– Ради всего святого, да вырасти же ты, наконец! – огрызнулась Джулия, переживая этот нетипичный для нее приступ самоотверженности и злясь на Брэда за то, что он вызвал его. – Неужели ты никогда ни о ком, кроме себя, не думаешь?

– А ты? Зачем тогда ты столько времени потратила на эти эскизы?

– Твоя мать возбудила мой интерес. Я ведь занималась этим делом несколько лет, сам знаешь.

– И ты вот так, щедрой рукой, отдала бы маме все эскизы, чтобы она выдала их за свои? Да перестань!

– Хорошо, может, тогда мне спуститься вниз и сказать, что я передумала, что соглашаюсь на эту работу и на то, чтобы не видеть тебя полгода? Ты этого хочешь?

Ссора достигла пиковой отметки, они несколько поостыли и посмотрели друг на друга.

– Скажи, ты когда-нибудь думаешь о том, чего мне хочется? – спросил Брэд странным голосом.

– Ради Бога, разве я тебе это только что не сказала?

– Каким образом? – спросил Брэд все тем же странным голосом. – Хотел бы я знать.

– Что ты хотел бы знать? Как ты, черт возьми, думаешь, я себя чувствую?

– Я хочу знать, чего ты в самом деле хочешь, – честно.

Что-то в его голосе выдернуло из Джулии правду, как пробку из бутылки.

– Я хотела бы гостиницу, и чтобы ты был со мной в Париже.

– А если это возможно?

Она быстро взглянула на него.

– Насколько возможно?

– Просто возможно. Возьмешься ты тогда за гостиницу?

– Еще как!

– Ты ведь говорила – никаких больше разлук. Помнишь?

– Именно это я имела в виду. Потому и отказалась от предложения.

Теперь уже что-то в ее голосе заставило его подойти к ней, положить ей руки на плечи, посмотреть в глаза и спросить:

– В самом деле?

– В самом деле, – уверила его Джулия, стараясь изо всех сил заглушить укоры совести.

– Такой случай предоставляется раз в жизни.

– Знаю. – Джулия продолжала держаться. – И ты откажешься от него ради меня?

– Я же вышла за тебя замуж, забыл?

– Ты просто чудо! – Брэд порывисто обнял ее.

Едва переведя дыхание, Джулия спросила:

– За что?

– За то, что ты хорошая девочка. Мы едем в Париж вместе.

Джулия от изумления раскрыла рот.

– Мы что?

– У мамы возникла идея. Ей в самом деле ужасно понравились твои эскизы, и, когда она впервые рассказала тебе об отеле, она подумала, что, возможно, ты попросишь поручить реконструкцию тебе. Но когда ты этого не сделала, она поняла, что ты и в самом деле не хочешь разлучаться со мной, по-настоящему. И она посылает меня в Париж на полгода.

Джулия, вскрикнув, обняла его за шею.

– Дорогой мой Брэд, это просто замечательно! Почему ты сразу не сказал?

– Потому что хотел, чтобы ты первая сказала.

Радость Джулии несколько поубавилась.

– Ты хотел, чтобы я доказала тебе свою любовь?

Он и не подумал смутиться.

– Ты же меня знаешь, для меня наши отношения – главное.

Джулия высвободилась из его рук.

– Значит, ты меня испытывал?

– Я ревную ко всему, что отнимает тебя у меня, что бы это ни было. Я просто хотел убедиться, что, если встанет вопрос о выборе между мною и отелем, ты предпочтешь меня, вот и все.

Она все еще не могла понять.

– Почему ты чувствуешь себя так неуверенно? Если кто и любим, и имеет тому кучу доказательств, так это ты. Твоя мать…

– Речь не о моей матери, я говорю о тебе, моей жене. О нас, о наших отношениях.

Он говорил резко, страстно, жестко, и что-то в его тоне предупредило ее, что для него это имеет первостепенное значение. Она все еще не понимала, но снова приблизилась к нему. Ее толкало что-то вроде сочувствия.

– Ты всегда у меня на первом месте, Брэд. Первом, последнем, любом. Ты это хотел знать?

Его голос прозвучал глухо, потому что он спрятал лицо в ее волосах.

– Все время. Я так тебя люблю, Джулия, ты мне необходима. Раньше мне никогда не нужна была женщина, для меня это странно и ново, я с этим плохо справляюсь. Раньше все сводилось к желанию. Желание я мог понять. Я думал, что такая потребность не для меня, пока не встретил тебя.

– О, любимый… – Джулия отвела густые волосы с его красивого мальчишеского лица.

– Правда? Твой любимый?

– Как никто и никогда.

– И если дело дойдет до выбора…

На долю секунды Джулия замешкалась с ответом, но потом, отбросив все сомнения, ответила:

– Я выберу тебя, мой милый. Всегда только тебя.

Лишь позже, когда Брэд заснул в ее объятиях, она с ужасом подумала о том, что именно она неожиданно поняла, и о том, сможет ли она с этим справиться.

13

Они осмотрели гостиницу вместе. Изнутри уже многое было выброшено, наиболее скверные детали интерьера убраны, в результате чего обнаружились чудесные пропорции здания, высокие потолки, элегантные намины, отделанные мрамором, роскошные окна. Все это Джулия учла в своих эскизах, которые леди Эстер проверила с микроскопом и калькулятором. Расходы были подсчитаны до цента.

Когда они добрались до верхнего этажа, где еще трудились рабочие, Брэд заметил огромную кровать belle epoque,[10] на которой великосветские horizontales[11] развлекали своих любовников, и прошептал:

– А здесь есть где повеселиться! – Он повернулся к Джулии с блестящими глазами. – А почему бы в самом деле и нет? Остановимся здесь. Ты будешь прямо на работе, да и мой офис рядом. Вот будет здорово!

«Здорово! Неужели он больше ни о чем не думает? – сердито подумала Джулия. – Я приехала сюда работать, причем чертовски напряженно». Сейчас, увидев все собственными глазами, она поняла, что ошиблась насчет шести месяцев, потребуется не меньше девяти или даже год. О чем только она думала? Но, видимо, пока леди Эстер ею крутила и вертела, да еще и Брэд от себя добавил, она плохо соображала. Это следует исправить, причем с самого начала.

– Да ладно, Джулия, – настаивал Брэд.

Какой же практичной она бывает иногда, причем всегда в неудачный момент. Ведь это Париж! Они всего несколько месяцев женаты. Самое время развлечься. Серьезные вещи – на потом. Ему казалось, что он смог изменить ее взгляд на «пустые надежды и путешествия на Луну». Разумеется, она справится, постарается, и работа будет выполнена. Но сейчас, глядя на нее, он знал, о чем она думает. Рукава засучены, в голове только работа и необходимость выдержать сроки.

– У тебя все получится, – добавил он.

«Надеюсь», – думала Джулия, вернее, подсчитывала. За всем придется самой наблюдать. Все должно быть, как надо. По сути, идеально. Не только она должна соответствовать высоким меркам своей свекрови, она должна доказать сама себе, что может. Ошибиться было нельзя.

– Ладно, – быстро согласилась она, – давай так и сделаем.

Дальше их дни пошли по раз заведенному порядку, что так нравилось Джулии. Они завтракали вместе, потом Брэд уходил в офис, думая уже только о делах, а Джулия спускалась на первый этаж, где в уголке устроила себе контору, и где уже работал декоратор.

Поль Шамбрен – швейцарец, сорока пяти лет от роду, был полон очарования и работал в гостиничном бизнесе уже двадцать лет. К тому же он говорил на многих языках. Леди Эстер удалось сманить его из «Джорджа V. Джулия считала его сокровищем. Спокойный, быстро соображающий, уверенный в себе. У них с Джулией сразу сложились хорошие отношения, и, поскольку он знал Париж как настоящий парижанин, в смысле информации ему цены не было: от лучших магазинов, торгующих шелком, до тех, где продавали всякие безделушки.

Каждый люкс (одноместных комнат там решили все же не делать) должен был иметь свой собственный интерьер, причем нигде название отеля не обозначалось, за исключением писчей бумаги высшего качества в папке с шелковой обложкой в тон стен люкса. Джулия обегала весь город в поисках того, что ей было нужно, а тем временем недовольство Брэда все росло и росло.

– Но я договорился провести день в Нейи, – жаловался он. Или: – Но я заказал столик «У Максима»!

А Джулия отказывалась, потому что это приходилось на то единственное время, когда она могла произвести нужную покупку.

– Прости меня, милый, но если я не поеду сегодня (или завтра), то я могу упустить эти стулья (или шезлонги, или портрет, или зеркала).

Он надувался и жаловался, что совсем за другим приехал в Париж. Во всяком случае, не для того, чтобы им пренебрегали.

– Ну а я приехала в Париж не для развлечений, – терпеливо объясняла ему Джулия. – У меня сроки, твоя мать непременно желает открыть отель в мае, хотя я уже ей говорила, что вряд ли это возможно. Иди один, дорогой. Тебе вовсе не стоит отказываться от удовольствий.

– И не жди, что я буду отказываться, – грубо огрызался он.

И все чаще и чаще он уходил один; приходил все позже и позже, зачастую заставая Джулию крепко спящей и все чаще протестующей:

– Не сейчас, милый. У меня был четырнадцатичасовой рабочий день, и мне в семь вставать…

Это продолжалось до тех пор, пока он не сорвался с постели и не прорычал:

– Может, мне с тобой заранее договариваться?

Джулия нашла его в гостиной в шезлонге, завернутого в одеяло и в большом гневе.

– Прости меня, милый. Постарайся понять, пожалуйста. День выдался тяжелый. Эти ужасные плотники установили панели не в той комнате, пришлось все переделывать. Я не хотела тебя обидеть, но я всегда срываюсь, если обеспокоена.

– О чем тебе беспокоиться?

– Ты же прекрасно знаешь! Мы отстаем от графика. Не сможем открыться в мае, а твоя мать на этом настаивает. Каждый раз, когда звонит, напоминает.

– Так скажи ей, что ничего не получится! Как ты ни умна, но чудеса творить не способна!

– Я пыталась, но она только смеется и говорит: «Ну что ты, Джулия, если кто и может, так это ты. Париж весной, помнишь? Ты ведь согласилась».

– Разве не так?

– Я тогда так думала. Ошиблась. Теперь я думаю иначе.

– Так скажи ей!