Правильно говорила Таня, не важно сколько у тебя красных дипломов, грамот или почетных галочек в списке личных свершений — в жизни это не поможет… Жизнь, увы, это не постель с розами и нельзя выкапывать корень дерева, если тебе не понравился один из его плодов. Но, видимоб понять я это могла только в стрессовой ситуации, когда что-то изменить нет никакой возможности…

Руководствуясь минутным порывом, я решила судьбу сразу четырех человек, ведя себя подобно безумной истеричке.

И, да… Прежде, чем принимать такое решение, нужно было хотя бы попытаться сбросить с плеч стресс, но теперь… было поздно. Самолет набирал скорость, готовился к взлету, а я просто сидела и с неприкрытым ужасом наблюдала в иллюминатор за тем, как желание наказать Роберта лишает меня какой либо возможности услышать… хотя бы его версию событий!

— Уважаемые пассажиры! В связи с погодными условиями вылет откладывается на неопределенный срок. Наша авиакомпания приносит вам свои извинения… — умиротворенный голос стюардессы и замедление скорости самолета посеяли не шуточную панику и агрессию в салоне, но меня это… ввело в некое оцепенение.

Черт побери, а что собственно дальше?! Я не могу уехать, потому что это детский поступок, и не могу остаться, потому что Роберту мы не нужны. Как в такой ситуации поступают взрослые женщины? Как они решают свои проблемы, когда за их спинами нет влиятельных надежных мужчин, готовых в любой момент подставить плечо? И хоть Шаворский появился в моей жизни относительно недавно, но я поистине даже не представляла, каково это… продолжать жизнь, словно мы чужие люди. Какого это растить детей от любимого мужчины, когда вы с ним даже не пара? Наверное, это похоже на ту сумасшедшую из фильма, которая каждый день, словно по расписанию, прикладывает палец к раскаленной сковороде, а потом с улыбкой идет за новым пластырем…

Внезапно из прострации меня вывел какой-то шум около выхода из самолета. Сперва громко звякнуло железо, затем что-то завизжали стюардессы, а после по салону волной за громкими шагами покатились громкие ругательства… И только, когда шаги многозначительно замерли около моего последнего ряда, я, наконец, перестала рассматривать ногти и растерянно перевела взгляд к эпицентру скандала… Вот тогда сердце упало в самые пятки!

Роберт стоял в том самом костюме, что я видела утром. Это казалось странным, ведь по ощущениям прошло не меньше года. Его грудь быстро поднималась и опускалась то ли от быстрого бега, то ли была как-то взаимосвязана с полным ярости лицом. Отсутствие верхней одежды на нем почем-то покоробило и заставило думать, что он, видимо, все же прогулял собрание директоров. Тем не менее, рассмотреть мужчину более детально не удалось, ведь стоило мне попытаться открыть рот, как он перестал оценивающе проходиться взглядом по моему телу, словно оживившись, в два счета отстегнул меня от кресла и, не спрашивая, подхватил на руки.

Страх смешался с облегчением, ведь такие родные, крепкие руки, тепло, исходившее от его тела, говорили будто не все еще потеряно и было боязно нарушить такую идиллию своим голосом.

Не знаю, как у него вышло так быстро и ловко провернуть подобную махинацию с беременным слоником, но уже через несколько минут он посадил меня на заднее сидение его джипа и, тут же сев напротив, холодно отдал приказ водителю «выйди», словно тот был не человек, а некое бездушное создание.

Посему я никак не ожидала, что Роберт внезапно пододвинется на самый край сидения и, устроившись у меня между ног, дабы удобнее было захватить мое лицо в свои теплые ладони, эмоционально, словно от этих слов зависела его дальнейшая жизнь, прошепчет:

— Ты даже не представляешь, чего мне это стоило!

Глядя в его темные глаза, я все никак не могла понять, о чем мужчина говорит. Его пальцы тем временем изучающе поглаживали мои скулы, губы, глаза… Словно видели и чувствовали впервые, пока глазами Роберт словно пытался поглотить каждый кусочек моего лица, жадно, властно, не желая отвлекаться на внешний мир и на тот факт, что мы до сих пор находимся на взлетной полосе.

— Да, думаю, за остановку самолета тебе светит огромный штраф. Я вообще не представляю, как ты этого добился… И главное, зачем? — сделала я логичное умозаключение и сама же почувствовала, как что-то болезненно сжалось в груди от такого ужасного предположения… Неужели сейчас он хочет поговорить именно о своих материальных вложениях?!

— Что?! — жестко протянул он таким тоном, будто я сказала самую большую глупость из всех, на что была горазда. Пытаясь угомонить сбивчивое дыхание и безумный пульс в ушах, все же заглянула мужчине в глаза и поразилась гамме эмоций, которые ворохом сменяются одна на другую, не давая зацепиться за что-то одно… И только его хриплый, надрывный голос, пробирающий до дрожи в коленках, открыл мне его истинные мысли: — Что ты, черт побери, такое несешь? Ты даже не представляешь, чего мне стоило в прошлый раз сесть в тот гребаный самолет и дать тебе время… Ты так часто просила свободы, что я просто не мог не дать ее тебе! Ты бы возненавидела меня через год совместного проживания… Ты даже не представляешь, как тяжело дались мне те три месяца, когда я мог узнавать о тебе только через охранника, всеми силами пытаясь не нарушать твои границы! А потом ты вернулась… — в этот момент Роберт заглянул мне прямо в глаза, словно давая время осознать сказанные им слова и понять то, что, по его мнению, я никак понять не могла… — Я знаю, ты бы не приехала в Нью-Йорк, если ты точно не была уверена, что хочешь прожить эту жизнь со мной. Я вижу это каждый день в твоих глазах… Что тогда? Что заставило тебя сесть в этот гребаный самолет сегодня?!

Голова шла кругом от внезапной откровенности мужчины, из которого вытянуть лишнее слово дорого стоит! Между тем я чувствовала себя безумно виноватой и причин этому было немеряно. Только вот сперва нужно было выяснить один немаловажный факт…

Собравшись внутри, я натянула маску серьезности и, тяжело выдохнув, аккуратно убрала руки мужчины со своего лица, наблюдая за тем, как некая безысходность медленно заслоняет все другие эмоции в его глазах. Посему все же не стала отгораживаться слишком сильно и отчаянно сжала его ладонь прежде, чем без эмоционально заявить:

— Я знаю, что ты забронировал номер для молодоженов на вечер! — Шаворский на минуту замер, а затем непонимающе уставился на меня, словно ожидал длинного объяснения, а это была лишь предистория. — А еще я знаю, что ты заканчиваешь работу в два часа дня! — новая порция недоумения и вот уже мое лицо залилось краской прежде, чем задать решающий вопрос: — Скажи, у тебя есть любовница? Я хочу снова тебе сказать, что ты ничего мне не должен только потому, что я беременна. Ты не обязан портить себе жизнь моим в ней присутствием. Ты не должен что-то придумывать, скрываться… Потому что жизнь одна и мы с девочками превратим ее тебе а ад.

Молчание длилось долго. Настолько долго, что я почувствовала жжение в легких от долгой задержки дыхания и еще… мне было неуютно под его взглядом, будто высчитывающим насколько я чокнулась — стоит ли везти меня в психиатричку сразу или можно перед этим попытаться поговорить.

— Окей, я попытаюсь списать все это на беременность… — сквозь зубы прошипел Роберт скорее себе, чем мне, и, прежде чем снова позвать водителя в машину, мертвой хваткой вцепился мне в шею и с некой угрозой в голосе прошептал прямо в губы: — Я уже понял, что сюрпризы ты не любишь, но у доктора тебе обследоваться все же нужно. Блядь, ты сейчас лишила меня пары лет жизни, понимаешь это?! И запомни раз и навсегда: ты уже приняла решение, приехав ко мне, и я не позволю твоим разбушевавшимся гормонам все испортить. Ты моя и больше не сбежишь! Запомни! Не запомнишь сама — сделаю тату! На лбу! — стоило водителю вернуться на место, как мужчина тут же пересел на сидение рядом со мной и, крепко сжав руку, будто я намеревалась куда-то сбежать, задал направление: — В медицинский центр планирования семьи «Браун и партнеры».

Всю дорогу я молчала. От части мне было стыдно за свое поведение, а с другой стороны я снова ничего не поняла. И, хоть мне и вправду хотелось списать все на интересное положение, червячок внутри продолжал грызть огромный сухарь недопонимания.

Роберт тоже молчал, но раздражение, эмоциональное возбуждение и злость чувствовались буквально физически. Его рука так сильно сдавливала мою, что, когда машина наконец остановилось и Шаворский все же позволил расцепить мертвую хватку, буквально перестала ощущать ладонь на несколько минут.

— Ты пойдешь со мной на осмотр? — от моего удивленного голоса брови Роберта насупились еще больше и тот, снова подхватив меня под руку, быстро потащил внутрь, — Просто ты постоянно работаешь…

— Если ты не забыла, это и мои дети тоже! — практически выплюнул мужчина, буквально заталкивая меня в лифт. Но прежде, чем он доехал до нужного этажа, нетерпеливо повернул меня к себе и, отчеканивая каждое слово, сказал: — Хотя нет, беременности все же мало, чтобы выкинуть подобное. Потом жду от тебя подробных объяснений.

Сдержаться и не закатить глаза оказалось выше моих сил и факт, что Роберт не шутит, только усугублял сложившуюся ситуацию.

Быстро лавируя по запутанным коридорам, Шаворский подвел меня к нужному кабинету, будто был тут и не раз. Затем нетерпеливо постучался и уже через несколько минут я лежала на небольшой кушетке, пока доктор делал очередное узи.

— Хм, что я могу сказать? Все в норме, нет никаких патологий или осложнений, что не так часто бывает в нашем климате при вынашивании двойни… — удивленно подметил Браун и, тут же покосившись на Роберта, уверенно сказал: — Нет никаких причин для беспокойства. Кстати, после обследования могу уверенно заключить, что физическая близость все еще разрешена. Естественно, без всяких излишеств и чрезмерного энтузиазма.

На секунду я замерла и отвела завороженный взгляд от двух маленьких комочков на экране, намереваясь понять — поэтому ли Роберт каждый раз уходил от меня вечером, дожидаясь пока я усну — ждал заключения врача?! Несмотря на то, что я уже давно знала, что стану мамой, каждое узи было для меня неким откровением и я все никак не могла осознать, что дети на экране как-то относятся ко мне… и моему любимому мужчине, как живое подтверждение нашей любви.