– Что я плохо воспитан. Я рад, что вы согласились. Вам понравится Холкрофт, а дед – чудесный старик.

– А Роберт? Он тоже приедет?

– Да. Скоро вы сами его увидите. Ну так что, давайте закроем мою контору и попробуем заняться чем-нибудь поинтереснее. Вы уже видели новые поступления в «Виктории Альберте»?


Я почти что закончила укладывать пожитки для Грижьера и уже не в первый раз с ужасом подумала, что ни за что не упихаю все в мою крошечную машину. Уперев руки в бока, я с неудовольствием глядела на гору коробок, но, говоря откровенно, мое раздражение объяснялось скорее необходимостью через три дня уехать, чем трудностями с укладкой вещей.

За окном послышался сигнал автомобиля, и, высунувшись из окна, я увидела, что Макс, задрав голову, смотрит на меня, сидя за рулем своего «Мерседеса» с откинутым по случаю хорошей погоды верхом.

Я с тревогой поглядела на часы как раз в ту минуту, когда раздался звонок в дверь.

– Клэр... – с расстановкой произнес Макс, окидывая взглядом сначала мои джинсы, а потом смущенное лицо. – Вы еще даже не начали собираться?

– Ох, простите, Макс, я совсем не рассчитала времени. Мне только переодеться, это всего одна минута.

– Ничего, – смиренно согласился он. – Дедушка, возможно, и не заметит, если мы задержимся на несколько часов. Ну, подумаешь – сгорят свечки на праздничном торте, ну глазурь смешается с воском...

– Макс! – возмутилась я, – это уже нахальство. Мне нужно всего-то пять минут. Чемодан я собрала.

Макс недоверчиво посмотрел на меня, я поспешила вверх по лестнице. Мне понадобилось десять минут, а не пять, но когда я появилась, Макс расплылся в довольной улыбке.

– Я потрясен, Клэр. Для вас это, вероятно, рекорд, и выглядите вы восхитительно. – Он смотрел на меня с явным одобрением, и я засмеялась.

– Мне приятно, что вам нравится, но у меня не все так благополучно, как вам кажется, я не смогла справиться с крючками на платье. Вы не могли бы помочь?

Я встала к нему спиной, и его пальцы легонько прошлись по моей коже, пока он, умело соединив спинку платья, застегивал крохотные крючочки. От его прикосновений мне почему-то стало жарко, и я ощутила нервную дрожь.

– Готово.

– Спасибо, – сказала я, поспешно поворачиваясь к нему лицом.

– Поехали, Клэр, – попросил Макс. – Мы действительно опаздываем.

Вырвавшись из потока лондонских машин, мы выехали на шоссе, шедшее на юго-восток. Где-то через час дорога стала совсем свободной, и мы ехали почти одни. Чем дальше мы оказывались от города, тем реже попадались нам дома и тем больше становилось расстояние между ними, а за окном чередовались длинные полосы земли, то черной, только что распаханной, то уже покрывшейся нежно-зелеными всходами. Я успела заметить, как два сокола устремились вниз, преследуя добычу, а мои мысли, рассеянно перескакивая с предмета на предмет, неизбежно возвращались к Максу. Мне было очень любопытно узнать, о чем он сейчас думает. Макс был молчалив. Возможно, и он был озабочен предстоящим отъездом из Англии? У него была давнишняя договоренность о том, что он прочтет курс истории искусств во Флоренции, который должен был занять три недели. Нам оставалось провести вместе последние два дня.

Машина неслась вперед, и ветер трепал мои волосы. Я смотрела на резко очерченный красивый профиль Макса. Он уверенно держал руль и сосредоточенно следил за дорогой. Я откинулась на подголовник, закрыла глаза, и передо мной замелькали события, произошедшие с того дня, когда я впервые его увидела. «Друзья, – как он сказал, так и получилось, добрые друзья, – подумала я. – А в общем-то он славный, мне с ним хорошо».

И все же, чем лучше я узнавала этого человека, тем большей загадкой он для меня становился. Дело было не в том, что он от меня что-то скрывал. Когда я просила его рассказать о себе, он отвечал честно и прямо, но был все же скорее немногословен. Я чувствовала, что он умалчивает о чем-то важном, и не знала, как спросить. Для меня оставалось загадкой, отчего он часто бывает тревожен, задумчив или ни с того ни с сего становится язвительным. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что то, что я принимала в нем за цинизм, было глубокой, незаживающей раной, слишком плохо затянувшейся, чтобы можно было разглядывать ее при ярком свете. Макс был чувствителен и многое воспринимал слишком остро, а потому предпочитал прятать голову в песок, как большинство смертных. Но я тогда этого не понимала. Тогда я еще очень многого не понимала.

Я почувствовала, что машина замедляет ход, и, открыв глаза, обнаружила, что мы поворачиваем на узкую проселочную дорогу. Нас заливал солнечный свет, пробивавшийся сквозь верхушки деревьев, а зелень живых изгородей, мелькавших мимо нас, подчеркивала великолепную желтизну полей, расцвеченных посевами рапса. Макс покосился на меня.

– Вы спали? Мы уже почти приехали.

Он кивнул в сторону холма, который высился над блестящей поверхностью воды, испещренной маленькими белыми гребешками. На вершине холма стоял дом, при виде которого у меня захватило дух. Он был построен из желтовато-коричневого камня в виде длинного прямоугольника, И Я не сразу заметила, что два более низких крыла тянулись от заднего фасада прямо к океану. В длинных рядах окон отражались лучи садящегося солнца, отчего создавалось впечатление, что дом светится изнутри.

– Макс! – воскликнула я, – так это и есть Холкрофт? Какая красота!

– Вам нравится? – радостно спросил он, въезжая в кованые железные ворота и без труда поднимаясь на холм. Мы сделали два не слишком крутых поворота и оказались на подъездной дорожке между большой лужайкой и гладким как стекло прудом.

– Слушайте, почему вы не предупредили меня, что мы едем осматривать исторический памятник? Не хотели выдавать секрета?

– Разве? По-моему, я был довольно откровенен.

Остановив машину, Макс легко выскочил из нее.

Мы подошли к главному входу, перед которым с обеих сторон были большие клумбы с многолетними цветами, правда немного заглушенными сорной травой. Заметив, что я обратила на них внимание, Макс застенчиво улыбнулся и произнес:

– Садовник перед вами.

– Ох, Макс, вот уж не подумала бы! Меньше всего вы похожи на садовника.

– По-моему, цветы тоже так считают. Я обожаю это занятие, хотя бываю здесь слишком редко, чтобы как следует за ними ухаживать.

– Неважно, здесь... – я не договорила, потому что дверь неожиданно распахнулась, и нам навстречу вышел человек такой же темноволосый, как Макс, и примерно того же возраста. То, что они родственники, не вызывало сомнений. Значит, перед нами был Роберт. Он сделал несколько шагов нам навстречу. Походка у него была такая же стремительная, как и у Макса, но в нем не ощущалась характерная для первого легкость. Напряжение, с которым он держался, плохо сочеталось с небрежно брошенными словами:

– Макс, ну наконец-то.

– Вот и мы, – ответил Макс без особой теплоты. – Это Клэр Вентворт. Клэр – мой двоюродный брат, Роберт.

– Здравствуйте. – Роберт пожал мне руку, но был рассеян и обращался по-прежнему к Максу. – Привет, входите побыстрей. Дед давно ждет.

– Как он? – с тревогой спросил Макс. – В общем-то ничего, немного беспокоился, как вы доедете.

Я снова ощутила в его тоне настороженность. Было ясно, что эти двое не особеннопривязаны к друг другу.

– В таком случае, не будем больше заставлять его ждать. – Макс взял меня под руку, и мы вошли в дом.

Широкая лестница, ведущая на второй этаж, прямо из холла, отделанного на манер шахматной доски квадратами мрамора, заканчивалась большой площадкой, рядом с которой находился небольшой лифт. Направо от входа стояли старинные часы с инкрустацией и позолоченным циферблатом, и вообще повсюду было много старинных вещей, как мне показалось, в основном итальянского происхождения. Все это я успела разглядеть за те несколько мгновений, что мы шли через холл в гостиную, и с радостью подумала, что Макс наверняка покажет мне все, что здесь есть интересного.

– Они приехали, дед.

Роберт отошел в сторону, а Макс быстро пересек комнату и наклонился, чтобы поцеловать старика, сидевшего в инвалидном кресле с накрытыми пледом коленями. Выглядел он изможденным и дряхлым, но голос у него был, как у Макса и у Роберта, глубокий и низкий, и поприветствовал он меня очень радушно.

– Клэр, милая, я ужасно рад, что вы согласились принять участие в нашем скромном семейном празднике. Как вам понравилась дорога?

– Она чудесная, особенно когда подъезжаешь. Дом стоит в самом красивом месте.

– Это верно. Наш предок, Максвелл Лейтон, построил его в конце семнадцатого столетия. Конечно, с тех пор многое изменилось, но вы должны обязательно потребовать, чтобы Макс показал вам приходскую церковь четырнадцатого века. Это здесь самое любопытное.

– Я с удовольствием посмотрю.

– Я прослежу, чтобы завтра он непременно вас туда сводил. Итак, Макс, мой мальчик, рассказывай, что у тебя нового.

Обстановка за обедом была более непринужденной, чем встреча возле дома, но все же и тут не ощущалось семейного тепла, к которому я привыкла.

Столовая, где мы сидели, была огромной и с очень высоким потолком, украшенным лепниной. На висевших на стенах портретах, вероятно, были изображены предки, отрешенно поглядывавшие на нас, будто то, что происходило сейчас в этой комнате, не имело к ним никакого отношения. Я узнала, что отец Макса был старшим сыном в семье, а его младший брат, тоже умерший несколько лет назад, был отцом Роберта.

Мне стало грустно, когда я подумала, что эти трое сидевшие за столом – все, что осталось от некогда большой семьи.

Мы уместились за одним концом длинного стола в стиле королевы Анны. Дед Макса оставался по-прежнему в своем кресле, и я решила, что он, вероятно, прикован к нему уже много лет. Он был заметно немощен. Его руки, красивой формы, но слабые и безжизненные, густо покрытые выступающими венами, немного подрагивали, когда он ел, и, чтобы ими владеть, ему явно требовалось усилие. Но, несмотря на слабое здоровье, ум у него оставался ясным. 3а мягкостью манер скрывались наблюдательность и чуткость. Он не потерял интереса к людям.