В холле всё было так же, как в прошлый раз – тот же сладковатый, чуть пыльный аромат дерева, та же уютная роскошь устланных звериными шкурами пола и мебели, те же отблески антикварной меди на стенах и будоражащая романтика старинного холодного оружия. Даже солнце, льющееся через большие окна казалось тем же самым, октябрьским.

Я сидела на стуле в углу, прямо под башкой огромного лося и, боясь пошевелиться, чтобы не привлечь к себе внимания, смотрела на Боярскую, о которой говорил охранник.

Она устроилась на приземистом диване в центре залы, на том самом диване, по которому когда-то растекался Денчик, заставляя Ленку докуривать свой косяк. Перед ней, на таком же невысоком столике белела кипа бумаг. По правую руку стоял калькулятор с крупными клавишами, по левую, в самом дальнем углу стола, курился над пепельницей дымок, и янтарно сиял пузатый бокал. Боярская изредка брала сигарету, глубоко затягивалась и возвращала её на место. Потом, погружённая в подсчёты и записи, надолго забывала о куреве, а когда вспоминала – находила лишь истлевший окурок. Тогда она закуривала новую, и всё повторялось. К коньяку, или что там сверкало в её бокале, она так ни разу и не притронулась. На меня взглянула лишь однажды, когда я только вошла – оглядела с головы до ног, бросила вопросительный взгляд на Колю. Дождалась его ответного кивка в сторону бильярдной, криво усмехнулась и тут же снова застучала кнопками калькулятора.

Выглядела эта Боярская роскошно, чего и говорить. Осветлённые волосы были собраны на затылке объёмной «ракушкой», чёлка стояла красивым крепким козырьком – то, что я хотела соорудить сегодня со своей, но так и не сумела. Худую шею охватывала массивная золотая цепь, на ушах – огромные, похожие на золочёные кофейные бюдца клипсы. Сама Боярская была в узкой юбке, длиной чуть выше колен и в свободной шёлковой блузе навыпуск, перехваченной в талии широким ремнём. В глубоком декольте сиротливо свисали тощие груди. Хотя в такой склонённой позе у кого угодно будут свисать, но всё-таки… «Капусту надо было жрть, чтобы сиськи нормально росли» – злорадно подумала я и завистливо вздохнула. Крутая тёлка, чего уж там.

В общем, я по умолчанию восприняла эту дамочку враждебно: её длинные ноги с острыми коленками, алый маникюр, яркий, нереально стильный макияж. То с каким сосредоточенным видом она рылась в бумагах, перекладывала их из стопки в стопку, что-то дописывая, досчитывая, сверяя… От этого сквозило такой уверенностью и востребованностью!

Боярская занималась финансами, тут уж нечего и гадать и, чем дольше я на неё смотрела, тем отчётливее понимала, чего хочу от этой жизни: сидеть вот так же среди бумаг, с пепельницей в углу стола, и быть незаменимым, самым главным экономистом большого предприятия. Вызывать на планёрку бухгалтеров, давать им распоряжения, натягивать за косяки и влиять на решения руководства компании. Только причёска у меня будет другая: объёмная грива, приподнятая у висков и надо лбом, такая, как у Синди Кроуфорд. И вместо блузы – бирюзовый жакет с большими подплечниками, а к нему короткая пышная юбка, белая в чёрный горох. А ещё – узконосые туфли-лодочки и ажурные колготки, такие же, как у этой Боярской.

А она, между тем, собрала какие-то бумаги и, потягиваясь, встала. Эротично задрав ногу в высоком лаковом сапоге на диван, подтянула колготки, оправила блузу под широким ремнём с бантом вместо пряжки. Порывшись в сумочке, вынула зеркальце, помаду, подкрасила губы, подправила чёлку и, захватив документы, скользнула в бильярдную.

А я всё так же сидела на стуле и по-чёрному завидовала. Ну ничего, и у меня всё ещё будет!

***

Часы показали четыре. Жутко хотелось есть и пить, ещё больше – спать. Периодически роняя голову на грудь, я мечтала о том, как было бы здорово приклонить её на этот кожаный диванчик… а ещё лучше – подняться наверх и растянуться на белоснежных простынях одной из спален.

Наконец, дверь бильярдной открылась и из неё, возбуждённо беседуя, вышли человек десять. Среди них и Денис. Минут пятнадцать они ходили туда-сюда, неспешно, не отрываясь от разговоров, одевались, и по одному – по двое уходили. А я чувствовала себя частью интерьера. Одним из чучел, антикварным блюдом, ну или мебелью – потому что меня не замечали. Совсем. Даже злость брала.

Наконец, остались только Боярская и Денис. Она собрала со стола оставшиеся бумаги, уложила их в дипломат, залпом выпила янтарное содержимое бокала.

– Так что не сомневайся. Даже если не брать в расчёт шанс втиснуться в установку ларьков во дворах и вдоль тротуаров, то и на стационарных павильонах хорошо выходит. Главное что бы так это, – она пошевелила холёными пальчиками, – дёшево и сердито было. А им больше и не надо, если честно. Крыша, стены… Даже на счёт отопления не уверена, и уж тем более без облицовки.

– Вот это мне и не нравится. Разменивать качество на количество… Ну и отвлекает от базы.

– На счёт базы я тебе уже всё сказала – сосет бабло, как шлюха член! Смотри – кончишь, эйфория твоя пацанячая пройдёт, и вот тогда вспомнишь ещё мои слова. Только поздно будет. Лучше кинуть лавэ на арабов.

– Да, – Денис, дёрнув щекой, скептически причмокнул, – не стои́т у меня на них, мутные они какие-то. Такое впечатление, что им эти точки нахрен не нужны, но тогда вопрос – а что нужно? Не хотелось бы служить для них ширмой, того и гляди поимеют. Уж они любители пристраиваться сзади…

– Ой, прям! – Боярская капризно закатила глаза и встала у вешалки, всем видом показывая, что за ней надо поухаживать. – Ты со своим чистоплюйством прощёлкаешь возможность, вот и всё. А вот Филиппок не заставит себя долго ждать, уж будь уверен! Он, кстати, у кого ларьки для центрального вокзала брал, не знаешь?

– Разберёмся, – нехотя ответил Денис и набросил ей на плечи длинную шубу. – Ты вообще особо-то не заигрывайся, а то, смотрю, несёт тебя не в ту степь. Лучше с Жирного не слезай. Если начнёт мутить, сразу свисти. А я всё-таки прощупаю этих арабов для начала. Не нравятся они мне.

– Смотри, я предупредила. Желающих попасть в струю много. – Боярская застегнула последнюю пуговицу и прильнула вдруг к Денису: – Не нравишься ты мне последнее время. Вон, даже глаза ввалились. Тебе бы на море, под солнышко, а ты тут… – Подняла лицо, почти касаясь его подбородка губами. – А может, ну его всё нахрен, да поехали на курорт, Денис Игоревич? Возьмём ту же гостиницу, тот же номер, а? Безо всяких обязательств, исключительно ради здоровья?

Он снял её руку со своей шеи, отстранился.

– Если мне будет нужно, я найду с кем поехать. А ты лучше своим делом займись. Упустишь Жирного – отымею, поняла?

– Ой, испугал прям! – Она закинула сумочку на плечо и подхватила с пола дипломат. – А вообще, нудный ты стал. Стареешь, наверное. Забываешь, почему я работаю именно с тобой. – Окинула его укоризненным взглядом. – А зря, между прочим! – и выпорхнула на мороз.

Денис, чуть сдвинув в сторону тюль, долго смотрел ей вслед. А я сидела, как дурочка, куда посадили, и по-прежнему боялась шелохнуться.

– Извини, задержался. Не думал, что так затянется, – сказал вдруг он и повернулся ко мне. – Вообще не планировал дела делать, хотел расслабиться, а оно – как обычно. Ну ты чего там, присохла? Иди сюда. Есть хочешь?

Я, прикрывая сумкой дыру на колене, подошла.

– Водички бы…

– Вода вон, в баре… А ты… Ты куда так вырядилась-то?

Меня будто жаром обдало.

– Да прям! Ничего не вырядилась, я всегда так хожу.

– Н-да? – он отвёл мою руку с сумкой, оглядел драный чулок, задержался, прямо таки прилип взглядом к груди, наконец, скользнул по лицу. – Интересно… Давай, может, прогуляемся, пока накроют? Мне надо мозги проветрить… Да кинь ты сумку.

– Куда?

– Да вон на диван хотя бы, никто не тронет, – проводил меня задумчивым взглядом. – Покажу тебе красивые места, у меня тут речка и…

И вдруг замолчал. Я обернулась. Он смотрел на меня, вернее – на мою нижнюю часть.

– Ты… Мозги у тебя есть? – Подошёл, скользнул по бедру рукой, бесцеремонно задирая юбку, обнажая кружевные резинки чулок. – Опять с голой задницей? Я ж тебе говорил – свитерок потолще, шапку, джинсы. Говорил? Ну?

Я растерялась.

– Но это же… осенью ещё…

– Осенью?!  А что, потом я сказал что-то другое?

– Н… нет.

– Тогда почему не выполнила? Ну что за херня? – он раздражённо дернул юбку на место. – Или ты думала, я тебя прямо в машине на остановке отдеру? – Довольно грубо схвати меня за подбородок, заглянул в глаза. – Так тебе нравится, да? По-быстрому?

Я опустила взгляд и покраснела. Мыслей ноль, только стыд – такой, что хоть под землю проваливайся.

– Ну ка, иди за мной!

По довольно крутой лестнице мы спустились в подвал. Всё ещё недовольно бурча, Денис нащупал выключатель, и комната наполнилась приглушённым жёлтым светом. Я шагнула внутрь и обалдела.

Если наверху была, ну скажем, русская дворянская дача, то здесь – грот средневекового рыцарского замка, не меньше. В свете бра, имитирующих канделябры со свечами, стены из серого камня лениво мерцали слюдой. Потолок – невысокий свод, у правой стены – камин, причём настоящий, закопчёный, с поленьями за решёткой и стоящим сбоку набором всяких совочков, щипцов и кочерёг в кованной подставке. На полу – гигантская медвежья шкура с когтями, каждый размером с мою ладонь, и объёмной головой сверкающей стеклянными глазами. На стенах холодное оружие – сабли, топорики, ножи. Между ними – старинный шкаф «аля-камод» – с потемневшим от времени, покрытым паутинкой белёсых трещинок лаком и массивными бронзовыми ручками на дверцах ящичков. Над комодом большое горизонтальное зеркало в громоздкой резной раме. Два кресла-качалки. Грубый стол у одной из стен и пара лавок к нему. Кованая вентиляционная решётка под потолком – такая, что сама по себе произведение искусства. И контрастом к этому – дальняя стена, увешанная современными охотничьими ружьями. А под этой стеной – груда какого-то барахла.