— О-о… и где она? — Гревилл окинул взглядом толпу — это было нетрудно, учитывая, что он на целую голову возвышался почти над всеми остальными.

— Там, у окна, рядом с мужем и лордом и леди Бакстон.

— Весьма пышная дама в алой мантилье? — Да.

Гревилл небрежно обвел взглядом зал, и никому бы в голову не пришло, что он заметил каждого, с кем был знаком, причем успел запомнить самые мельчайшие подробности внешности и наряда леди Лессингем.

— Может быть, ты меня представишь? — предложил он, взяв из рук Аурелии опустевший стакан и поставив его на маленький столик.

— Да, вероятно, это следует сделать. — Она пошла впереди, бросив через плечо: — Полагаю, это и есть основная причина, по которой ты здесь.

— Одна из них. — Он едва заметно подмигнул, и ее вспышка досады погасла, сменившись коротким смешком.

Бесполезно, подумала Аурелия. Она не может с такой же легкостью входить в роль, как Гревилл. Собственно, он из своей роли вообще никогда не выходит, а вот ей приходится напоминать себе об этом, и временами — вот как сейчас — это чертовски раздражает. Она просто хотела немного повеселиться, просто хотела получить удовольствие оттого, что Гревилл рядом.

— Леди Фолконер, как чудесно, — програссировала графиня, когда они подошли. — Позвольте представить вам моего супруга, лорда Лессингема… милорд, леди Фолконер. Как я рассказывала вам, мы восхитительно провели время с этой леди за карточным столом.

— Да, в самом деле, дорогая моя, — произнес граф с любезной улыбкой и поклонился Аурелии. — К вашим услугам, леди Фолконер.

Аурелия тоже вежливо поклонилась, протянула ему руку и повернулась к Гревиллу:

— Позвольте представить вам моего мужа. Сэр Гревилл… леди Лессингем… лорд Лессингем.

Закончив с любезностями представления, Аурелия шагнула в сторону и, воспользовавшись подходящим моментом, сказала Гревиллу:

— Как раз сегодня днем я рассказывала леди Лессингем о вашем интересе к испанской культуре, сэр. Мы чудесно побеседовали о картинах в Прадо. Как бы мне хотелось своими глазами увидеть «Сон Иакова» Риберы и «Поклонение волхвов» Веласкеса! Говорят, это одна из его самых великолепных работ. — Аурелия тоскливо вздохнула и посмотрела на графиню. — Разумеется, леди Лессингем там все-все видела. Она была частой гостьей в королевском дворце.

— Но недолго, увы, — печально произнесла графиня. — Только лишь до тех пор, пока тиран не выгнал короля Карлоса и его семью из его собственной страны и не посадил на трон свою марионетку. Столь многие из нас были вынуждены бежать с родины. — Она промокнула глаза кружевным платочком.

— Право же, мэм, мы все вам очень сочувствуем, — произнес Гревилл своим самым теплым и задушевным голосом. — Должно быть, очень больно оказаться изгнанником.

— Ах, если бы вы только знали, сэр Гревилл, — снова вздохнула донна Бернардина. — Я каждый день оплакиваю мою страну. Разве не так, милорд? — обратилась она к мужу.

— Да, моя дорогая. Но вы много делаете для своих соотечественников.

Плечи графини выпрямились, а слезы исчезли.

— Да, верно, нужно делать то, что можешь, для тех, кому еще хуже, чем тебе, вы согласны, леди Фолконер?

— Разумеется, — согласилась Аурелия. — Я уверена, что вы поддерживаете таких несчастных собственным мужеством.

— Мне хочется так думать, — сказала графиня. — Правда Ли, сэр Гревилл, что вы разделяете интерес вашей жены к испанской культуре и к нашему искусству? Леди Фолконер очень хорошо осведомлена.

Гревилл кинул на Аурелию веселый короткий взгляд и ответил:

— Мне ли этого не знать, мэм. Моя жена — настоящий, синий чулок!

— Я бы так не сказала, — промурлыкала Аурелия. — Ваши знания далеко превосходят мои, муж мой. Вы так эрудированны! Ваши познания могут только посрамить обрывки моих.

— Вы просто обязаны прийти ко мне на суаре в пятницу! — объявила графиня. — Только сегодня днем я рассказывала леди Фолконер, что устраиваю эти небольшие вечера, чтобы собрать вместе моих друзей. Мы находим друг у друга поддержку и утешение, а кроме того, ведем интересные дискуссии, иногда немного музицируем… Я уверена, вам обоим это понравится. Прошу вас, скажите, что я могу на вас рассчитывать.

— Это доставит нам огромное удовольствие, леди Лессингем, — поклонился Гревилл.

— Стало быть, в восемь часов. — Она улыбнулась, протянула руку мужу и пошла танцевать.

— Что ж, все, что требовалось, мы здесь выполнили. Пора возвращаться домой, — пробормотал Гревилл.

— Я должна попрощаться с Корнелией и Дэвидом, — возразила Аурелия. — Если мы сейчас исчезнем, это будет просто верхом неучтивости.

— В таком случае, где они? — Гревилл окинул взглядом зал. — А, вон там, около дверей, ведущих к карточным столам. — Он взял Аурелию под руку и быстро пошел сквозь толпу. — Корнелия, добрый вечер. Бонем… что, уже надоело играть в карты?

Гарри поморщился:

— Какой интерес играть на гроши? — Он поцеловал Аурелию в щеку. — Выглядишь просто блестяще, Аурелия.

— Спасибо, — улыбнулась она. — Ты всегда умеешь польстить, Гарри.

— Клевета! — ответил тот.

Гревилл вслушивался в их легкое подшучивание, красноречиво говорящее о долгой и крепкой дружбе, и думал, что у Аурелии есть дар дружить. Гревилл никогда и ни с кем, даже с Фредериком (а тот был его самым близким другом) не достигал такой степени искренности и откровенности. Слишком многое было поставлено на карту.

Но иногда он приближался к этому с Аурелией. И с каждым разом понимал, что ему все сложнее и сложнее держаться от нее на расстоянии.

Глава 17

— Похоже, у нас нет выбора, как только признать, что Аспида они вычислили, — произнес Саймон, упершись подбородком в сцепленные ладони и устало вздыхая. — Крайне досадно.

— Это было неизбежно — раньше или позже, — заметил Гревилл, без устали расхаживая по кабинету. — Но это значит, что нужно полностью менять направление операции. Мне придется нейтрализовать Васкеса раньше, чем он до меня доберется.

Саймон кивнул:

— Можешь привлечь кого угодно для помощи. А как насчет Аурелии?

— Под моей крышей она в относительной безопасности. Если они захотят воспользоваться ею, как способом добраться до меня, то найдут ее в любом месте, куда бы мы ее ни спрятали. — Он не стал добавлять, что у него не будет ни минуты покоя, если Аурелия окажется не под его непосредственной защитой.

— И это, не говоря о том, что нам будет сложно объяснить ее исчезновение, — согласился Саймон. — Мы же не хотим, чтобы нам начали задавать неудобные вопросы?

— Вот именно. — Гревилл резко остановился. — Я буду продолжать так, как мы планировали. Познакомлюсь с Васкесом и подожду, пока он не устроит мне ловушку… надеюсь, такую, через которую я смогу перепрыгнуть самостоятельно, — добавил он с мрачной усмешкой.

Саймон серьезно посмотрел на него:

— Мы не можем позволить тебе попасть в лапы инквизиции, Гревилл. Ты знаешь слишком много, и никто не в силах противостоять их способам убеждения.

— Не бойся, Саймон. Я, скорее сам упаду на собственный меч. — Гревилл произнес это легким тоном, но глаза его превратились в черные дыры без капли света.

Саймон Грант просто кивнул в ответ, и Гревилл повернулся к двери.

— Докладывай мне ежедневно, Гревилл. Тот поднял руку в знак согласия.

— Отправь парочку надежных людей, чтобы следили за моим домом и за номером четырнадцать по Адамс-роу.

— Будет сделано тотчас же.

Гревилл кивнул и вышел. Возвращаясь на Саут-Одли-стрит, он правил коляской в глубокой задумчивости. Положение ничуть не хуже, чем многие другие, в которые он попадал раньше, но тогда ему не приходилось ни о ком тревожиться, поэтому сейчас думать о собственной безопасности намного, сложнее.

Он оставил коляску на попечение грума и вошел в дом. Моркомба нигде видно не было, но Джемми — красавчик в новой ливрее — услышал, что открывается дверь, и выбежал откуда-то из глубины дома.

— Добрый вечер, сэр. — Юноша подергал себя за жилет. — Леди Фарн… я хотел сказать, леди Фолконер в библиотеке. Принести вам чего-нибудь, сэр?

Гревилл улыбнулся при виде такого рвения. Юноша стремился выполнять свои новые обязанности с таким же пылом, с каким утка стремится к воде.

— Пожалуйста, проследи, чтобы все графины были полны вином, Джемми. — Гревилл протянул ему шляпу, кнут и перчатки и направился в библиотеку, расположенную в задней половине дома.

Дверь была слегка приоткрыта. Он тихонько толкнул ее и остановился на пороге. Его не заметил никто, кроме Лиры, но и та, зная, что с этой стороны никакой угрозы нет, лишь стрельнула в него глазом. Аурелия сидела за бюро и писала письмо. Лира лежала у ее ног, а Фрэнни, согнувшись над грифельной доской, старательно выводила кусочком мела буквы алфавита.

У Гревилла под ложечкой возникло странное ощущение. У него не было опыта жизни в семье, даже в далеком детстве. Он и не рассчитывал когда-либо исправить это упущение, но что-то в этой безмятежной сцене в светлой, теплой, полной книг комнате тронуло его душу и породило совершенно незнакомые ему чувства. Аурелия привнесла что-то личное в этот снятый внаем дом. Анонимность меблированных комнат из него исчезла. Везде чувствовалось ее прикосновение, начиная от ваз с ранними нарциссами и веточками форзиции до вышитых подушек, стопок книг, пяльцев с вышиванием и вещей Фрэнни, разбросанных за пределами детской.

Аурелия подняла взгляд от бюро и улыбнулась, держа в руке перо.

— А я как раз думала — когда же ты вернешься?

В ее улыбке светилось воспоминание о недавно разделенном с Гревиллом удовольствии, а карие глаза мягко поблескивали при свете лампы. Светлые волосы были аккуратно заплетены и уложены короной вокруг головы, а высокий воротник темно-зеленого платья из тонкой шерсти подчеркивал идеальную посадку красивой головы.