– Эстер Брэдфорд.
– Да ладно, будет тебе. Она была пять лет назад.
– Для нее и пятьдесят не имеют значения, если она что-то твердо решила.
– Да какого черта она может тебе сейчас сделать?
– Дженни, – ответила Джулия.
Маркус уставился на нее.
– Дженни! Ради Бога, Джулия. Ребенка Линдберга украли уже пятьдесят лет назад, а кроме того, это уголовное преступление. Даже она на это не пойдет.
– Она пойдет на все, чтобы навредить мне, – упорствовала Джулия, – но сейчас я думаю не об этом. Я боюсь, что она собирает на меня досье, чтобы доказать, что я плохая мать. – Она помолчала. – Ты ведь знаешь, что у Брэда нет детей.
Маркус разразился громким презрительным смехом, чем привлек внимание других посетителей ресторана.
– Господи, слава ударила тебе в голову, сердце мое.
– Меня сейчас волнует, что думает она.
– Она тебя люто ненавидит, зачем ей твой ребенок?
– Потому что Дженни еще и дочь Брэда.
– А, ну наконец-то, приехали. Знакомое имечко. Дело вовсе не в ней, а в нем.
– Не смеши меня.
– Да перестань, лапочка. Это ведь я, Маркус. Я тебя знаю. Этот твой бывший муж – главная причина того, что ты меня мурыжила все эти пять лет.
– Я с самого начала предупредила – никаких личных отношений.
– Ни со мной, ни с кем-либо другим! Вся твоя беда в том, что ты изображаешь святую Джулию мученицу. Ты постоянно выставляешь напоказ, и я тому свидетель, свою способность обходиться без мужчин. Вот только я до сих пор не мог решить, что это – садизм или мазохизм. Знаю лишь, что все дело в твоей проклятой гордости и в том, что ты – эмоциональная трусиха, и все из-за этого бесхребетного сукина сына!
– Незачем читать мне список моих собственных недостатков.
– Может, и так, но я считаю, что имею право на объяснение.
– Я получила короткий и жестокий урок, а я никогда не повторяю своих ошибок трижды, – ледяным тоном отрезала Джулия. – Я тебе сразу честно все сказала. Только деловые отношения, и, надо заметить, тебе грех в этом раскаиваться, черт побери.
– С финансовой точки зрения, да. То, что лично для меня, – все было на стороне.
– Я что-то не заметила, чтобы ты испытывал затруднения, – ехидно проговорила Джулия.
– Я не обладаю твоей способностью обходиться без секса, да не вижу причин, чтобы это делать. Но я не поверил тебе тогда, и я не верю сейчас. Я, черт побери, не позволю тебе отказаться от пары миллионов долларов лишь для того, чтобы показать свою самостоятельность. Когда ты говорила, что лист чист, ты забыла упомянуть, что запись на нем сделана бесцветными чернилами!
Джулия вспыхнула. Маркус никогда за словом в карман не лез, Он выдавал их с ходу, удобоваримость его не беспокоила.
– Речь ведь не только о тебе, детка. Обо мне тоже и моих двадцати процентах. Да будь я проклят, если позволю тебе подвести меня всего лишь из-за того, что ты до смерти боишься старой перечницы, которая, может, за эти годы ни разу о тебе и не вспомнила, или из-за бывшего мужа, которого ты так и не смогла выбросить из сердца. Во всяком случае, я так считаю. Так что на том листе написано все то, что сейчас на твоем лице.
– Я не обязана тебе все объяснять. – Джулия говорила тихо, но с яростью.
Люди оборачивались, чтобы посмотреть на них.
– Ты и себе-то объяснить ничего не можешь, я так считаю. Пять лет назад ты сдалась и без слова протеста позволила ей изгадить тебе жизнь, а потом постриглась в монахини. Встань с колен, Джулия, а то будет поздно.
– Теперь ты меня обижаешь.
– Я тебе правду говорю, а разве ты не та самая дама, которая всегда за правду? Не вешай мне на уши этот бред насчет Эстер Брэдфорд. Ты примерная мать, в твоей жизни нет даже и намека на скандал. Ты живешь одна, спишь одна… Слушай, а ты именно поэтому всегда так старательно выставляла меня из своей квартиры до полуночи? Относительно Эстер Брэдфорд у тебя паранойя, хотя вообще-то ты ее используешь, как предлог. И не ее ты боишься. Ты боишься ее драгоценного сыночка.
Лишь учащенное дыхание да еще что-то во взгляде Джулии выдавало ее внутреннее волнение.
– Калифорния в трех тысячах миль от Бостона, и что можно позволить себе в штате Массачусетс, то вряд ли можно позволить в Калифорнии, где живет больше богатых и могущественных людей, чем в Бостоне и всем штате, вместе взятых. Да и ты теперь не просто неизвестная девушка, которую он привез домой к маме. У тебя есть имя и репутация, ты имеешь вес. Она как следует подумает, прежде чем выступать против тебя сейчас.
– Моя единственная забота – не дать ей такой возможности.
– Врешь! – Маркус сказал это резко и грубо, как будто дал пощечину. – Это все твой бывший. Он все время стоял между нами, держал в кулаке твои чувства.
– Я не собираюсь возвращаться в Штаты, и кончай об этом говорить! – с железной решимостью, заявила Джулия.
– Черта с два! Ты от меня так просто не отвяжешься. Я слишком долго и тяжело работал, чтобы заполучить для тебя такой заказ, и, будь я проклят, если позволю тебе похерить его лишь потому, что ты празднуешь труса. – Голосом таким же твердым, как и ее, он добавил: – Даю тебе неделю на раздумья, перетасуй все в голове, ты это хорошо умеешь делать. Но через неделю я хочу получить честный, повторяю, честный ответ.
Джулия ни о чем другом не могла думать, но каждый раз, когда она приближалась к этой закрытой на засов двери в запрещенную часть своей жизни, она отводила глаза. Слишком много там боли и страданий. Она свернула остатки своего второго брака в окровавленный узел, засунула его в дальний угол с глаз долой и выбросила ключ. Одна мысль послать за слесарем ужасала ее.
– Я и себе ничего объяснить не могу, – в отчаянии призналась она Крис, – и не потому, что не стараюсь. Но мне становится страшно от одной мысли снова ступить на американскую территорию.
– Потому что там живет он.
– Но как такое может быть? После всего, что случилось… после того, как он показал, какой он?
– Да какая разница? Он все еще сохранил над тобой власть, и ты в глубине души это знаешь. И именно этого ты боишься. Того, что он снова сможет завладеть твоим сердцем. Он – твоя ахиллесова пята, хотя действует он больше на другое место. И он единственный, кто на это способен. – Крис покачала головой. – Он изменил тебя, Джулия, сделал из тебя женщину со всеми вытекающими отсюда последствиями, а ты такой вовсе не хотела стать. Несмотря на все эти вопли сторонников женской эмансипации насчет самоудовлетворения и роста сознания, женщине в жизни для полноты счастья нужен мужик. Пусть воспевают мастурбацию как путь к настоящей свободе, но мне это не подходит. – Она взглянула на подругу. – Да и тебе тоже.
Джулия с изумлением смотрела на нее.
– Я думаю, что ты боишься той женщины, в которую он тебя превратил, которую ты не знаешь и не понимаешь. Хуже – которую ты не в состоянии контролировать. Внешне у тебя вроде все в ажуре, все идет как по маслу, никаких проблем, особенно эмоциональных, с которыми, если верить тебе, ты не в состоянии справиться. Брэд Брэдфорд – единственный человек в этом мире, кто может сбить тебя с пути истинного, и ты боишься, что встретишь его там и не сможешь его остановить. – Она смотрела прямо в испуганные глаза Джулии. – Он виноват в том, что ты держишь Маркуса на расстоянии нескольких вытянутых рук и не позволяешь ни одному мужчине пересечь определенную границу. Он разделил тебя на две половины: с одной стороны, хочется, с другой – колется. Любишь и ненавидишь одновременно, совсем как тот несчастный придурок Катулл. Помнишь, ты мне привезла книгу в переводе на английский? Он любил эту шлюху Лесбию и одновременно ее ненавидел. Odio et amo,[12] лучше о тебе и не скажешь, моя дорогая. – Крис печально кивнула. – Я ведь по собственному опыту говорю, малыш. Я перебрала сотню мужиков, или больше, прежде чем нашла своего Билла, но для тебя они все сошлись в одном. Господь свидетель, я жалею, что в моей жизни не было Брэда Брэдфорда. – Она добавила без обиняков, – Ты всё испортила, Джулия. Всегда хотела больше, чем он мог тебе дать. Идеал ей подавай. Для Джулии Кэрри – все только наилучшее. Неужели тебе никогда не приходило в голову, что идеальное – идеально занудливо? Твоя беда в том, что ты не можешь выносить бородавки. И если ты по сей день так к нему относишься, после всех этих пяти лет, то какого черта ты не боролась за него тогда? Я бы заставила его и его мамочку выслушать несколько истин! Но не ты. Нет, нет. Ты предпочитаешь сохранить гордость. Ты руки пачкать не станешь, не унизишься до простых человеческих поступков. Тебе нравится вид, открывающийся с твоего пьедестала! И не то чтобы ты не могла по-настоящему драться, когда нужно. Я же видела тебя в действии – но лишь если речь идет о работе. От всего остального Ты бежишь без оглядки.
– Я тоже не могу объяснить этого, – сдавленным голосом призналась Джулия, – хотя очень стараюсь.
– Есть такие вещи, которые объяснить невозможно. В каждом человеке смешались добро и зло, жар и холод, страхи и уверенность. По моей теории, у тебя все так потому, что ты росла вне обычных норм и правил. Ну, знаешь, там папа-мама, дети. Ты была слишком молода, когда потеряла родителей, не успела узнать, что значит их иметь, и основное влияние на тебя оказывала властная старуха, ничуть не менее надменная, чем твоя бывшая свекровь. Это она научила тебя считать любовь слабостью, которой следует всячески избегать, поскольку она – апофеоз глупости. Неудивительно, когда у тебя что-то не вышло, ты уверила себя, что все дело в том, что ты ее не послушалась, не поверила в ее правду. Вот только Ты подзабыла; что твоя старая тетка не может претендовать на истину в последней инстанции. У истины разные формы и размеры. Маркус прав, ты готова откусить себе нос из ненависти к своему лицу. Пойди, посмотри на себя в зеркало!
Джулия никогда не видела Крис в таком гневе. Она даже заволновалась. «Пьедестала? – подумала она. – Я ведь не такая, не может быть». Она встала, прошла через комнату к зеркалу и уставилась на свое лицо. «Без носа у меня будет тот еще вид», – подумалось ей.
"Порок и добродетель (Звонок из преисподней)" отзывы
Отзывы читателей о книге "Порок и добродетель (Звонок из преисподней)". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Порок и добродетель (Звонок из преисподней)" друзьям в соцсетях.