глазом. Дай взмахнул руками и рухнул. Половицы так и застонали от семипудовой тяжести. Дай поднялся на колени и стоял, тряся огромной головой. Капли крови падали на пол.

— Подлец ты, — сказал он.

— Да, — ответил Большой Райс, который все еще кружил вокруг Проберта. — Почему бы мне не быть таким же подлым, каким ты был в Блэквуде? Вставай, ты, корова, я тебя разделаю получше, чем на бойне в Кармартене.

— Ловко отец расправляется с «шотландскими быками», а? — ликовал Мо.

В эту минуту открылась дверь и вошел Идрис Фор-мен. Райсу Дженкинсу он был едва по плечо. Он с первого взгляда понял, что здесь происходит.

— Никак Дай Проберт? Опять за свои штучки взялся? — сказал он, обращая к нему маленькое морщинистое лицо, потом повернулся к Райсу. — Силы много, ума мало, невелика потеря для союза, хоть бы вы и убили друг друга. А ну, марш к стойке, выпейте вместе да послушайте умных людей. — И сердито замахал руками. — И вы все идите к стойке!

— Эх, жаль, — прошептал Мо. — Как из него кровь полила — еще бы минута, тут бы ему и крышка. Ну да ладно, доберемся до него после речей. Сегодня у нас гости, видишь? — спросил он, показывая большим пальцем на дверь.

— Гости?

— Твоя сестра! — прошипел Мо. — Гляди.

Крепко прижимая к себе собачонку, я глядел, как вслед за Беннетом в трактир вошла Морфид. Ее лицо было бледно и грустно; она казалась необыкновенно красивой в пышном черном платье, с голубыми лентами в волосах. Отец прав, подумал я, она пропала: одно дело произносить политические речи у себя дома, а другое — выступать с ними на людях, когда жандармы прилипли ушами к замочным скважинам, а под полом притаились хозяйские шпионы.

Идрис Формен вскочил на стул.

— Господа и дамы, — начал он. — Поскольку сегодня в обществе большой день, я привел гостя из Нантигло — представителя Национального союза рабочих классов, и прошу дать ему возможность высказаться. Ибо независимо от того, за что вы проголосуете — за общество взаимопомощи или за союз, — ясно одно: пора нам всем объединиться под одним флагом. Так что прошу его внимательно выслушать.

Он соскочил со стула, и на его место встал Беннет, готовый к бою. Со всех сторон орали и шикали: мало нам, дескать, англичан — управляющих, сборщиков налогов, учителей и проповедников, они еще в друзья навязываются.

— Катись на север и займись своим делом в Ланкашире! — крикнул Райс.

— Дайте человеку высказаться! — взревел Идрис.

Наступила благопристойная тишина — Идриса все уважали.

— Господа, — начал Беннет, — как вам уже сказал Идрис, меня послали ваши английские братья, чтобы добиться объединения рабочего класса под одним флагом…

— Ну да, — бросил Оуэн Хоуэллс, — под красным; катись ты ко всем чертям — приходят тут всякие и начинают вмешиваться в наши внутренние дела.

— Нет, под белым, — сказал Беннет. — А когда он станет красным, я первый плюну на все эти переговоры. А что до ваших внутренних дел, то у вас их нет, да и никогда не будет, пока вы тут сидите и скулите об эксплуатации. Вы думаете, только вам плохо? Черт, когда бы так, союзу и делать было бы нечего. Рабочих эксплуатируют по всей стране — на севере, юге-востоке и западе, во всех ее уголках. Зло, порожденное троном и церковью, царит в наших городах так же, как и в ваших, но мы-то изготовляем оружие, чтобы с ним бороться, а вас только на то и хватает, чтобы платить пенсы в общество взаимопомощи.

— Это оскорбление! — возмущенно крикнул Диг Шон Фирниг.

— Заткнись! — рявкнул Идрис. — Это правда.

— Правда или нет, — с довольным смешком проговорил Большой Райс, — это подстрекательство к бунту. Толково. А ну продолжай, англичанин.

— И продолжу, — отозвался Беннет. — Трон стакнулся с церковью, а церковь стакнулась с дьяволом. Пока епископы болтают о святости монаршего сана, этот монарх транжирит богатства, созданные трудом голодных детей. Замечательный союз! А потом монарх благословляет епископов и жалует им дворцы, построенные на доходы с проституции. Короче, короля — на плаху, а этих дьяволов церковников зажарим живьем, как вы некогда делали в старом Кармартене.

— Силы небесные! — проговорил Оуэн Хоуэллс.

Тут все члены общества сразу стали серьезными: еще бы — не каждый день тебя в трактире открыто подстрекают к бунту. Стоило хоть одному слову из сказанного здесь проникнуть наружу, и Беннет подлежал повешению, колесованию и четвертованию.

— Вот-вот, — сказал Беннет. — Силы небесные. Давно пора кому-нибудь высказать правду вслух — достаточно ее в Уэльсе шепчут по углам. Слишком здесь много болтают потихоньку и слишком мало делают в открытую, и это в стране, которая породила Оуэна Глендовера. Позор! И уж очень вы себя жалеете — только не обижайтесь на мои слова, — вы же не единственные, кого эксплуатируют мои соотечественники. В Бристоле по-прежнему торгуют рабами, торгуют люди, которые истово молятся в церкви. Вы бьете своих детей, чтоб их не порол мастер на фабрике? Ваших малышей обливают холодной водой, когда они падают без чувств около машин? Ваших детей бьют и морят голодом на глазах матерей? Вот что происходит на фабриках Ланкашира. Держите вы кормилиц для малышей бедняков, потому что у голодных матерей нет молока? Нечего на меня таращиться. Становитесь на колени и благодарите Бога, что вы уэльсцы, что вы платите свои пенсы в это общество пьяниц, которое вы называете обществом взаимопомощи, а на остальных вам наплевать.