С огромным трудом Аурелия выдавила из себя смешок.

— Как вы поэтичны, сэр! Похоже, вы хорошо знакомы с нашей английской весной.

— Я читаю английских поэтов, — приняв искренний вид, произнес испанец и перегнулся в седле, чтобы прикоснуться к ее обтянутой перчаткой руке. — И восхищаюсь английской культурой также сильно, как вы, насколько я понимаю, восхищаетесь нашей.

Под мягким подшучиванием Аурелия почувствовала острие стального клинка.

— Да, это правда, дон Антонио, ваша культура чудесна. — Она вытащила свою руку из его пальцев. — Но она так не похожа на английскую! В ней чувствуется некая тьма, оттенок печали, вы не находите?

Он снова улыбнулся.

— Если бы вы позволили мне, миледи, я бы показал вам те стороны нашей культуры, где только свет и наслаждение.

— Может, и позволю, сэр, — легким тоном бросила Аурелия. — И мысль о поездке в Ричмонд кажется мне восхитительной. — Она поманила к себе Джемми. Тот давно спешился и теперь дожидался ее знака у крыльца. Юноша подскочил к Аурелии, но дон Антонио уже успел спешиться и остановился возле стремени, чтобы помочь ей спуститься на землю.

Она оперлась на его руку, но едва коснулась ногами мостовой, как шагнула в сторону.

— Благодарю, дон Антонио, за исключительно приятную прогулку.

Он взял ее руку и склонился над ней.

— Вы поедете кататься со мной завтра, леди Фолконер?

— Боюсь, что нет, — ответила она, снова пытаясь беззаботно рассмеяться. — Что скажут в свете, если увидят меня с вами в парке два дня подряд? У нас, знаете ли, тоже есть свои правила. Может они и не так строги, как ваши, но нарушают их лишь на свой страх и риск.

Он поклонился.

— Я понимаю. Но вы подумаете о поездке в Ричмонд?

— С удовольствием, дон Антонио. — Аурелия протянула ему руку.

Он поднес ее к губам.

— В таком случае я нанесу вам визит завтра, чтобы договориться о дате, мадам.

— С нетерпением буду ждать, дон Антонио. — Аурелия убрала руку, улыбнулась и быстро взлетела вверх по ступеням, держа наготове ключ. Она вытащила его еще до того, как испанец спешился, и оказалась в доме, плотно закрыв за собой дверь, раньше, чем он тронул коня.

Аурелия минутку постояла, прислонившись к двери, впитывая знакомую домашнюю атмосферу: запахи пчелиного воска и лаванды, мирное свечение масляных ламп, понимание, что люди — ее люди — спокойно ходят сейчас по комнатам и коридорам.

Фрэнни уже наверху, в детской. Аурелия направилась к лестнице и взбежала вверх по ступенькам, толком не слыша голоса Гревилла, окликавшего ее из холла.

Гревилл поднялся вслед за Аурелией в детскую. Фрэнни, искупавшаяся, в ночной рубашке, пила молоко и ела хлеб с медом, рассказывая Дейзи подробности великолепного представления Лиры в классной комнате на Маунт-стрит.

— Сюзанна просто глазам своим не поверила, Дейзи, когда он велел Лире лечь, и она послушалась, а потом он велел ей, и она дала лапу… нет, правда, это было так здорово! — Фрэнни подставила щеку, чтобы Аурелия ее поцеловала. — Правда, здорово, мама, жаль, что ты… — Она не договорила, допивая молоко.

— Я уверена, что так оно и было, милая, — ответила Аурелия, глядя на дочь жадными глазами. Ей хотелось обнять ее, крепко прижать к себе, но Фрэнни удивится и испугается такого странного несвоевременного порыва.

— Лира не домашний любимец, Фрэнни, — произнес Гревилл из-за спины Аурелии. Она повернулась, удивившись, что не почувствовала его появления. — Сегодня был единственный раз, когда я попросил ее выполнить для тебя некоторые фокусы. Она рабочая собака, как мы тебе уже объясняли.

— Хорошо, — миролюбиво отозвалась Фрэнни и сунула в рот еще одну ложку. — Мама, ты расскажешь мне сказку?

— Для этого я и пришла. — Аурелия была готова встретить рутинные будничные дела с распростертыми объятиями. — Как только поужинаешь. — Она посмотрела на Гревилла, все еще стоявшего в дверях. — Ты виделся с Нелл, когда ходил на Маунт-стрит?

— Совсем недолго. Я перекинулся парой слов с Бонемом.

Аурелия внимательнее посмотрела на него:

— Правда? Парой, каких слов? Он улыбнулся.

— Просто слов, Аурелия. Когда освободишься, приходи в библиотеку. Спокойной ночи, Фрэнни.

Он склонился над ребенком, поцеловал ее в лоб и вышел из детской. Аурелия провела с дочерью почти целый час, на удивление неохотно завершила ритуал укладывания ее в кровать, а покинув наконец детскую, сначала зашла в свою спальню.


Она сняла амазонку, заменив ее, на домашнее платье из индийского муслина, подходящего для спокойного вечера дома, и пошла вниз, в библиотеку.

Гревилл стоял у письменного стола, перебирая бумаги, и резко повернулся, услышав, как открывается дверь.

— О, вот и ты. А я уже начал волноваться, не случилось ли с тобой чего-нибудь, — Хмурым напряженным взглядом он внимательно всматривался в ее лицо. — Выглядишь уставшей.

Аурелия улыбнулась и пожала плечами.

— Я действительно немного устала. Общество дона Антонио не расслабляет.

— Полагаю, нет. — Гревилл завел руки за спину и оперся о стол, продолжая пристально вглядываться в лицо Аурелии. В конце концов, ей показалось, что он читает ее мысли. — Ну, — произнес он через минуту, — ты не собираешься мне рассказать?

— Да нечего рассказывать. — Она села в уголок дивана и откинулась на подушки. — Покатались в парке, кажется, три раза объехали дорожку. Телохранителя я так и не увидела.

— И не должна была. Этот человек знает свое дело. Рассказывай дальше.

— Флиртовали. — Она опять пожала плечами. — Он не сказал ничего интересного. Собственно, едва упомянул Испанию и своих соотечественников, а если я сама затрагивала эту тему, легко ускользал, перекидывая вопрос мне.

Гревилл кивнул.

— Этого следовало ожидать. Васкес — мастер. Аурелия поморщилась.

— Просто трудно поверить. Снаружи он гладкий, как шелк, и скользкий, как натертая маслом кожа, но то и дело из него выскальзывает стальное острие угрозы. Не думаю, что я вообразила себе это.

— Нет, я уверен, что не вообразила. — Гревилл оттолкнулся от стола и подошел к окну, выходившему в узкий переулок позади домов, расположенных на Саут-Одли-стрит. В переулке было пусто, но ему вдруг пришло в голову, что через это окно можно легко и незаметно проникнуть в дом. Его необходимо как-то обезопасить. Давно следовало подумать об этом. Мысль о том, что он ослабляет бдительность, раздражала Гревилла.

— Он хочет, чтобы я поехала с ним в Ричмонд-парк, — сказала Аурелия.

Гревилл повернулся, аккуратно опустив штору.

— Совершенно точно — нет, — заявил он тоном, не допускающим дальнейшего обсуждения.

Аурелия удивилась:

— Но почему? Мне казалось, я должна его разрабатывать. Если я буду отказываться от приглашений, то не многого добьюсь.

— Есть приглашения, которых ты не примешь ни в коем случае. Ричмонд слишком далеко, парк слишком уединенный, и я не могу гарантировать, что мой человек сможет следить за тобой незаметно. Будешь видеться с Васкесом только в городе и только в общественных местах.

— У меня есть своя роль, и я хотела бы играть ее так, как считаю нужным, — так же резко ответила она, раздраженно сверкнув глазами.

— Кажется, ты забываешь, что работаешь в паре со мной. — Его голос внезапно смягчился. — Я заказываю музыку, и ты ее исполняешь.

— Я думала, мы партнеры, — упрямо ответила Аурелия.

— Так и есть, но это партнерство, в котором один имеет больше прав и обязанностей, чем другой.

Нахмурившись, Аурелия молча посмотрела на него, а затем спросила:

— Чего именно ты боишься, Гревилл? Ты мне чего-то недоговариваешь про дона Антонио?

— Ты знаешь, все, что тебе нужно знать. — Если рассказать ей про испанца все, она может невольно насторожить дона Антонио. Единственный шанс побить дона Антонио в его собственной игре — это укрепить в нем уверенность, что Аспид не догадывается о его истинной сущности и думает, что он ведет совсем другую партию.

Но в такой же степени Гревилл был уверен, что нельзя подвергать Аурелию опасности, разрешая ей действовать самостоятельно.

— Я не могу допустить, чтобы ты вела себя чересчур самонадеянно, — произнес он, осторожно подбирая слова. — Мы уже решили, что дон Антонио — человек очень опасный, и я не думаю, что ты готова работать с ним в одиночку. Даже с телохранителем. Совершить промах очень легко. То, что ты добилась успеха в очень простых заданиях, не значит, что ты можешь начать бегать раньше, чем научишься ходить.

— Тебе не кажется, что это оскорбительно? — воскликнула Аурелия, вскакивая на ноги.

Гревилл вздохнул и попытался нащупать тропинку через зыбучие пески:

— Я не хотел обидеть тебя, Аурелия, но в нашем деле есть непреложное правило, которому обязаны следовать мы оба: это то, что командую здесь я. Я не вправе подвергать тебя риску. Делай так, как я говорю, и будешь в полной безопасности. Пока мне нужно от тебя только одно — общайся с ним, и я попытаюсь выяснить, что он задумал. Все очень просто.

Гревилл подошел к Аурелии и взял ее руки в свои.

— Наверняка ты понимаешь, что я имею в виду.

— Да, понимаю, — согласилась она, не выдернув рук. — Но все равно очень оскорбительно, когда ты называешь меня чересчур самонадеянной. Может быть, для тебя те задания, которые я выполнила успешно, являются незначительными пустяками, но для меня они имеют большое значение.

— Разумеется, — пробормотал Гревилл. — Я не хотел умалить твой вклад. Я просто пытаюсь, как можно убедительнее объяснить тебе мою точку зрения.

— Что ж, тебе это, несомненно, удалось, — отрезала Аурелия, не желая ни целовать его, ни мириться прямо сейчас.

— Моя первая забота — это твоя безопасность, Аурелия… всегда.