Не веря своим глазам и ускорившемуся сердцу, я моментально поднял взгляд и напоролся на худощавое тело девушки, которая смотрелась в черном свободном платье, как в мешке. Ее руки обнимали хрупкую талию, будто защищая хозяйку от внешнего мира или удерживая от непрошеного обморока, а глаза выдавали волнение, но оставались такими же умными, уверенными и пронзительными, как и всегда, тем не менее в противовес легкой и нежной, как лепестки роз или сладкий мусс, улыбке.

— Здравствуй, Полина… — тяжело сглотнув, я все же выдавил из себя эти два слова, будучи абсолютно уверенным, что внешне мое необъяснимое волнение и трепещущее чувство где-то глубоко внутри никак не проявится. Жадно ловя взглядом каждый миллиметр ее тела, я спокойно спросил: — Какими судьбами?

Черт, кажется месяцы ожидания прошли не зря. Моя мышка таки сделала свой выбор…

* * *

Полина.

Мелкая дрожь пробирала продрогшее нутро и выливалась в щекочущие мурашки по спине. Приходилось еле заметно переминаться с ноги на ногу, дабы сбить нервный тремор, охвативший все тело, едва я вошла в кабинет Роберта.

Я слишком долго настраивалась, прежде чем войти внутрь. Секретарше Саманте пришлось даже грубовато поторопить меня… Уверяла себя, что человек в кабинете больше не вызовет внутри никаких эмоций, а разъедающее, как серная кислота, чувство, что я испытываю все это время, больше относится к воспоминаниям, но… Стоило мне переступить порог территории Шаворского, как острый запах его мужского либидо ударил в нос привычной и такой родной свежестью, смешанной с тонкими нотками лимонной власти и терпким привкусом тягучей уверенности.

«О, да! Теперь я, наконец, дома…» — было первой моей мыслью.

И сейчас, глядя в его немного осунувшееся от усталости лицо, в глаза, похожие на два бездонных черных озера, заглядывая в которые я не могла не окунуться с головой, меня трясло и передергивало от желания кинуться к нему в объятия и расцеловать каждый сантиметр его длинноватой густой бороды, худощавых щек, запустить руки в сероватые волосы и разгладить губами упрямую морщинку между бровей, которая всегда появлялась там в моменты активного мыслительного процесса.

Тем не менее, я понятия не имела о жизни мужчины все эти три месяца. Возможно, он не рад меня видеть? Может быть Роберт давно забыл мое имя? А вдруг он… влюблен? Или уже обручен с другой?

Последняя мысль оказалась настолько болезненной, что натянуто улыбаться оказалось уже выше моих сил и я отвела взгляд от ничего не выражающего лица, внимательно засмотревшись на свои черные замшевые сапоги на высоких каблуках, решив все же ответить на глупый вопрос мужчины, дабы пауза не казалась такой гнетущей.

— Работа в Нью-Йорке достаточно перспективная, высокооплачиваемая, да и жизнь в Америке, знаешь ли… — едва слышно пробухтела себе под нос. Сердце билось так сильно, что грозило вырваться из груди и бросить свою глупую, непонятно на что рассчитывающую, хозяйку. Пульс оглушил меня полностью и единственное, что удавалось слышать, это свое же учащенное дыхание, тем не менее я тихо прошептала: — Я прошла все шесть этапов твоего чертового кастинга и все же надеюсь, что хотя бы теперь достойна этой работы.

— Ты достойна намного большего, Полина… — тихий голос прямо передо мной заставил испуганно поднять глаза и еще плотнее обнять себя руками. Мужчина каким-то волшебным образом успел бесшумно встать из кресла и, словно хищная пантера на охоте, подобраться ко мне, остановившись в опасной близости — расстоянии вытянутой ладони. Роберт так сладко протянул мое имя, словно смаковал старое дорогое вино, изучая на языке его тонкий изысканный вкус. Тем не менее, пьяной от его тихого хрипа почему-то себя почувствовала я: — Почему ты не пришла три месяца назад?

— Что?.. — сознание путалось, не давая думать ни о чем, кроме как о манящих губах Роберта, влажных от едва уловимого прикосновения языком. Вопрос проигрался у меня в памяти, словно это было некое записывающее устройство, и я непонимающе перевела взгляд на его потемневшие глаза: — Ты знал? Черт, ты знал… — позорно отведя взгляд в сторону, я тут же окунулась в ужаснейшие воспоминания. Наверное, образ Фаины под машиной навсегда останется в моей памяти. Если бы я смогла сдержать внезапный порыв и просто промолчать, наверняка ситуация сложилась бы по-другому, но мне нужно было поделиться накопленными печалями, излить которые было больше не куда, — Фаина попала в этот день под машину… Она почему-то возомнила себя моей мамочкой и заперла в квартире, чтобы я не могла с тобой встретиться, а когда увидела, как я уже сажусь в авто, разругалась с Таней и решила на эмоциях перебежать громадную трассу, не дожидаясь сигнала светофора.

Голова внезапно закружилась, пришлось даже опереться на спинку рядом стоявшего стула, чтобы не упасть. Роберту, видимо, такой расклад не понравился и он, одним уверенным движением подхватив меня под попу, усадил на мягкий диван, а сам устроился рядом, участливо спросив:

— Мне жаль, я не знал. Как она сейчас?

Издав нервный смешок, я в который раз убедилась, что Шаворский вычеркнул меня из свой жизни и визит к нему попахивает абсолютной нелепостью. Видимо, кроме переданной мне безлимитной карточки спустя какое-то время после отлета, мужчина больше не хотел никакого участия в моей жизни.

— Понятия не имею. После двухмесячной терапии восстановления она так и осталась не способной ходить и двигать руками. Обвинив меня во всех смертных грехах, Фаина ретировалась на родину, а я теперь, наконец, могу заняться собой, — снова натянув на себя добродушную улыбку, я аккуратно смахнула одинокую слезу и, нервно расправляя завитые пряди волос, оптимистично выпалила: — Что же… Собеседование ушло куда-то ни туда. Тебе должно быть это ужасно скучно и не интересно слушать, так что просто задавай свои вопросы и решай — берешь ли ты меня к себе или нет. В конце концов, ты не обязан слушать новости мой жизни. Тебе должно быть фиолетово.

На секунду я засмотрелась на растерявшегося от такой резкой перемены темы мужчину и, посчитав эту реакцию за подтверждения моей полной неуместности в данной обстановке, быстро встала и уверенно пошагала в сторону стула, предназначенного для соискателя вакансии.

Внезапно теплая рука накрыла мою ладонь, призывая остановиться. Несмотря на всю гордость и внутренний настрой, ноги замерли как вкопанные, позволяя Роберту медленно укутать меня в свои свои нежные объятья. Это было так… непривычно и чувственно, что громкий выдох облегчения против воли вырвался из моих губ, хотя сама я замерла, обескураженная его ловкими действиями. Нос Роберта нетерпеливо зарылся в копну моих волос и глубоко втянул воздух, а сам он тихо прошептал:

— Ты всегда пахнешь медом и весенними цветами. Иногда я чувствую твой аромат на улице, а иногда он мне снится… Тебе когда нибудь снился запах? — ком в горле не дал мне ответить и поэтому я просто блаженно закрыла глаза, слегка откинув голову назад. Спустя секунду его дыхание оказалось у меня на шее, опаляя горячим желанием и оставляя там легкий, как прикосновение одуванчика к телу, поцелуй. Гортанный голос мужчины раздался прямо около моего уха, сразу после того, как он нежно прикусил мочку: — Я был всегда уверен, что твоя жизнь без меня будет легче. Считал, что не оберегаю тебя, а осложняю и обременяю твое существование. И именно по этому просил докладывать мне только о твоем здоровье, материальном положении и безопасности. Так было надежнее, что я не сорвусь с места и не прилечу к тебе в тот же день, притесняя твой выбор.

— Я так ждала тебя все эти три месяца! Понимаешь? Мне был нужен ты! Так сильно, что я сама, едва получив досрочную визу за баснословные деньги с твоей карточки, рванула в Штаты… — несколько истерично выпалила я, но получилось уж слишком обвинительно и, наверное, жалко. Зажмурив глаза, крепко сжала руки мужчины, словно боясь, что сейчас открою глаза, а все окажется иллюзией и очередным сном, — И да, я знаю, что такое чувствовать запах во сне, а потом открывать глаза и никого не видеть рядом. Я знаю, что такое жить постоянными иллюзиями в режиме ожидания. Не тебе мне об этом рассказывать.

Объятия мужчины на моих плечах стали такими крепкими, что дышать удавалось с трудом. Это было невыносимо приятно, непередаваемо хорошо, до невозможности кайфово… Бабочки внутри танцевали ламбаду, мозг витал где-то в облаках, сердце победно трепетало. Думать о чем-то важном не было сил и желания. Были только он, я и пасмурный Нью-Йорк за окном.

— Прости меня, мышка… — спустя долгое, совершенно не неловкое, молчание с придыханием, искренне и как-то уж слишком эмоционально для Роберта Шаворского, сказал он мне, а затем резко прервал объятия, возвращая мою парящую в облаках душу на грешную землю, но только для того, чтобы развернуть лицом к себе и, зафиксировав мои руки по бокам уверенно, глядя прямо в глаза, отчеканить: — Я слишком сильно виноват перед тобой. Не простительно сильно. Меня невозможно прощать и совершенно не за что любить. Тем не менее, ты тут и мне отчаянно хочется верить, что не для устройства на эту рабскую по всем условиям работу. Мне безумно хочется надеяться, что, ни смотря ни на что, ты бы села в ту чертову машину и приехала ко мне три месяца назад! — я хотела было что-то сказать, но он коротко покачал головой и я тут же захлопнула рот, давая ему закончить эмоциональную, по планке Роберта Шаворского, тираду, — Блядь, я должен был держать тебя за руку все это время, пока ты была рядом с Фаиной. Я должен был быть рядом и не позволить новым напастям зажать тебя в угол… Ей богу, мне казалось, что все проблемы исходят от моих персональных врагов, но жизнь намного сложнее и опасность может поджидать за каждым поворотом, даже от близкого человека… Я был бы безумно рад, если бы ты позволила мне провести остаток жизни рядом с тобой, потому что я хочу видеть тебя каждый день, час, минуту… Знать, что ты в безопасности и счастлива. Я был бы рад стать причиной твоих охуенных, крышесносных улыбок и отцом твоих будущих детей. Потому что я люблю тебя, но готов принять любой твой ответ. Всегда помни это.