Его мозг отказывался признать рациональность слов жены. Он не поверил ни слову. Но все-таки заноза осталась. Вонзилась в сознание и не хотела вылезать, своими шевелениями доставляя ощутимую боль.

В детстве Леша панически, до судорог боялся потерять маму. Он вскакивал ночью, потому что ему регулярно снилось, будто она умирает.

С ревом бежал в ее спальню и прыгал на кровать.

Теплое, живое мамино тело, ее приговаривание: «Тихо, тихо! Все хорошо, мой мальчик! Ложись, я тебя обниму… Вот так! Все хорошо! Закрывай глазки, спи…» — были минутами подлинного счастья. В полусне, в полубреду, после кошмаров и страхов — тепло самого дорогого и сильного человека, живого и невредимого. Ничто не может с этим сравниться.

Когда он подрос, сны не прекратились, даже стали изощреннее и страшнее. Мама умирала тысячами способов — подвешенная злодеями на виселице, расстрелянная автоматными очередями, заживо погребенная в земле, изрубленная мечами…

Леша просыпался в холодном поту. Очень хотелось броситься к ней. Но то был подростковый период, когда он, начитавшись книг о мужественных людях, воспитывал волю. Лежал, кусал губы, плакал и не разрешал себе броситься к маме. Он не маменькин сынок! Он перестал называть ее мамочкой, выискивал новые имена. Был временами груб и несносен. Мама злилась и не понимала, как тяжело ему рвать самую дорогую связь.

У друзей тоже были мамы, нормальные, добрые.

Но с его мамой никто не мог сравниться. Чем больше он вырастал, тем лучше понимал это. Больно рвалась детская связь и зависимость, но на их место заступало сознание абсолютной уникальности мамы. Она могла дурачиться, вступить в сражение с главными снарядами — подушками, могла придумывать небылицы про странных маленьких человечков, которые готовят манную кашу, пока все спят, могла отмахиваться: уйди, не мешай! — не в силах оторваться от книжки. Он потом пробовал читать те книжки и не мог понять, чем они интересны. Ненавидел писателей, отнимавших у него маму. Помнил имена некоторых «врагов». Айрис Мердок, например. Страницы плотного текста, без абзацев и черточек диалога, все про какие-то чувства, долго и нудно. Но мама, как только заполучит новую книгу Мердок, считай, пропала для сына.

Все говорили, что его мама очень красивая. Лешка пожимал плечами: самая красивая она была, когда никто, кроме него, не видел. Когда смеялась, щекотала его и делала «козу». Когда носилась за ним по квартире, изображая Петьку или Анку-пулеметчицу, а Чапаем всегда был Лешка. Он не знал исторических фактов и кино не видел, поэтому долго считал, что главными противниками смелого Чапаева были его ординарец и пулеметчица. Когда Лешка болел, мама читала ему книги, пила заодно с ним горькие лекарства и мерила температуру. Выигрывал тот, у кого температура ниже. Вначале Лешка все время проигрывал, а потом, к своей бурной радости, выигрывал и получал призовой мандарин.

На одни его вопросы мама отвечала долго и обстоятельно, на другие округляла глаза (ты не знаешь такой чепухи?), про третьи говорила, что ответ на них человек должен найти самостоятельно.

В глубоком детстве возникшее и никуда не пропавшее, хотя многое детское пропало и забылось, ощущение: он никогда не дорастет до мамы. Вот он уже сравнялся с ней по длине, стал на голову, на полторы головы выше… и не дорастал. Она всегда будет выше и мудрее. И всегда будет его опекать, даже девяностолетняя, старенькая и в глубоком склерозе.

Женившись, Лешка не только не отдалился от мамы, но в определенном смысле стал к ней ближе. Потому что с помощью Лики, тесного общения с женским телом и психикой понял хрупкость и легкую ранимость женщин. У них бывают заморочки, о которых в жизни не догадаешься, если открытым текстом не скажут. И еще их очень жалко, и Лику, и маму — точно у него панцирь броненосца, а у них тонкая пленка вместо кожи.

Леша позвонил отцу:

— Привет! Давно не виделись.

— Здорово! — обрадовался Сергей. — Приедешь? Только если насчет денег…

— Сам могу тебе занять! — брякнул Лешка и вспомнил, что в бумажнике последняя тысяча рублей.

— Не надо, — отказался Сергей, с трудом не поддавшись искушению одолжиться у сына. — Купи поесть чего-нибудь, если такой богатый. Пока! Жду!

* * *

На протяжении двадцатишестилетней жизни, из которой двадцать три были сознательными, отношение Леши к отцу несколько раз диаметрально менялось. От восторга перед его силой и способностью легко подбросить высоко к потолку до жгучей обиды, когда папа забывал свои обещания: забрать из сада, сходить в кино или на снежную горку, купить пистолет или машинку. От восхищения его умом и знаниями, когда они открылись малой частью, Лешу бросило в ненависть из-за страданий мамы, причиной которых служил отец.

Леша был маминым сыном не потому, что любил маму больше, чем папу, а потому, что она на все сто процентов своей души была поглощена сыном. А отец отводил только часть души, никогда полностью. Для мамы Лешка был самым главным человеком, для отца — просто сыном. Мама принадлежала Лешке всегда, а отец — изредка, когда ему хотелось повозиться с Лешкой.

Они вовремя съехали со старой квартиры, потому что Леша уже вступил на тропу открытой войны с отцом.

— Ты, конечно, очень умный! — презрительно кривился сын. — Физик, кандидат наук по биологии, лингвист и историк! Животноводством не хочешь заняться?

— Ты чего хамишь? — спрашивал отец.

— А мне интересно! Сидишь, журнальчики читаешь, по библиотекам ходишь, а мать в подвале этикетки на бутылки клеит. Хотя у нее, между прочим, тоже не одна извилина в мозгах.

— Я ее не заставлял!

— Но с аппетитом трескаешь продукты, которые она приносит!

— А ты хочешь, чтобы я голодал?

— Хочу! — с вызовом отвечал пятнадцатилетний Леша.

— Значит, так! — сжимал кулаки отец. — У меня есть два варианта ответа. Первый: выдрать тебя как следует. Второй: принять во внимание трудности вашего, молодой человек, пубертатного периода и не обращать внимания. Радуйся, что я выбрал второй вариант, и убирайся с моих глаз!

— Ой-ой! Испугался! — напрашивался Леша на скандал.

Отец злился, цедил сквозь зубы:

— Вот уж воистину — природа отдыхает на детях.

— Осмелюсь напомнить, — парировал сын, — природа отдыхает на детях гениев. Ты-то здесь при чем? Что гениального открыл или нашел?

— Не твоего ума дело! — Отец хлопал дверью, уходил, чтобы не сорваться.

И через минуту забывал о существовании сына.

Леша на сэкономленные на школьных завтраках деньги издевательски подписал отца на журнал «Паразитология». Провожал злым взглядом каждый кусок, который отец подносил ко рту.

И рассуждал о древнем философе, жившем в бочке. Диоген никому добра не делал, но ни от кого и не ждал участия. Справедливый дядька! Если тебе чуждо все земное, живи в бочке! Кстати, возле мусорки отличная бочка валяется. Можно сказать, однокомнатная бочка для творческой личности.

Мама стояла между ними, на линии огня. Успокаивала, стыдила, призывала к миру. Только благодаря нежеланию и неспособности обоих больно ее ранить не случилось окончательно разрыва или какой-нибудь пошлой сцены с мордобоем.

А когда отселились, отношения с отцом удивительным образом пошли на поправку. На профессиональных репетиторов денег не было, отец сам готовил Лешку в университет по трем предметам: физике, математике и литературе в форме написания сочинений. Каждый день приезжал в их новую квартиру на Шаболовке, и они занимались по четыре часа. В перерывах разговаривали. Отец знал не просто массу интересного, он умел эту массу систематизировать и найти незаметные парадоксальные связи. Будь это чужой дядя, Леша сказал бы, что дяде повезло с головой, как женщине с тремя грудями. Женская грудь в тот период Лешу остро волновала, больше, чем математика и физика, вместе взятые, а уж о русской литературе и говорить нечего.

Он приехал к отцу в Кузьминки и первым делом подключил компьютер к «Лаборатории Касперского» для проверки на вирусы. Так и есть!

Фантастика! Сто двенадцать вирусов! В этом весь отец! Пока ему вирусы не мешают, он с ними не борется. Тараканов на кухне вообще не замечает.

Одет в старый свитер — на груди дырочки, локти протерлись. Надо было привезти ему канареечный джемпер, тещин подарок. Как она себе представляла Лешу в птичьем оперении? А отцу все равно, в чем ходить.

Продукты Леша купил незамысловатые и на рубль мешок: гречневую крупу, мясную тушенку, недорогой чай и баранки. Сын, вытравляя вирусы из компьютера, бурчал как старик. Отец, приготавливая кондер из крупы и тушенки, с вдохновением юноши рассказывал о своих последних находках в эпистолярном наследии Ганди и Льва Толстого.

За ужином речь шла о научной работе Леши.

Хотя отец давно ушел от квантовой физики, а она от него еще дальше, задавая уточняющие вопросы, отец предметно въехал в суть проблемы. И даже подсказал одну идею, на первый взгляд абсурдную. Но над ней стоило помозговать!

— Сынок, — спросил отец, — ты ведь ко мне не компьютер чинить приехал? И не проведать? Если нужна квартира, только свистните, я уеду.

— Куда? — усмехнулся Леша. — На вокзал?

— Пусть тебя это не волнует.

— Квартиры меня действительно не волнуют. Батя! Такое дело… Предупреждаю: я сейчас начну нести бред. Но ты попробуй найти в нем хоть крупицу рационального. Это связано с мамой. Держись за стул, на котором сидишь. В общем, Лике взбрела в голову кошмарная и глубоко идиотская идея… конечно, это глупость… но Лика говорит, будто мама как бы… не упади… Моя мама беременная! Ха-ха-ха! — Леша натужно рассмеялся.

У отца вдруг словно застыло лицо. Несколько секунд он походил на собственную фотографию, сделанную в момент большой растерянности. Отец и не подумал улыбнуться шутке, смотрел серьезно и строго.