Выслушав мудрые советы и в конце концов тут же выбросив их из головы, Валентина накрасилась по старинке, надела на шею вместо шарфа яркий шелковый платок, загрузила в сумку несколько баночек с огурцами, отдельно упаковала холст со своим портретом и подалась на выход.

Конечно, было бы намного легче, если бы ей помогал Мефодий, но его она с самого утра отправила в гараж – пусть совершенствует свое мастерство, вдруг придется рисовать самого мэра города! А что? Очень даже может быть, главное – хорошая реклама! А уж этим-то займется Валентина лично!

Когда она появилась на своем месте, все подруги были уже в сборе. Они тоже по-своему подготовились к ее приходу – уже успели разложить свой товар и даже не слишком зазывали покупателей, чтобы не отрываться по пустякам, когда придется оценивать творчество Валиного супруга.

– Валентина! Чего ж ты так долго? – не вытерпела Михална. – Мы уж тут сгораем от нетерпения.

– Сейчас, девочки, все покажу… – торопливо раскладывала товар Валентина, пытаясь как можно дольше сохранять интригу. – Сейчас… Только вот огурчики поставлю…

– Да нет у нее ничего, чего вы ее слушаете, – поджала губы Павлина Марковна. – Или небось где-то усмотрела в журнале тетку, на себя похожую, вырезала, сейчас хвастаться начнет.

Валентина только улыбнулась улыбкой Джоконды – она теперь специально тренировалась так улыбаться, будто ты все знаешь, а никто об этом не догадывается.

– Вот! – наконец достала она холст, свернутый в рулон. – Глядите.

И подруги побросали свои лотки, подбежали к ней, и на некоторое время повисла пауза.

– Чего вы онемели-то? – обиженно спросила Валентина. – Давайте, говорите. Не можете, так просто в ладошки похлопать можно.

И девчонки захлопали. Сначала неуверенно начала Татьяна, а потом… потом уже хлопали все, включая даже незнакомых покупателей.

– Валентина-а-а! Ну вылитая ты! – качала головой Наташа. – И помада такая же!

– А собаки-то, собаки! – восхищалась Михална. – Прямо как живые!

– Простите, – вклинился какой-то дядечка. – А нельзя ли у вас купить… вот это? Можно не всю картину, а только собачек вырезать. У меня жена просто с ума сходит по таким зверушкам.

– Сам вы! Зверушка! – оскорбилась Валентина. – Вы думаете, чего несете? Буду я из-за вашей жены себя кромсать!

– Да уж, Валенька, ты тут всю картину испортила, – фыркнула Павлина. – Как бы хорошо было – вазочка, коврик и собачки. Так нет же – и тут вклинилась!

– Да что вы такое несете, Павлина Марковна! – накинулась на женщину Татьяна. – Да разве же можно? Это ж… Это ж ее муж рисовал!

– А получилась ведь как живая! – поддержала Татьяну Михална. – Вы посмотрите, она же точно так же улыбается! Валентина Адамовна, улыбнитесь… Нет, ну не так, чего вы все зубы выставили? Вы, как здесь, улыбайтесь… Ну ладно, не надо.

– Да я же говорю – похожа! – шумели девчонки.

– А сколько стоит, чтобы меня вот так нарисовать?

– Девочки, это очень дорого, – важно вертелась во все стороны Валентина. – Это же вам не автограф поставить, это же искусство!

И называла цену. Девчонки ахали и прикрывали рты.

– Совсем одурела, – сквасилась Павлина. – Да за такие деньги не то что портрет, самого художника купить можно!

– Вот и купи! – отвечала Валентина. – А ты как хотела? Чтобы мой Мефодий тебя по большой дружбе рисовал? Даром только блохи, милая моя. А не хочешь, так пусть тебя твой рисует! Могу себе представить, что это будет за портрет!

И все же парочку клиентов Валентина Адамовна нашла. Одна была молоденькая девчонка в длинной норковой шубке. А другой был толстый дядька, который пообещал перезвонить и заказать портрет своего директора.

Валентина аккуратно записала их телефоны, продиктовала свой и была совершенно довольна.

Вечером она с упоением рассказывала о том, как на нее смотрели подруги, что говорили и как медленно сходила с ума от зависти Павлина.

Теперь каждое утро она бежала на рынок, вывешивала полотно, и только потом начинала торговлю. Девчонки торговали не каждый день – кто-то только по выходным, кто-то по четвергам и пятницам, Павлина и вовсе теперь выходила редко – ощущалось приближение весны и вязаные носки люди брали неохотно. Но Валентина и дня не пропускала. Теперь она была не просто рыночная торговка, она была… как же это правильней сказать… Продюсер своего мужа? Или, скорее, директор? Да! И не надо этого стесняться!

И дел у нее заметно прибавилось. Надо было не только разрекламировать полотно известного художника – а Мефодия она теперь называла только так, – но и как-то сбыть еще и свой товар.

К тому же Валентина загорелась идеей непременно поменять мужу гардероб. Одно дело, когда супруг работает слесарем – здесь и старенькие фланелевые рубашечки сгодятся, и совсем другое, когда он у тебя талантливый художник!

Сразу же после обеда Валентина затаскивала сумки с товаром домой и бежала по всем секонд-хендам, выискивать Мефодию подходящий наряд.

В один из дней ей попался на глаза блузон изумительной красоты – то есть именно так должен быть одет настоящий художник. Блузон был темно-вишневого цвета, из бархата, свободного покроя и хорошей длины. Правда, на нем висел ярлык, что это «блуза женская», но такая мелочь, конечно же, роли никакой не играла. К бархатному блузону требовался берет, чтобы так на одном ухе свисал, но его Валентина покупать не стала. У нее еще с девичьих пор где-то такой валялся. А вот кусок легкой материи для банта, она не поленилась, приобрела. И вечером ждала мужа из гаража с большим нетерпением.

– Мефодий! У меня для тебя подарок! – с придыханием сообщила она. – Мой руки и… и пойдем.

– А ужин готов? – как-то был не готов к сюрпризам Мефодий.

– Ужин никуда не денется, и собак не трогай, я их уже выгуляла, говорю же – пойдем скорее, – торопила Валентина. – Между прочим, сегодня придут Володя с Машенькой, они тоже полюбуются.

Валентина завязала мужу глаза старым шарфом и торжественно завела в гостиную, где на кресле были разложены обновы.

– Вот, – выдохнула она и сорвала повязку с глаз мужа. – Нравится?

Мефодий стоял прямо перед новыми вещами и должен был восхищаться. Он прямо по выражению лица жены понял – должен!

– Валя, мне кажется… – серьезно отнесся к этому делу Мефодий. – Мне кажется, очень недурно. Правда цвет этого балахона я бы выбрал посвежее… Он тебя не будет немного того… старить? Цвет темноватый. Да и… мне кажется, она маловата немного.

– Какого балахона, Мефодий? Блузона, ты хотел сказать!

– Да-да, я вот про эту… штуковину.

– Почему эта штуковина меня будет старить? – удивилась Валентина. – И вообще, как можно состарить еще не старую женщину? И потом, почему маловата? А я боюсь, как бы она велика не была.

– Это да, – счел нужным согласиться Мефодий, поглядывая на кухню.

– Ну, примерь, – не унималась супруга. – Дети придут, а ты уже и в новом наряде. Снимай свою рубаху, надевай блузон. Я помогу.

– Я-а?! – вытаращил глаза Мефодий. – Ты это… Ты мне это купила?!

– А кому же? – растерянно моргала Валентина. – Мне-то куда? Тебе это. Я же видела в фильмах – все художники так ходят. В таком вот балахоне, на голове беретик… Мефодий, беретик примерь. Гляди, как хорошо сохранился, как новенький! Вот раньше фетр был! Тут немного моль почикала, сюда не смотри. А вот так, на головку, на бочок…

– На какой бочок! – махал руками Мефодий. – Клоуна тут из меня делает! Да не надену я это убожество! Сейчас, между прочим, все художники ходят в… в новых фирменных джинсах и свитерах от Армани!

– Знаешь что! – уперла руки в бока Валентина. – А вот Рафаэль никогда никакого Арманю не носил! И рисовал чудесно! Вот с кого брать надо пример! А сейчас… Сейчас, конечно, все ходят в джинсах, зато и ни одного художника никто не знает! Я за это столько денег отдала, а ты померить не можешь! Надевай, или… или не буду больше выгуливать Люка! А он, между прочим, только-только терпеть научился! Надевай!

Мефодий взглянул на щенка. Чего и говорить – парень подрос, шерстка вон какая чистенькая. Животик мячиком, глазки блестят. Ходит за ним Валентина. Даже Боника на второй план отошла.

Неужели ему трудно померить этот бабский балахон? Валентина же старалась, выискивала…

Потрепав собаку по загривку, тяжко вздохнув, Мефодий сдался.

И уже через минуту вокруг него порхала абсолютно счастливая жена, повязывала на шее невыносимый капроновый бант, да еще и прилаживала на макушку дырявый беретик.

– Мефодий! Ты вылитый… Шишкин! Репин! А еще… Леонардо да Винчи с Рафаэлем!

Валентина и еще бы могла перечислять гениев, но, к глубокому ее стыду, на этом ее познания закончились. Больше художников она не знала, но на всякий случай решительно добавила:

– И Шнобель!

– Врубель, Валя! – поморщился Мефодий. – Врубель!

– Не капризничай, – махнула рукой супруга и взвизгнула от удовольствия. – Мефодий! Я тебя просто обязана сфотографировать! Наши девчонки обалдеют!

– Ни! За! Что! – испуганно вытаращился Мефодий. – Я лучше застрелюсь!

В это время в прихожей раздался звонок, собаки кинулись к дверям с оглушительным лаем, но Валентина успела схватить Люка.

– Мефодий, сходи, открой, пока не застрелился. А я Люка подержу, он стал выбегать в подъезд.

Пришли Володя с Машей.

– Ого! – сразу же оценил сын. – Пап, а ты чего в Леопольда нарядился? Какой-нибудь костюмированный благотворительный вечер?

Мефодий с рыком кинулся переодеваться.

– Володя! Ну кто тебя за язык тянет? – укорила мужа Машенька. – Может быть, просто Мефодий Сидорович решил поднять настроение супруге, нарядился клоуном и будет ее веселить? Может быть, у них ролевые игры, а мы…

– А вы просто темные люди! – вышла из гостиной Валентина с блузоном в руках. – Неужели не понятно – Мефодий в кои-то веки оделся согласно своему статусу, а вы!..

– Только попробуй сказать, что у него статус клоуна! – прошипел в ухо жене Володя, а матери добавил: – Мам, сейчас такие люди… Они не поймут. Лучше купи ему джинсы и свитер. Свитер можно связать самой.