– Люд, давай не будем снова! Ну правда, надоело уже – как два идиота! Взрослые люди, а поговорить нормально не можем.

– Ну, давай поговорим нормально. – Я демонстративно сложила руки на груди и, рискуя замарать свой брендовый прикид, опёрлась плечом о стену. – Только, честно сказать, не вижу общих тем. Но ты говори, говори. Мало ли…

– Я завтра на соревнования должен ехать…

– А, так тебя благословить? Благословляю! Желаю тебе вернуться с целым носом. Всё?

– Ну выслушай ты! – он старательно не замечал моего язвительного тона, сдерживал раздражение, но было видно, каких усилий это ему стоило. – Блин, я не знаю… Может, к тебе зайдём, чего мы в коридоре?

О да, отличная идея! Вы с Толиком оба будете рады знакомству!

– Нет, не зайдём, Савченко! И вообще – я спешу. Ну? Ты едешь на соревнования. Я тут причём?

Мы сцепились взглядами, и, было бы больше времени, он бы меня, наверное, спалил своим. Помолчал, гневно трепеща ноздрями.

– А знаешь, Кобыркова, ни при чём! Просто шёл мимо.

– Какая прелесть! Просто шёл мимо… Ну-ну… И что там, открыточка и плюшевый зайка? – я дёрнула бровями, указывая на коробку. – Ты уверен, что это актуально для «взрослых людей»?

Он сжал её в пальцах – сильно, до противного хруста обёрточной бумаги. Помолчал, глядя на красный бант, и, окатив меня внезапно похолодевшим взглядом, криво усмехнулся:

– А это не тебе. Это… Наташке!

С-сука! В горле у меня резко запершило – не вздохнуть свободно, взгляд заметался по коридору, словно ища спасительную опору. Так, спокойно! Спокойно… Невероятным усилием натянула презрительную усмешку:

– Да-а-а? Так она, если что, в другом крыле живёт. Попутал тропинки, Савченко! Опять попутал, прикольно, правда? Хотел трахнуть одну – трахнул другую. Хотел поздравить одну – припёрся к другой… – И, не давая ему возможности ответить, крикнула: – Наташ? Барбашина!

Она мгновенно выскочила из кухни.

– Слышь, тут к тебе дедушка Мороз пришёл. Ты это, следи за ним что ли, а то уведут ненароком, а он и не заметит разницы. За ним это водится, ага.

***

Почти всю ночь не спала.

Во-первых – непривычный, тошнотворный запах мужика в комнате.

Во-вторых – я что, и правда думала, что мать у меня сильно храпит, да?! Вот наивная…

Ну и в-третьих – мне постоянно казалось, что Толик крадётся к моей постели, и я пыталась оставаться в сознании, чтобы защищаться от его домогательств, если что.

Проснулась с острой болью в шее и немыми руками, и оказалось, что я, как легла, замотавшись в одеяло, забившись в уголок кресла – так и пролежала, не меняя положения, до самого утра. В одежде, конечно. Да не просто в одежде – в джинсах и застёгнутой до самого подбородка олимпийке.

Толика в комнате не было. Первым делом проверив сумку с деньгами, я вскочила, включила свет. Диван матери не собран, но постель свёрнута, лежит аккуратной стопкой.

Схватила щётку с пастой, выскочила на кухню. А «папочка» там – яичницу жарит! Деловой, такой: передничек, полотенце через плечо. На столе хлеб, кетчуп. Он что, не в курсе, что на общажных кухнях не едят – только готовят? Обернулся.

– О, Людка! Как раз к столу. Садись, я сейчас ещё поджарю.

Ого… Даже неловко отказывать, если честно. Благо на кухню один за другим стали приходить соседи, потянулись разговоры, знакомства с Толиком, его объяснения, что он теперь «Танюшкин муж». Ага, блин, муж…

А потом ещё и Барбашина заявилась. Спрашивается – эта-то чего подорвалась в такую рань? Я сделала вид, что сильно занята своими ногтями, а она с видом золотой королевны проплыла мимо и даже не поздоровалась. Вот коза!

Это её поведение задело, но исключительно потому, что идея словно была украдена у меня. Это я, увидев Барбашину, поняла, вдруг, что она для меня больше не существует. Это я хотела демонстративно проигнорировать её приветствие…

Но с другой стороны – а не похрен ли мне?

***

Так получилось, что на работу мы с Толиком вышли одновременно. Ну и дальше тоже пошли вместе. Нет, я могла бы конечно, слинять пораньше или пойти другим путём, но…

– Дядь Толь… Я хочу к бабушке поехать.

– Разрешения что ли спрашиваешь? Сразу надо было ехать, а мать тут оставить. Представь только, сколько денег – ей на проезд, тебе на проезд, а сколько нервов? И всё потому, что ты овца круженная, когда уже мозгов наберёшься?

Эту тираду я тупо проигнорировала.

– Дядь Толь, а вы можете сегодня с обеда и завтра за меня отработать, чтобы Раиса Николаевна Федорке эти дни не отдала?

Фирменный клокочущий смех. Я сжалась от отвращения и напряжённого ожидания – если не согласится, придётся либо до первого числа с ним в комнате жить, либо соглашаться на отпуск за свой счёт для матери и всё-таки ехать сегодня. Толик наконец просмеялся, смачно отхаркнул.

– Я отработаю, но только с Райкой ты сама договариваться будешь! Она злобная тётка, не люблю таких.

– Да, да, дядь Толь! Прямо сейчас поговорю. Спасибо вам большое!

– И что б работу нашла себе, ясно?

– Хорошо, я как вернусь от бабушки – сразу буду искать.

– Во-во. Давно пора. На тебе ж пахать можно, вон, кобыла какая!

Он неожиданно ухватил меня за талию, притянул к себе. Я шарахнулась. Хотела обматерить, но вовремя сдержалась. Просто, ускорив шаг, быстро вырвалась вперёд и, свернув за угол, побежала.

Я всё-таки уговорила Раису Николаевну на замену меня Толиком на эти два дня и пообещала, что четвёртого с утра, как только магазин откроется после праздников, буду на месте. И вроде всё нормально… но всё равно как-то не так.

Денис сказал: «Когда найду время» А если его приспичит, например, второго января? Или наоборот – двадцать второго? В первом случае я уже не смогу предупредить Ольгу куда уехала и когда вернусь. А во втором – мне что же, жить всё это время с Толиком, чтобы не пропустить её визит? Та ещё перспективка.

Но ещё тревожнее было от того, что Денис сказал «Разберусь». То есть, он на самом-то деле, не обещал, что ко мне приедет именно Ольга, а значит – может и Рыжего, например, послать или ещё кого. А может и сам заявиться. Куда? Да к Лёшке конечно же, куда ещё?

Этот страх вымораживал, а муторная ночь отдавалась тошнотой и тяжестью в затылке. В груди – будто струна натянута, так пронзительно звенела в сердце тревога. Неопределённость и ложь. Невыносимо. Не лучше ли сразу исчезнуть с радаров Дениса и карабкаться по жизни самой, чем изнывать от постоянного напряжения и ожидания его грозного «Я говорил, что терпеть не могу, когда мне брешут?!» Ужас.

Пятьсот тысяч. Допустим, сто – сто пятьдесят выделить на поездку в Разгуляевку – дорога там, лекарства и всякое, по мелочи… Остаётся триста пятьдесят – четыреста. Это как зарплата уборщицы, ну, полторы. На комнату в общаге, на первый месяц, плюс макароны на зватрак-обед-ужин хватит. Еще можно продать новый костюм и полусапожки. Тысяч двести – двести пятьдесят должно выгореть. А ещё тёплые штаны Денчика. Допустим полтос. На первое время деньги есть. А там, если сразу работу не найду, можно будет вернуться к семечкам и сигаретам, или, например, продавцом на рынок податься. Там, говорят, текучка, всегда кадры нужны. Правда с технарём тогда засада, конечно. Но, с другой стороны, можно ведь сначала подняться немного, а потом уже браться за учёбу? Это в любом случае лучше, чем на двадцати квадратах… с Толиком.

***

До автобуса на Разгуляевку оставалось полтора часа. Я быстро собрала сумку с вещами, но кажется, что-то забыла… Что-то такое, о чём думала всю дорогу от магазина до дома и всё время держала в голове собираясь… И вот забыла. Ладно. Значит не больно-то и надо. Главное деньги и документы. Но уже пройдя почти шесть кварталов в сторону автобусной остановки, вспомнила – костюм!

Как и все адекватные общажные женщины, вещи, в которых предстояло появляться в приличных местах, я хранила между оконными рамами, чтобы не пропитались характерной вонью. Конечно, жителям вторых этажей было проще, они вообще вывешивали пакеты со шмотками за окно, но в моём случае это был не вариант – сразу бы увели местные алкаши или наркоманы. Однако и оставлять надолго между рамами опасно – всё могло закончиться разбитым стеклом и всё той же кражей.

Остановилась. Вернуться? Это минут пятнадцать в одну сторону, а время поджимает. Хотя, если бегом… Твою же мать!

Перекинула сумку через плечо и кинулась обратно. Выскочила из-за угла шестнадцатого дома, где позавчера прорвало отопление, поскользнулась и, проехавшись на заднице, едва не угодила под ауди цвета шампанского. Боярская опустила стекло:

– Зашибись! Мне до полного счастья только трупа твоего под своими колёсами не хватало! Иди сюда. Только отряхнись нормально…

Как только я забралась в салон, тут же наехала:

– Где ты ходишь-то? Мне там тётка какая-то настоящий допрос устроила: к кому, зачем, почему… Толстая такая, волосы оранжевые. Родственница что ли?

– Ты что, была у меня?

– А то! Постояла под дверью, провонялась вся… – она уткнулась носом в воротник шубки.

– Ну так, извиняйте. Я ж не знала, что ты сегодня приедешь, да ещё и с утра пораньше.

– Здрас-с-ти! А когда я должна была приехать, если поезд в ночь? А мне ещё билеты надо успеть выкупить.

– Какой поезд?

Она кинула на меня недовольный взгляд, пожала плечами:

– В Сочи, куда ещё.

Сердце подпрыгнуло и замерло. Нет, это, конечно, ненормально – вот так, без предупреждения ставить перед фактом, как будто я обязана была сидеть у окошка и ждать его, как ясно солнышко, но…

– В Сочи?!

– Только не втирай мне, что забыла, ладно? Лучше объясни, ну вот почему не Турция? Недожала?

– Я… Просто у меня загранпаспорта нету!