Чувствовалось, что Элис стала как бы старше, потому что Эм отстала от нее. Место ее было в детской, и она и оставалась в детской. Быть представленной королеве — это не для нее. Не для нее лондонские сезоны, балы дебютанток. Через два сезона Элис вышла замуж. Еще через сезон она умерла.

Заговорила леди Джеймс, пытаясь своим голосом создать атмосферу настоящей таинственности, но ее врожденная склонность к веселью позволила поддержать выразительные заявления в научной тональности. Слуги двигались от окна к окну, задергивая занавеси, чтобы в комнату не проникал вечерний свет, и погружая комнату в желтоватую дымку.

Эм заставила себя обратить внимание на происходящее. Ожидалось два события — большой сеанс, во время которого спиритки будут одновременно пытаться войти в контакт с миром духов, а затем личные консультации в разных углах комнаты. Эм прежде всего должна победить своих соперниц и только потом перейти к своей цели — то есть двум разным целям, которые появились у нее теперь, когда она начала расследовать убийство брата Томаса.

Почему она отнеслась ко второй цели серьезно? Она не стала углубляться в этот вопрос. Можно было бы просто обмануть лорда Варкура. Если кто-то этого и заслуживает, так именно он. В конце концов, эта сделка была заключена под принуждением. Но что-то побуждало поступать честно в этом деле, добраться до правды и испытать необыкновенное облегчение от того, что она может, хотя бы один раз, быть порядочной. Она не вполне понимала, насколько это побуждение связано с лордом Варкуром, а насколько с ее собственной бесконечной борьбой с домыслами и фальшью.

Леди Джеймс замолчала. Эм подождала немного и встала, поправив свои юбки движением, рассчитанным на то, чтобы привлечь к себе даже самые рассеянные взгляды.

— Мы должны образовать круг, — сказала она, повысив голос так, чтобы ее могли услышать во всех углах гостиной. Потом она неторопливо подошла к стене, повернулась и снова застыла неподвижно.

— Конечно, должны, — быстро подхватила фермерская жена, явно раздраженная тем, что утратила инициативу.

— Круги означают силу, — сообщила цыганка.

Леди Мэри, сидевшая рядом со своей матерью леди Гамильтон, спрятала улыбку за белой перчаткой. Эм мысленно отпраздновала первую победу за этот вечер. Дамы встали и беспорядочно заходили по комнате. Слуги принялись двигать стулья среди потока крепдешиновых и муслиновых юбок, молча становящихся в круг. Вскоре все уселись по своим местам, то есть все, кроме Эм, которая вышла вперед так, чтобы оказаться у последнего свободного стула.

Все глаза устремились на нее. Две дюжины лиц ждали, когда она начнет действо. Нетерпение леди Гамильтон было почти трогательным, и Эм пришлось взять себя в руки, потому что сердце ее сжалось. Она сказала себе, что это всего лишь нервозность. Она молчала, вуаль даже не трепетала от ее дыхания. Каждую секунду отбивали часы на стене, тиканье отдавалось в их инкрустированном футляре. Даже слуги, стоявшие по периметру комнаты, сделались неестественно тихи. Наконец леди Джеймс слегка пошевелилась, показав, что номинально она здесь хозяйка. Только тогда Эм подняла подбородок и заговорила:

— Я чувствую, как духи плотно окружают нас. Мы вбираем их в себя с каждым дыханием. Они пробегают по нашей крови и попадают обратно в комнату вместе с нашими выдохами.

— Э-э-э… Очень хорошо… — сказала леди Джеймс, оглядываясь с тревожным видом, как будто она могла видеть реющих призраков.

— Мадам Виолка утверждает, что она очень хорошо чувствует все, что касается потустороннего мира, мадам, — сказала Эм. Она узнала имена своих соперниц, подслушав разговор леди Джеймс со своими гостьями. Возможно, фермерская жена миссис Мид поступила так же, но поддельная цыганка была не в своей стихии. Потрясенная богатым окружением, она утратила способность что-либо соображать.

Эм подозревала, что она была бессознательной гадалкой — из тех, кто прекрасно умеет читать маленькие, мимолетные выражения, мелькающие на человеческих лицах, и реагировать на них, не понимая, что она делает. Здесь ее ощущения были подавлены, и эта лжецыганка быстро выдаст свою неспособность контактировать с более глубокими силами и уйдет домой, уверенная, что духи не пришли к ней, потому что она находилась в непригодном для себя месте.

— Пусть мадам Виолка окажет нам честь, сказав, какие духи посетили нас сегодня, — проговорила Эм.

Мадам Виолка подняла глаза, и на лице ее мелькнул страх. Она с трудом придала своему лицу выражение, которое должно было выглядеть неземным, но на деле просто казалось, что она страдает запором. Гостьи подались вперед.

— Я чувствую мужчину, — заявила она, и по собранию прошел легкий шепот. Голос ее зазвучал немного увереннее: — Это пожилой джентльмен. Это… это муж?

Эти слова произвели отрицательное впечатление и Эм отпраздновала маленькую победу. Мадам Виолка ошиблась, и сильно. Даже посторонний человек должен был знать, что среди собравшихся нет вдов — ни на ком не было ни черного крепа, ни даже полутраура — платья серого или фиолетового цвета и никаких вдовьих чепцов.

— Не муж кого-либо из здесь собравшихся, — поправилась мадам Виолка, но было ясно, что уверенность ее поколеблена. — Нет, это муж какой-то другой женщины. Но имеет отношение к кому-то из этих леди. Ее… отец? Да. Я чувствую, что это ее отец. Я вижу букву.

Эм насторожилась. Мадам Виолка сделала все не в том порядке. Каждая спиритка знает, что следует начинать с имени и лишь установить родство. Здесь было много женщин, но даже если она выберет букву «Д», велик шанс, что отца кого-нибудь из них звали Джоном.

— Я вижу букву «Д», — продолжала мадам Виолка. — Или это просто может быть звук буквы «Д». К кому это может иметь отношение? Отец и буква «Д».

— Моего отца зовут Джеймсом, — сказала Фейт Уэлдон, протянув руку к леди Джеймс.

Мадам Виолка взяла их сомкнутые руки.

— Нет, я не чувствую, что он на том свете.

Кризис был предотвращен. Эм охватило отчаяние.

— Ячувствую еще кого-то. — Теперь мадам Виолка обрела некоторую уверенность. Это плохо. Пора вмешаться.

— Это не буква «Д», — сказала Эм. — Это «Р». Ричард. Я чувствую, что чьего-то отца звали Ричардом. — Она повернула голову рассчитанным движением, медленно, пока не остановилась прямо перед миссис Морел. Эта светловолосая женщина цинично улыбнулась, но, немного поколебавшись, решила подыграть ей. Эм знала, что так и будет.

— Это, должно быть, мой отец, — сказала миссис Морел своим легкомысленным, пресыщенным голосом.

Теперь уже было нетрудно окончательно исключить из игры мадам Виолку. Эм под вуалью выдала обычное подтверждение и удовлетворение, а затем предостережение миссис Морел, чтобы та избегала черноволосых испанцев во время своей будущей поездки в Ниццу.

Браслеты мадам Виолки жалобно звякнули, но у нее не хватило духа снова заговорить. Управиться с фермерской женой было не так просто. Как только Эм замолчала, миссис Мид заговорила, выбрав миссис Морел. Она была умелой и хладнокровной гадалкой. Эм не могла не признать этого, но ее светская неуклюжесть лишала ее каких-либо шансов. Она начала копаться в любовной жизни миссис Морел — тема, которой ни в коем случае не следовало касаться. Довольное лицо миссис Морел сразу же стало холодным, и чем больше миссис Мид путалась в словах, тем более высокомерный вид делался у леди.

Наконец, деликатно кашлянув, леди Джеймс вмешалась в происходящее и предложила дамам разбиться на более мелкие группы. Эм воспользовалась этой возможностью и выбрала свою аудиторию, оставив остальных самим разбиться на группы. Она выделила леди Джеймс и двух ее дочерей, мисс Хоторн, леди Мэри и леди Элизабет Хайд и, конечно же, их мать, леди Гамильтон.

Эм увлекла свою маленькую группу в угол, к стоявшему на возвышении столу, который выбрала заранее. Тяжелые драпировки обрамляли стол с двух сторон. Она всегда выбирала стол на возвышении, если могла, — такие столы легче раскачать, и убедительное легкое покачивание было всегда обеспеченно.

Леди Гамильтон улыбалась ей дрожащей улыбкой. Эм не ответила ей, хотя графиня все равно ничего не увидела бы, поскольку ее лицо было закрыто вуалью.

Эм обещала лорду Варкуру разобраться в обстоятельствах смерти его брата. Ее собственные планы были близки к осуществлению, и было опасно заняться выполнением второго плана, но она должна попытаться. Одному Богу известно, какие шпионы имеются в распоряжении Варкура, и даже если отбросить страх разоблачения, у нее было смутное ощущение, что она должна ему… что-то.

Это была смешная мысль. Она не причинила Варкуру никакого вреда, даже в глазах его матери, а он явно намеревался причинить вред ей. Но боль в его голосе, когда он с безрадостным видом вспоминал день смерти брата, задела в ней что-то. Эта боль и борьба, о которой говорил его взгляд и которую она видела в его глазах всякий раз, когда он смотрел на нее. Он попытался напугать ее, обойтись с ней грубо и жестоко, насколько у него хватило для этого духа, но она использовала его так же, как и он — ее. Она узнала в нем то же безразличное отчаяние в достижении цели, которое, казалось, сдерживало в нем все надежды. Она знала, в чем ее главная цель. Что же до его цели, она сомневалась, что он сам это знает.

Она ждала, пока остальные дамы рассядутся, шелестя кружевами и шелками. Предполагалось, что она сядет последней, будучи здесь простой прихлебательницей, но она знала, как манипулировать условностями, чтобы остальным показалось, хотя они и сами этого не сознавали, будто это они ждут ее. Восемь выжидающих лиц повернулись к ней, молодых и старых, пылких и скептических. Двигаясь неестественно ровно, к чему она приучила себя, она села на свое место с молчаливым изяществом.

— Сегодня духи взывают громко, — сказала она так тихо, что женщины подались к ней. — Они кружат вокруг, посылая мне сообщения, заставляя меня передать их вам. Но даже при таких требованиях между нами проносятся ветры другого мира, искажая слова, заглушая звуки, и я должна сделать все, что в моих силах, при помощи моего бренного тела, дабы открыться тому, что они пытаются сказать.