Маргарита Южина - Портрет супруги слесаря

– Валентина, я забыл тебе сказать… Еще вчера у нас на работе было собрание. Наш ЖКО потерпел переустройство… претерпевает переустройство… и поэтому образовались некоторые сокращения.

Валентина смотрела на него, как на начальника этого самого ЖКО – снизу вверх.

– Не волнуйся, Мефодий. Ты прекрасный специалист, и тебя ни за что не сократят!

– Я не волнуюсь, Валентина, – кивнул муж. – К тому же меня уже сократили – зачем волноваться?

Валентина звучно охнула и прикрыла рот ладонью.

– Но! Валя! – уверенно продолжал супруг. – У меня целый список моих личных клиентов, который просто не дадут нам умереть с голоду.

– Ты будешь работать за еду? – наивно поинтересовалась жена. – Нет, Мефодий, я просто любопытствую. Если раньше с тобой расплачивались просто спасибами, да еще поцелуями в область воротника, то теперь…

– Валентина, теперь все пойдет по-другому. Я принял решение.

– И правильно, – неожиданно поддержала супруга. – Тем более что вам в этом ЖКО в последнее время и вовсе почти не платили. В конце концов, у нас есть семейный бизнес – будем вместе торговать помидорами. Ты уже все там зна… Мефо-о-о-одий! – сообразила вдруг Валентина. – Ты не будешь торговать помидорами! Ты будешь художником! То есть… Давай! Дорисовывай свою вазу, завтра я понесу ее продавать. Только ты красочками-то все же раскрась. Люди хотят яркой жизни. И… еще знаешь что, сунь в вазочку хоть парочку цветочков. Все поживее будет.

– Валентина! – неожиданно рявкнул Мефодий. – Я напоминаю – глава семьи я! Поэтому… голодать мы не будем. Я обещаю.

– Сам, что ли, картинами торговать будешь? – не поверила супруга.

– Я не буду торговать. Я буду… работать!

На этом разговор про художества закончился.

Вот уже несколько дней Валентина с еще большим усердием торговала собственными консервами, а Мефодий оставался дома. Может быть, он и позволял себе куда-то отлучаться, но к моменту прихода супруги в доме всегда была приготовлена еда, собаки были выгуляны, а сам Мефодий сидел возле компьютера. И только когда Валентина усталая приходила с рынка, он вдруг поднимался и тоном, не допускающим возражений, сообщал:

– Валя, я в гараж.

Гараж был недалеко от дома, и раньше Мефодий так часто туда не бегал, а сейчас проводил там все свое свободное время. И это Валентину не могло не насторожить.

– Маша, – наконец позвонила невестке Валентина. – Маша, вам снова надо прийти к нам на ужин.

Ребята уже перебрались к себе, но Валентине так надо было кому-то рассказать про свои опасения, так хотелось кому-то поплакаться, что терпеть она больше не могла. Пусть же хоть один вечер Мефодий побудет дома. А если придут ребята, он не сбежит.

– Я сейчас приду, – немедленно отозвалась Маша. – А Володе вы сами позвоните, пусть с работы сразу к вам.

Так и сделали – Валентина сразу же позвонила сыну и пригласила в гости. Заодно попросила, чтобы сын сам позвонил отцу, пусть тот тоже пораньше придет.

А пока мужчины добирались до дома, у женщин вполне хватило времени, чтобы обсудить свои нелегкие женские дела.

– Ну ты посмотри, что делает, а? – шмыгала носом Валентина. – Я уж и так, и эдак, а он… Маша, после моего дня рождения его как подменили! Мефодий совсем перестал со мной играть, не кидает меня в сугробы! Стихи… Маша! Если бы ты знала, какие стихи он мне писал! Такие нелепые, глупые такие, и рифмы в этих стихах иногда не было… и смысла тоже. Но, Машенька! Это были самые лучшие стихи в моей жизни! Только я этого не понимала.

– Ничего, – успокаивала свекровь Маша. – Вот они придут, и мы… Мы попросим Мефодия Сидоровича, чтобы он нам стихи почитал.

Валентина радостно блеснула глазами:

– Маша! Как же хорошо ты придумала! Обязательно попросим! Пусть почитает.

В это время Володя уже был у отца в гараже.

– Пап, я за тобой, – прошел он к отцу в маленький отсек, который был оборудован под мастерскую. – Ого! Вот это да-а!!!

В маленьком уголке, на сломанном стуле, который играл роль мольберта, стоял портрет Валентины.

– Пап! Ну ты даешь! Это ж… шедевр! – восхитился сын. – Это масляные краски, да? А чего ты здесь рисуешь? Дома бы красил.

– Дома нельзя. Здесь же такой запах, – объяснил Мефодий Сидорович и вздохнул, глядя на портрет супруги. – Не получилось.

– Что не получилось? – не понимал сын. – Мама не получилась? Да что ты! Прямо как живая! Знаешь, как похожа! Здесь даже лучше!

– Не получилось, – упрямо твердил отец. – Нет света. И жизни нет. Искорки какой-то не хватает.

– Всего хватает, пап! Бери свое произведение, и пойдем уже домой, нас к ужину заждались.

Мефодий вяло стал собираться. Тряпкой вытирал руки, что-то перекладывал с места на место… В конце концов Володя не выдержал.

– Пап, да что с тобой такое? Тебя в последнее время как подменили. Случилось чего?

Отец вяло махнул рукой:

– Чего тут может случиться?.. Где же у меня тут чистое полотенце?

– Нет, батя, так не пойдет, – вдруг решительно поднялся сын, вышел к своей машине и вернулся уже с бутылкой водки и с каким-то пакетом. – Вот. Купил на сегодняшний ужин, но думаю, нам сейчас можно. Как думаешь?

– Так ведь закуски нет.

– Есть, – успокоил сын. – Это, правда, не мамин ужин, но закусить можно. Где у тебя стаканы? Доставай… Меня Маша попросила купить колбаски и сыру к столу, вот сейчас мы ими и закусим…

Расположились на капоте отцовской машины.

– Ну, давай, батя… Только я пить не буду, за рулем, сам понимаешь. Но я водички… Где тут у меня минералочка? Ага, вот. За встречу!

– Может быть, и мне тогда не пить? Зачем? По какому поводу-то? – неуверенно протестовал отец, но сын удивленно пояснил:

– За встречу! – и тут же успокоил: – Пей, пап, мы немножко.

Немножко вылилось в пять рюмок, и только потом Володя, сунув отцу отломленный кусок колбасы, заговорил:

– А вот теперь, пап, давай рассказывай, чего случилось? Я ж вижу – ты сам не свой. Маме ничего не скажу. Может, вместе чего и придумаем.

Отец еще был не совсем готов к разговору, но после следующей рюмочки вытер рот рукавом и выдохнул:

– Ох, и запутался я, сын. И сказать кому-то совестно, и в себе носить…

Володя заботливо пододвинул к Мефодию Сидоровичу сыр:

– Говори, будем распутывать. Только все с самого начала.

– Ага… с начала… – послушно кивнул Мефодий.

Помолчал некоторое время, а потом начал рассказывать.

В общем-то, рассказ был банальный, но каждый раз, когда такое случается в твоей семье, кажется, что рушатся стены.

Оказалось, что в тот вечер, когда отмечали день рождения Валентины и когда она так легкомысленно позволила своему мужу уйти неизвестно куда, Мефодий огорчился до невозможности. Он чувствовал себя настолько обиженным и униженным, настолько никому не нужным, что твердо решил покончить с жизнью. Нет, не совсем, а с той, с прошлой. Где его ни во что не ставят, где никто о нем не заботится, а самый любимый человек его вовсе даже и не любит, как выяснилось спустя десятилетия. Он уйдет! Совсем! Сначала в гараж, а потом… Да что он, не знает, куда уйти, что ли? Нет, не знает… Куда идти? К кому? И именно сейчас так хотелось с кем-нибудь поговорить по душам, рассказать, какой он хороший, а никто об этом даже не догадывается. Но рассказать было некому. Единственный друг, Николай, и тот был сейчас у них дома, да и повел он себя совсем некрасиво…

Сидел Мефодий долго, даже уже начал подмерзать на скамеечке возле чужого подъезда. Пришлось подняться и подобрать газетки с объявлениями – такие раскидывают во всех подъездах пачками. А потом этими же пачками жильцы терпеливо выкидывают их на улицу. Сейчас возле дверей подъезда как раз лежала такая вот кипа.

Мефодий подобрал газеты, несколько штук подложил на скамейку, а одну взял полистать – все равно делать нечего. Сначала, как и следует профессионалу, прошелся по объявлениям, где требовались услуги сантехников, даже вырвал себе кусочек с номерами телефонов. Потом его взгляд переключился на знакомства. Однако знакомства были какие-то уж чересчур вызывающие: «Белая, пушистая киска скрасит одиночество старому, богатому коту». На кота, тем более на богатого, он никак не тянул. Или же: «Ты одинок? Но ты еще полон сил и любви? Я жду тебя, мы найдем, чем заняться!» Ага, стало быть, он дамочку ни разу не видел, а уже сегодня же к ней постучится и скажет: «Я по объявлению, куда мою любовь будем пристраивать?» Были и какие-то скучные: «Мужчины, которые умеют закручивать банки, требуется ваша помощь. Ну и замуж можно», или «Я – красивая, веселая, молодая, интересная женщина. Требуется немолодой, некрасивый, нудный, неинтересный мужик для моей свекрови!» Нет, в знакомствах ничего нужного не нашлось. А вот в следующей рубрике… «Сниму любую печаль с вашего сердца. Адианиз». Ниже – номер телефона и предложение звонить в любое время суток.

По большому счету Мефодию в такой поздний час было бы неловко идти к женщине, а вот с мужчиной бы он поговорил. Может быть, этот Адианиз тоже много натерпелся, если даже по объявлениям людям помогает. Как бы там ни было, Мефодий набрал номер.

По телефону ответил сонный женский голос:

– Да?

– Я вот… по объявлению, – начал было Мефодий, но дальше ничего сказать не успел – трубка все сказала за него:

– У вас неприятности? Вам одиноко? Вы хотите поделиться печалью? Я вижу вашу ауру, я чувствую на ней темные пятна горечи. Я вас жду, записывайте адрес.

Теперь тот же голос был бодрым, уверенным и даже немного радостным. Адрес Мефодию специально повторили несколько раз, а потом бросили трубку, сказав: «Я вас уже жду».

Мефодию было неловко. Ехать никуда не хотелось, он уже и пожалел, что позвонил, но и отступать было поздно – женщина будет сидеть, ждать его всю ночь, некрасиво-то как получится. Или еще звонить начнет – телефон же, наверное, высветился. И чего ей тогда говорить?