— Джереми… — начала Мэгги, глядя вдаль.

— Да? — Он выжидательно поднял брови.

— Может, ты захочешь поймать своего коня? По-моему, он убегает.

Герцог обернулся и увидел, что Король неспешной рысью двинулся к южному выгону, где паслись кобылы.

— Дьявольщина! Оставайся здесь. — Приказ был сопровожден жестом, каким йоркширские пастухи приказывают своим колли оставаться на месте. — Я сейчас вернусь.

— О, конечно.

Когда он повернулся к ней спиной, Мэгги тут же направилась к дому… Нет, она не бежала… трудно бежать, стягивая на груди расходящееся платье. К тому же она не хотела, чтобы Джереми решил, что она убегает от него… Она просто шла быстрым шагом. В тот момент отступление показалось ей наиболее разумной стратегией. Нужно привести в порядок не только платье… В голове у нее был полный сумбур, вызванный столькими непонятными ощущениями. Джереми Ролингз, ставший таким же мужественным и сильным, как деревенские кузнецы, которыми она восхищалась издали… Джереми Ролингз, глядевший на нее с вожделением в глазах, которые она всегда считала тусклыми, а теперь они сверкали, как материнский серебряный чайник. Джереми Ролингз, который был выше ее ростом!

Что сделалось с ее привычным миром?

Сразу переварить все эти изменения Мэгги просто не могла. Она привыкла к тихой сельской жизни и не знала, как реагировать на подобный поворот событий. Ей нужно время на размышления, чтобы прийти в себя, чтобы решить, как справиться с потрясшим ее открытием, — она испугалась Джереми Ролингза.

Но попытка улизнуть не удалась. Едва завернув за угол трехэтажного дома, она услышала свое имя. Боже! И голос у него изменился! Мэгги замерла, подняла глаза к небу, словно прося Господнего ободрения, затем медленно обернулась.

— Куда ты направилась? — В голосе Джереми звучала веселая насмешка. Так он обращался к ней после какой-либо из ее бесчисленных проделок.

— Никуда. В дом, поискать пуговицу, — сказала она, тут же обругав себя. «Блестящий ответ, Мэгги…»

— Пойдем со мной.

Он поймал Короля и стоял, часто дыша от напряжения. Шляпу он потерял, когда упал с лошади, черные волосы отливают синевой на солнце, галстук распущен, и у горла виднеется черная курчавая поросль. По мнению Мэгги, он выглядел необыкновенно красивым. Даже чересчур!

— Ну-у… — протянула она. Обычно ей с трудом удавалось молчать, но теперь слова не выговаривались. — Нет. Я не могу. Мне надо идти…

— Проводи меня. Я только отведу этого зверя в конюшню, — ухмыльнулся Джерри, словно ее смущение было самым занятным на свете. — А потом мы пойдем в дом и поищем для тебя пуговицу.

— Джереми, я не могу. Матушка…

— К черту твою матушку. — Серебристые глаза вызывающе блеснули, ухмылка стала еще шире. — Чего ты боишься?

— Ничего, — слишком быстро выговорила она.

— Ты ведь не боишься меня?

— Разумеется, нет.

— А ты не врешь, Мэгги?

— Нет…

Ухмылка сменилась ослепительной улыбкой, сверкнул ряд белоснежных зубов.

— Я и не сомневался. Идем скорее. — Он предложил ей свободную руку. — Погуляем. Я хочу услышать обо всем, что ты делала и как провела эти пять лет. Совершенно очевидно, что ты продолжаешь рисовать. А чем еще занимаешься?

Мэгги бросила тоскливый взгляд на широкие двери хозяйского дома. Там спасение, безопасность, здравый смысл, горничная с нитками и пуговицами. Но она терпеть не могла трусости, особенно своей, поэтому глубоко вздохнула и взяла Джереми под руку.

— В общем-то ничем особенным, — с деланной беспечностью ответила Мэгги.

Глава 4

Это оказалось слишком легко. Стоило задеть ее гордость, и она пошла у него на поводу. Он завладел ею. Ну, не совсем, конечно… по крайней мере пока. Но ему удалось обнаружить слабость Мэгги, точнее, вспомнить, что Мэгги всегда можно было подначить простой фразой: «Ты же не побоишься сделать это, Мэгги?»

Она всегда старалась показать, что не боится, и у нее это неплохо получалось. Особенно сейчас, когда она с бесстрашным видом устроилась на сене возле стойла Короля, опираясь спиной на деревянную стойку и болтая ногами. К несчастью, она продолжала лихорадочно сжимать распахивающийся лиф, чем лишила его возможности хотя бы мельком увидеть красоту нежных округлостей. Тем не менее Джереми считал, что ему придется недолго дожидаться этого удовольствия, а может, и чего-то большего. Теперь, когда он знал, как ее взвинтить, у него не было сомнений, что очень скоро он расплатится с Мэгги Герберт за все проделки, которыми та изводила его в детстве.

Впрочем, он довольствовался тем, что просто любовался ею. Солнечный свет, лившийся сквозь открытые двери конюшни, падал на ее длинные волосы, и они казались такими мягкими, воздушными. Какая удача, что он подгадал свой приезд к вечернему чаю. Конюхи с помощниками ушли в дом пить чай со знаменитым тминным кексом, произведением искусства здешней поварихи. Они с Мэгги одни в конюшне, если не считать лошадей да птиц, свивших тут гнезда и раздраженно щебетавших.

Мэгги постепенно успокоилась. Страсти во взглядах Джереми поубавилось, и она даже засомневалась, не ошиблась ли в своем первоначальном суждении. Ведь герцог Ролингз может заполучить любую женщину, зачем ему хотеть именно ее, дочь стряпчего, местного дворянина. Анна сподобилась выйти за лучшего друга его дяди, а мать нежно относилась к его тетке, поэтому детьми они часто оказывались вместе. Но и только! Вряд ли он воспринимал ее иначе, чем бывшую подругу. Это рассуждение несколько успокоило Мэгги.

— Так вот, — сказала она, пока Джереми расседлывал Короля, — Эверс еще живет в Ролингз-Мэнор, его сын служит в городском особняке Ролингзов, а внук обучается где-то на дворецкого в надежде, что дед вскоре уйдет на покой и он сможет занять его место. Правда, Эверс заявляет, что покой он найдет только на смертном одре и настаивает на своем законном праве переливать вино в графины, хотя руки у него трясутся, когда он поднимает что-нибудь тяжелее чашки с водой.

Джереми, успевший сбросить сюртук, решил, что пора освободиться и от галстука.

— Неужели? — пробормотал он, принимаясь чистить коня.

— Да. А горничная вашей тетушки родила четвертую дочку, но говорит, что не будет счастлива, пока не родит мальчика. Хотя, казалось бы, и четверых девочек вполне довольно.

— Понимаю. — Джереми отшвырнул скребницу и внимательно уставился на Мэгги. Но девушка этого не заметила, поскольку солнце било ей в лицо, а он стоял против света.

— Миссис Прейхерст осенью исполнится шестьдесят пять лет, — продолжала рассказывать она. — Твои дядя с тетей отправляют ее в поездку по Италии, и хотя миссис Прейхерст терпеть не может итальянцев, потому что их кухня держится на томатах, а это плохо для пищеварения, но кто-то ведь должен их предостеречь…

— Мэгги, — прервал ее Джереми.

Нечто в его тоне подсказало ей, что его не интересует отношение экономки Ролингзов к средиземноморской кухне. Он вышел из стойла, затворил за собой дверь и встал в нескольких футах от кучи сена, на которой она сидела. Разглядеть выражение его лица она не могла, но тон ее обеспокоил.

— Да-а? — протянула Мэгги.

Он шагнул вперед, и она наконец увидела, как он на нее смотрит… Джереми вовсе не расстроен и не взволнован, напротив, вид у него очень лукавый.

— Ты рассказала мне все обо всех, даже отдаленно связанных с Ролингз-Мэнор, однако ни словом не обмолвилась о себе.

Он без разрешения уселся рядом, и Мэгги чуть отодвинулась, потому что Джереми касался ее плечом.

— В общем-то и рассказывать особенно нечего, — сухо произнесла она. — Я училась в школе.

— Да, конечно. — Действительно ли он снова придвинулся к ней, или ей показалось? — Но что ты будешь делать теперь?

— Не знаю. — Мэгги опять отодвинулась. — Я хотела поехать в Париж учиться живописи, но отец не позволяет.

— Неужели?

В его голосе вроде прозвучало удовлетворение? Она вдруг очутилась на самом краю вороха сена, двигаться больше некуда, только на пол.

— Что же ты будешь делать?

— Не знаю. — Мэгги не то чтобы нервничала из-за его близости, просто не могла понять, зачем он так поступает. Видимо, пол все же предпочтительнее его коленей, на которых она окажется, если он станет придвигаться и дальше. Может, если говорить не переставая, ей удастся его отвлечь. — Наверно, мне придется ехать в Лондон. Для выхода в свет.

— Для твоего выхода в свет, — повторил Джереми, слегка обнимая ее за плечи.

Мэгги с тревогой посмотрела на его руку, небрежно свисавшую с ее левого плеча. Рука, выглядывавшая из-под отвернутого манжета, покрыта темными курчавыми волосками, такими же, как в распахнутом вороте рубашки. В них было что-то истинно мужское, и она почувствовала непонятное возбуждение.

— Ты очень волнуешься, ожидая встречи с большим светом, Мэгги?

— Не особенно.

Мэгги посмотрела ему в глаза, ибо его лицо оказалось всего в нескольких дюймах. Это было ошибкой, поскольку его взгляд продолжал действовать на нее, только сейчас по коже побежали мурашки, словно она мерзла, а не сидела на жарком солнце.

— Вся история кажется мне довольно глупой, — с трудом выговорила она. — Я ненавижу балы и приемы. Мне не нравится танцевать… Джереми, почему ты все время смотришь на мой рот?

— Потому что я собираюсь тебя поцеловать, Мэгги, — произнес он ласкающим голосом. — Разве ты этого не хочешь?

— Нет. — Она поспешно отклонилась назад… прямо в его объятия. Мэгги вскинула руки, совершенно забыв про оторванную пуговицу лифа. — Нет…

Но рядом с ней был уже не тот Джереми, которого она могла запугать, принудив делать, что она захочет. Новый Джереми был взрослым мужчиной, крупнее и сильнее ее, которого совсем не интересовало чужое мнение, и, не обращая внимания на протесты, он прильнул к ее губам…

И в тот же миг она поняла, что возражения просто нелепы. Целоваться с Джереми было странно, но и очень приятно.