— Беранж посещала ту же художественную школу в Париже, что и я, — вмешалась Мэгги. — Она, как и я, приехала в Лондон, чтобы попытаться завоевать себе репутацию в портретной живописи. Она снимает мастерскую напротив моей и как раз собиралась вернуться к работе. Не так ли, Беранж?

Беранж не сводила глаз с Джереми, а тот не выпрямлялся и не отпускал ее руку.

— Он великолепен, твой герцог. Ты попросту глупышка, — сказала подруге по-французски Беранж.

Мэгги поблагодарила Господа за то, что Джереми, насколько ей было известно, не знал ни одного французского слова.

— Я спросил вас, мадемуазель Жаккар, не являетесь ли вы объектом портрета, так как не вижу следов краски на ваших пальцах. — Джереми слегка повернул ее изящную ладонь. — Мэгги обычно сплошь ею покрыта.

— В отличие от Маргериты, я во время работы надеваю перчатки. Видите ли, вещества, с которыми мы работаем, огрубляют нежную женскую кожу, а я хочу сохранить руки мягкими.

Что за глупость? Мэгги рывком содрала защитный балахон. Эта парочка мило болтает о нежности кожи, а у нее сердце рвется на части!

— Что привело вас в Челси, ваша светлость? — осведомилась Мэгги, свертывая балахон и бесцеремонно швыряя его в угол, затем подошла к столику, на котором держала вино, и налила Джереми бокал.

Джереми выпрямился и взял вино из ее рук, не выпуская из другой руки цилиндра.

— Ну, я подумал, что загляну к тебе и спрошу, не занята ли ты вечером. У меня билеты на балет, возможно, мы бы могли вместе пообедать…

— На балет? — оживилась Беранж. Джереми оглянулся, явно не понимая, что представляет собой мадемуазель Жаккар, и характера их дружбы.

— Да, — подтвердил он, снова оборачиваясь к Мэгги. — Балет. И обед… до или после.

Сознавая, что рядом с очаровательной блондинкой выглядит бог знает как в старомодном шерстяном платье, да еще с перепачканными краской руками (про фиолетовый мазок на лбу она не догадывалась), Мэгги решила больше не изображать радушную хозяйку и холодно заметила:

— Думаю, едва ли будет прилично, ваша светлость, чтобы вы сопровождали в театр какую-либо женщину, кроме вашей невесты.

— А, — произнес Джереми с раздражающим спокойствием. — На этот счет можешь не беспокоиться. О такой мелочи я уже позаботился.

— Мелочи? — недоверчиво переспросила Мэгги. Наблюдавшая Беранж поворачивала голову то к одному, то к другому, словно наслаждаясь представлением. — Джереми, эта мелочь — будущая герцогиня Ролингз!

— Нет, она не будет герцогиней.

— Неужели? — Да как он смеет отрицать то, что она и все читатели самой распространенной газеты узнали сегодня утром? — В таком случае следует известить «Таймс». В отличие от меня они не поддались на твои уверения, что Звезда Джайпура не женщина, а камень.

— Мне очень нравится эта часть истории, — заметила с дивана Беранж. — Насчет камня. По-моему, весьма изобретательно.

— Никакого изобретательства, — прошипел Джереми. — Это не просто камень, а сапфир в двадцать четыре карата.

Его ответ заставил Беранж приподняться на локтях.

— Сапфир в двадцать четыре карата? Двадцать четыре? — уточнила она.

— Разумеется, двадцать четыре карата! Чушь полная. — Мэгги готова была кричать. — Звезда Джайпура — женщина ростом в пять футов, весом примерно в сто фунтов, с черными глазами, маленькими ножками и личным переводчиком, а я оказалась любовницей человека, за которого она собирается замуж.

— Ты мне не любовница! — прорычал герцог. — И я не собираюсь на ней жениться!

— Конечно. Понимаю. В мире сейчас происходит так мало интересного, что «Таймс» выдумывает новости, чтобы развлечь своих читателей…

— Я не сказал, что они это выдумали. Я говорю, что их сведения неверны. Я разъяснил ошибку тому, кто несет за это ответственность, и опровержение появится в завтрашнем номере…

— Да, оно там появится, — саркастически усмехнулась Мэгги. — А с неба завтра посыплются огромные сапфиры!

Беранж вдруг села на диване, объявив:

— Сюда кто-то идет.

Джереми, явно расстроенный недоверием Мэгги, понизил голос, но продолжал настаивать:

— Неужели ты думаешь, что я попытаюсь сделать тебя своей любовницей?

Мэгги растерянно отвела глаза. Если бы ей задали такой вопрос полчаса назад, она не раздумывая прокричала бы «да!». Но теперь, видя отчаяние Джереми, она вспомнила, как нежно он прижимал ее к себе, и не могла не усомниться…

— Огюстен! — воскликнула Беранж, вскакивая с дивана.

Мэгги круто обернулась. Нет! Это просто немыслимо!

Однако на пороге стоял Огюстен с цилиндром и тростью в одной руке и букетом белых роз в другой. Мэгги, поглощенная спором с герцогом, не услышала его шагов в коридоре.

— Добрый вечер, — несколько обиженным тоном произнес Огюстен.

«И неудивительно», — подумала Мэгги, переводя взгляд с его атласного жилета на лицо. Под глазами лиловые синяки, некогда орлиный нос распух, в обе ноздри воткнуты тампоны со следами засохшей крови, тяжелое дыхание от подъема на шестой этаж.

И его Джереми подозревал в покушении? Кто и ножа-то не поднимет выше головы, даже если очень захочет, потому что видно, с каким трудом он движется! Нет, Мэгги не винила герцога за подозрения, но мысль об этом просто нелепа! Огюстен не мог быть тем, кто пытался его убить. Огюстен просто не способен на зверское насилие.

Бедный Огюстен! Как несправедливо она с ним поступила! Она поняла, что не может смотреть ему в глаза.

Как истинный джентльмен, он, войдя в комнату, отвесил низкий поклон и протянул букет.

— Тебе, моя дорогая. — Мэгги заметила беглый взгляд, который он бросил на Джереми, как бы вызывая того на ссору. — С извинениями за вчерашний вечер. Боюсь, он был… испорчен… э-э… несчастным случаем.

Она прижала букет к груди, мысленно благодаря цветочницу, которая срезала с роз шипы, но сознавая, что заслужила пару-тройку уколов за свою бессовестную измену. Господи! Как сказать ему об этом? Как нанести ему такой удар?

— Благодарю, — пробормотала Мэгги, почти больная от раскаяния. «Я расскажу ему сегодня же вечером, — поклялась она себе. — Мы останемся наедине, и я во всем признаюсь». — Но, право, тебе не стоило… Извиняться должна я…

— Нет, — раздался спокойный голос Джереми. Она бросила на него предостерегающий взгляд, опасаясь повторения вчерашнего скандала.

— Прощения должен просить я, месье де Вегу, я вел себя неподобающим образом и хочу принести вам мои глубочайшие извинения. — Джереми решительно протянул сопернику руку.

Не только Огюстен уставился на герцога с ошеломленным недоверием, Мэгги и Беранж, переглянувшись, тоже впились в него глазами.

«Что он затеял? — пыталась сообразить Мэгги. — Он совсем одурел от малярии? Неужели хочет подружиться с моим женихом? Зачем?»

Огюстен первым пришел в себя и крепко пожал затянутую в перчатку руку герцога. Ни тот ни другой не поморщился от силы пожатия, хотя Мэгги заметила их напряженность.

— Извинения приняты, ваша светлость, — добродушно ответил Огюстен. — Я высоко ценю вашу защиту мадемуазель Маргериты. Не сомневаюсь, вам известно, что у нее нет семьи, желающей ее поддержать. Мне очень приятно узнать, что есть человек, который по крайней мере готов о ней позаботиться.

К чести Джереми, при этой похвале он вспыхнул и грубовато пробурчал:

— Вчера я… слишком увлекся. Мэгги всегда была мне… гм… как сестра, и… ну, в общем, мне хотелось, чтобы она была счастлива.

— Мне тоже, ваша светлость, — улыбнулся француз, обнимая ее за плечи и с обожанием заглядывая ей в лицо. — Мне тоже!

Мэгги удалось выдавить слабую улыбку. Господи, это будет ужасно!

— Итак, — провозгласил Огюстен, слишком жизнерадостно для мрачного настроения, царящего в студии. — Что привело вас сюда, ваша светлость? Пришли увидеть художника за работой? У нее есть прелестнейшие вещи. Прекрасные! Хорошо, что вы выбрали для визита сегодняшний день, потому что завтра они будут упакованы и отправлены на Бонд-стрит. Вы знаете, что в субботу у меня в галерее состоится ее выставка? Вы, конечно, придете на открытие?

— Несомненно, — ответил Джереми, вперив пронзительный взгляд в лицо Мэгги. Та затрясла головой, но он твердо повторил: — Ни за что не пропущу.

— Прекрасно! — воскликнул Огюстен. — Ее ждет потрясающий успех. Потрясающий! Не удивлюсь, если ее попросят участвовать в майской выставке Королевской академии. Даже если она получит заказ на портрет от самой королевы, меня это тоже не удивит. Мадемуазель Маргерита редкая… очень редкая!

— Да, — произнес Джереми, — она такая.

Огюстен внезапно заметил и направление взгляда герцога, и то, что взгляд этот был настолько дерзким, что мог вогнать в краску его невесту.

— Вы пришли сюда посмотреть работы Маргериты, ваша светлость? — резко спросил он.

Мэгги чуть не задохнулась, когда увидела сатанинское удовольствие на лице Джереми. О Господи! Ей стало страшно. Он собирается все ему сказать! Конечно, она хотела, чтобы Огюстен узнал правду, но не таким образом.

— Вообще-то, — начал герцог, — я пришел, чтобы…

Тут вмешалась Беранж, которая бросилась на выручку и, вскочив с дивана, громко объявила:

— Его светлость пришел увидеться со мной.

Когда все недоверчиво уставились на нее, она засмеялась.

— Почему у вас такой удивленный вид? — Тряхнув золотыми кудрями, француженка шагнула к Джереми и взяла его за локоть. Она была миниатюрной и рядом с высокой атлетической фигурой герцога выглядела прелестной куколкой. Мэгги с горечью отметила, что так же будет смотреться рядом с ним и принцесса Аша. — Он ведет меня обедать. Герцоги тоже едят, как и прочие смертные.

Огюстен заулыбался.

— Какое совпадение, — воскликнул он, — и мы с Маргеритой идем обедать. Ты ведь не забыла, шери? Мы обещали сегодня отобедать у лорда и леди Митчелл. Полагаю, если мы хотим приехать вовремя, тебе следует поспешить домой и переодеться. Мой экипаж внизу. Ты готова?